- Подумать только, именно отсюда, с этого самого места открывалась вся панорама древней столицы, - молодой человек придвинул к веснушчатой переносице в роговой оправе очки и продолжил, - представь себе, - он со значительным видом поднял вверх указательный палец, - ещё великий Ольгерд распускал здесь свои знамёна…
Живое воображение понесло его в четырнадцатый век, изображая того самого князя в тяжёлых средневековых доспехах, верхом на бравом коне, окружённого своим ратным войском. В немом ожидании стоял Ольгерд на Поклонной горе и всматривался в очертания уже близкой Москвы. Молодому человеку в очках теперь казалось, что это он сам был князем литовским, и в лице его тут же выразились отвага и превосходство. Теперь события давно минувших дней, как будто воскресали в нём самом. Но, в отличие от князя, он с точностью знал наперёд, что последует далее. Его губы сами собой заклинающее зашевелились:
- Великий князь московский сильно испугался и ужаснулся, видя великого князя Ольгерда с его великою силою, пришедшего к нему таким могучим… И не будучи в силах дать ему отпор, послал к нему послов, прося его о мире и обещая дать ему великие дары, прося его, чтобы его из вотчины его Москвы не выгнал, перестал бы гневаться и взял бы у него, что хотел. И князь великий Ольгерд сжалился, и милость свою оказал, и не добывал его из Москвы, и заключил мир с ним… - закончил он почти шёпотом словами хроник Быховца.
Молодой человек снова поправил очки и глубоко вздохнул, как будто это он сам сжалился и оказал великодушие. Тот, кто сидел рядом с ним на скамейке, казалось, не слушал его, а погрузившись в собственные мысли, курил красивую, редкой работы старинную трубку. Второй был также молод, как и первый, но совершенно другого покроя. Черты лица его в общем сочетании делали внешность красивой и мужественной, но в отдельности же взятые были нескладны и даже нехороши. При частном рассмотрении можно было заметить, что нос был слишком большим, глаза маленькими, губы тонкими, а лоб широким. Но стоило им сложиться в одно целое, в одном человеке, как сразу же образовывался тот эталон мужской красоты, который так ценят женщины: глаз с прищуром, орлиный нос и решительная, слегка насмешливая улыбка. Сильный, мускулистый, подтянутый с широким и твёрдым лицом он выделялся на фоне своего невысокого и худощавого товарища. И вместе они были то, что в народе называют «небом и землёй», абсолютной противоположностью друг другу. Но, не смотря на такой разбег во внешности, никто не уступал в достоинствах, уме и благородстве друг другу.
Заметив, что собеседник замолчал, куривший трубку, сухо и чётко выговаривая каждое слово низким приятным басом, заметил:
- Мой друг, подобно младенцу, ты радуешься очевидным вещам. Ведь, куда ни ступи в нашем отечестве, непременно натолкнёшься на тот след, который оставил после себя НЕКТО великий, - сделав особое ударение на слове «некто», он глубоко затянул в свои лёгкие дым и долго не выпускал его обратно.
Парень в очках откинулся на спинку скамьи, и казалось, задумался.
- Да вот возьми хотя бы нас с тобой, - продолжил высокий красавец. - Сегодня мы здесь, на одной из этих многочисленных лавок сидим и восхищаемся князем Ольгердом, а завтра, возможно, будут с таким же восторгом говорить и о нас с тобой.
Худощавый мягко улыбнулся, отчего его рыжее, покрытое рябыми веснушками лицо, сделалось по-детски добродушным.
- Э-нет, Григорий, ты же знаешь, что я не из тех, кто вершит историю. Я скорее из тех, кто, сидя на лавке, восхищается, ищет причину и следствие событиям, вершившимся НЕКТО великим, - он снова потянулся к оправе, но тот, которого он назвал по имени, опередил его.
Ловким движением руки Григорий сорвал с лица товарища очки и, переломив их оправу напополам, прицелился в рядом стоящую урну. Метко полетели они в сорный бак и звонко приземлились на самое дно его утробы.
- Я же говорил, что они тебе больше не нужны. Ты и так прекрасно всё видишь.
Рыжий даже бровью не повёл.
- Да, пожалуй, - взъерошив свои курчавые жёсткие с красным отливом волосы, согласился он, - пожалуй, ты прав. - С непривычки он протёр кулаками глаза и быстро проморгался.
Молодые люди, казалось, никуда не спешили, а скорее коротали время, наслаждаясь своими мыслями, происходящей вокруг весне и просто жизнью.
- А что же было после Ольгерда? – для поддержания резко оборвавшегося разговора, спросил товарища Григорий.
- О-о-о, - оживился рассказчик, глаза его тут же заблестели, а пальцы сжались в кулаки, - в лето 1591 года здесь был разбит лагерь крымского хана Газы II Герая по прозвищу Буря. Но потомкам Чингисхана здесь пришлось не сладко. В два дня царь Фёдор Иоанович разбил сто пятидесятитысячную армию неприятеля... А всё из-за того, что Газы поверил ложному сообщению пленного русского лазутчика о прибытии в Москву большой рати из Новгорода, - молодой человек усмехнулся. - Испугался и дал дёру крымский хан, бросив большую часть обоза… До самой Тулы гнали его русские войска… Воля случая, можно сказать…
Григорий, в знак согласия, время от времени покачивал головой, но совсем не слушал своего товарища. Его мысли были далеко отсюда. Мерное бормотанье друга служило ему фоном для погружения в раздумья.
- И потом, - продолжал тот, - Смутное время! Польный и великий гетман Станислав Жолкевский удостоился чести бывать здесь, на Поклонной горе! – рыжий хотел поправить очки, но вспомнив, что их более не было на его переносице, просто потёр ладонями в предвкушении чего-то.
Григорий заметил его заминку и попытался вернуться к разговору. Внутренним чутьём он догадался, о ком сейчас заговорит тот. И даже приготовился к прослушиванию новой речи.
- Неужели Бонапарт? – шутливо заметил он.
- Да-да! – молодой человек заёрзал на месте. – Ещё в Кутузовской избе (они только что вернулись оттуда) я говорил тебе о той исторической неизбежности, принудившей русское войско к отступлению через Москву…
Но, возвращая свои мысли к Поклонной горе, он продолжил:
- Считая город покорённым и ожидая от бояр депутации, французский император в волнении расхаживал между своими генералами и не мог поверить в то, что перед ним была Москва! Именно здесь он, Наполеон I Бонапарт, изрёк своё знаменитое: «Вот он, наконец, этот знаменитый город! Давно пора!» И даже возможно на этом самом месте, где мы сейчас с тобой сидим!
- Возможно, - не разделяя восхищения своего товарища, равнодушно повторил Григорий.
Вообще личность Григория можно было причислить к тем, которые историю не изучают, а делают её. Будучи потомком донских казаков, он с самого рождения знал, что в его жилах течёт кровь свободного, гордого человека, готового в любое время к подвигам, приключениям и геройствам. Осторожно выбив о лавку свою бриаровую трубку и спрятав её в карман потёртого клетчатого пиджака, он щегольски пригладил на висках тёмные волосы и оглянулся по сторонам. Его красивое с прищуром во взгляде лицо выражало готовность к чему-то. Чувствуя нутром, что вот-вот в его жизни наступит тот самый Бонапартовский момент, он умышленно искал глазами то, что отозвалось бы в нём эхом.
- Петь, а Петь, лекцию о Поклонной горе я уже прослушал, давай теперь перекусим?
Пётр, довольный тем, что выговорился, одобрительно покачал головой. Хотя в ней, в этой самой феноменальной голове осталось столько невысказанного о советских солдатах, уходивших в сорок первом году Смоленской дорогой через гору на войну, и ещё о многом другом, связанном с этим необыкновенным, магнетическим местом «земных поклонов».
В крохотном кафе юноши плотно позавтракали. Аппетит у обоих был здоровым и не требовательным в выборе, таким, каким он может быть только у пышущих силой жизни молодых людей. И, как это обычно случается, после сытной пищи на человека наваливается леность и желание в бездейственном философствовании, такое же состояние нашло на наших попутчиков. Откинувшись на спинки стульев и вдыхая аромат крепкого кофе, они с наслаждением отпивали маленькими глотками из белых керамических с узеньким верхом чашечек вязкую почти чёрную жижу.
- Насчёт полёта не передумал? – Григорий испытующе посмотрел в узкое худое лицо друга, тут же вспыхнувшее густым румянцем.
Пётр было потянулся к оправе очков, но тут же спохватился.
- Чёрт, теперь придётся отвыкать от них, - мягко улыбнулся он и добавил, - нет, не передумал.
Этот полёт был мечтой всей его жизни и поступиться просто так он не мог. Слишком долго он шёл к этому. Страх всё же присутствовал, но не было другого, не было путей отступления. Это был тот самый случай, когда права выбора просто не существовало. Когда вариативность приравнивалась к единице, и этой единицей был сам полёт. Но такая неизбежность, даже неминуемость казалась сама по себе прекрасной. Он чувствовал, что должен, а остальное было не важно. Живо представив себя мальчишкой, так яро мечтающем о полёте на воздушном шаре, он с твёрдостью добавил:
- Я не могу предать себя. Если бы тот восьмилетний Петька, с книжкой Жюля Верна под мышкой, посмотрел на меня нынешнего, он не очень бы обрадовался результату. Горбатый, в огромных очках…
- Перестань, - перебил его товарищ, - у тебя ещё всё впереди.
- Да… я хотел бы, чтобы он гордился мной… понимаешь? – он страдальчески посмотрел на товарища. Тот молчал.
Григорий тоже сделал усилие, чтобы вспомнить и себя пацаном. Ведь он тоже когда-то мечтал. Но, пожалуй, все мечты детства он итак воплотил в своей жизни в реальность и теперь был недоволен другим. Он был одинок. Одинок в своей силе. Его друг, теперь почти брат, никогда не был для него конкурентом, а скорее той тихой гаванью, в которой он всегда находил душевный покой. С которым он был неразлучен последние годы и который был единственным человеком, кто не отвернулся от него. «Ах, лучше бы я погиб, погиб тогда, когда погибли все. И не было бы сейчас всего этого, и не было бы меня самого», - взглянув в горящие глаза Петра, он, соглашаясь, кивнул головой. - «Нет, надо жить, надо, чтоб Петька полетел, я так обязан ему. Надо жить!»
Расплатившись за завтрак, парни, не обременённые ничем более, вышли из кафе и направились в сторону большого экрана, с которого уже по всему парку Победы разливался торжественный и строгий голос диктора: «Внимание, говорит и показывает Москва, слушайте и смотрите Красную площадь. В ознаменование 74-й годовщины победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 года – парад Победы!» После раздался бой курантов и молодые люди прибавили шаг.
- Ещё неделю назад я бы мог достать нам пропуски на Красную площадь! – перекрикивая голос с экрана, похвастался Григорий.
- Неделю назад это не имело значения! – прокричал ему в ответ Пётр.
- Даже если бы и достал, боюсь, сегодня нас туда на пушечный выстрел не подпустили.
- Это верно! – Пётр неоднозначно подмигнул.
Друзья затесались в толпу и уже оттуда лицезрели шествие, проходящее в самом сердце хлебосольной.
А тем временем на Красной площади отзвенел бой курантов и под музыку песни «Священная война» знаменитая группа батальона почётного караула Преображенского полка вынесла российский флаг и легендарное Знамя Победы – красный стяг. Тот самый, который бойцы 150-й ордена Кутузова II степени Идрицкой стрелковой дивизии Алексей Берест, Михаил Егоров и Мелитон Кантария водрузили над Рейхстагом 1 мая 1945 года. Весело развеваясь на ветру, символы России и Победы торжественно проследовали между гостевыми трибунами и парадными расчётами.
Принимал парад министр обороны генерал армии Сергей Шойгу, а командовал главком сухопутными войсками генерал армии Олег Салюков. На центральной трибуне наблюдали за всем происходящим президент, ветераны и гости мероприятия.
Выезжая на новеньком Аурусе, в выглаженной тёмно-зелёного сукна форме, министр обороны дал своему шофёру команду остановить машину под аркой Спасской башни. Подъехав туда, он снял фуражку и, сложив пучком, белые в перчатках пальцы, перекрестился. Его круглые смуглые щёки вздрогнули, а лицо тут же преобразилось. Выражение стало простым и лёгким, каким бывает только в кругу самых близких людей, но это длилось так недолго, всего каких-то несколько мгновений. «Ну, дай Бог, чтоб без сучка и задоринки», - подумал про себя генерал. Наклонив седую с залысинами голову, он неспешно водрузил на неё фуражку, а когда снова поднял вверх, то все увидели совершенно иного человека: серьёзного, представительного и строгого. Кабриолет медленно тронулся с места и покатил его к парадному строю.
По традиции Шойгу предстояло поприветствовать всех военнослужащих, стоящих на Красной площади. Под громкие звуки оркестра его автомобиль неспешно продвигался вперёд, делая остановки на разметках в нужных местах. Но стоило ему на минуту остановиться, как всё смолкало, и в космической тишине раздавался картавый возглас генерала: «Здравствуйте товарищи!» И эхом ему вторили тысячи голосов, сливаясь в один общий: «Здравия желаем, товарищ министр обороны!» «Поздравляю вас с семьдесят четвертой годовщиной победы в великой отечественной войне!» - снова обращался он ко всем и под шквальные раскаты оркестра и восторженного боевого клича «Ура-а-а-а! Ура-а-а-а! Ура-а-а-а!» двигался дальше. И вновь всё смолкало, и повторялось снова. Салюков ехал поодаль от Шойгу, на таком же новеньком чёрном кабриолете, играя роль второстепенную.
Наконец, объехав все войска, автомобиль генерала армии направился к центральной трибуне с докладом о готовности к параду президенту Российской Федерации, верховному главнокомандующему вооружёнными силами Владимиру Владимировичу Путину. Тот в строгом чёрном костюме, отличаясь простотой одеяния среди блеска мундиров и расчётливой выверенности движений военных, добродушно подал руку министру обороны. Шойгу поспешно снял перчатку и крепко пожал мягкую ладонь президента. Их взгляды встретились, на мгновение задержались на лицах друг друга и так же сухо и холодно разошлись. Шойгу сыграл свою роль и, наконец, с облегчением выдохнув, поспешил скрыться на подготовленное для него место на трибуне. Все взоры обратились на президента. Тот неспешно проследовал к микрофону и, выдержав небольшую паузу, начал свою речь.
Слова его, как всегда, были превосходными: общими для всех и частными для каждого. Громкие и крепкие, словно птицы, они, пролетая над парадным строем, жадно выхватывались служивыми, ложились на их сердца, впитывались в их души. Миллионы людей по всей стране, по всему миру, прильнувшие к экранам телевизоров, с замиранием сердца следили за происходящим на Красной площади. Голос верховного, то понижаясь, то возрастая и накатываясь, звучал над всем русским миром и магнетически действовал на внимающих. Гордость за подвиги предков расправляла плечи каждого, кто слушал и слышал обращение. Память о победе плотным кольцом замкнула всех тех, кто не забыл, кто принимал участие, кто смотрел трансляцию, кто стоял в строю на площади, кто не вернулся из боя с тем, кто сейчас говорил. Говорил душевно, говорил трогательно, говорил гордо и местами даже жёстко. Ветераны смахивали нахлынувшую слезу, слезу смахивали в строю юные парни и девушки, растирали её по щеке в Петербурге, Одессе, Севастополе, Волгограде, Киеве, Бресте, Керчи, Новороссийске, Минске, Туле, Мурманске, Смоленске и ещё многих других городах земного простора. Радовались и скорбели одномоментно все вместе…
Прошла минута молчания в память жертвам войны. Голос президента нарушил всеобщую тишину: «С праздником вас! С днём Победы! Ура!» Всё кольцо ожило, зашевелилось и ответило тем же: «Ура!» Пушечные залпы под кремлёвскими стенами, гимн страны в исполнении военного оркестра, последовавшие далее распоряжения Салюкова дали команду торжественному маршу по Красной площади.
Тридцать пять парадных расчётов, участвовавших в пешей части, приготовились к движению. Более чем тринадцати тысячам блестящим, вымуштрованным в линейку военнослужащим была оказана честь пройти по брусчатке перед главной трибуной страны. Это были те самые, как казалось на первый взгляд, везунчики и баловни судьбы, которых удостоило вниманием высшее руководство. Но, на самом деле, самые одарённые, самые сильные, самые отважные и смелые, самые лучшие представители военного сословия. И не ради того, чтобы покрасоваться, а чтобы показать, что обыкновенные люди могут собственными усилиями и стараниями сделаться совершенно необыкновенными, лучшими, неповторимыми! И музыканты, неустанно задающие ритм и темп – сто двадцать шагов в минуту – заиграли что есть мочи для них на своих инструментах.
Торжественный марш по традиции открыла рота барабанщиков Московского военного музыкального училища Минобороны, увлекая за собой знамённые группы с Государственным Флагом, Знаменем Победы и Знаменем Вооружённых Сил. За ними сразу же замелькали красные погоны самых юных участников – воспитанников московского и тверского суворовских военных училищ, за которыми промаршировали нахимовцы, кадеты и юнармейцы. Детские весёлые лица, ещё полные надежд, но уже по-взрослому гордые сияли в каждой шеренге, в каждом ряду. В числе парадных расчётов следовали курсанты разных военных учебных заведений, от Ледовитого океана и до Чёрного моря.
Контрастом на празднике стал выход женщин. Мимо трибун промаршировали лучшие представительницы военной академии связи, подразделение военнослужащих-женщин военно-космической академии и курсантки военной академии воздушно-космической обороны имени маршала Жукова. Девушки в белых юбках и белых шляпках, круглолицые и чернобровые красавицы, разбавили своим присутствием чопорную строгость атмосферы. Вот от них-то невозможно было глаз отвесть, триста метров брусчатки, пройденной их миниатюрными ножками, казалось, не было пропущено никем. Казалось, что никто даже глазом не моргнул, глядя на девичьи расчёты, ведь в этом году они впервые принимали участие наравне с мужчинами.
Каменноликие гражданин Минин и князь Пожарский лицезрели со своего пьедестала, как друг за другом мимо них прошли военнослужащие всех видов и родов войск вооружённых сил России, военная полиция, МЧС, пограничники, Росгвардия и в конце - Кремлёвские курсанты, завершившие пешую часть.
Вскоре под звуки флейт и барабанов музыканты стали освобождать площадь для прохождения военной техники. И механизированная колонна в размере ста тридцати единиц двинулась вперёд. Возглавил проход легендарный танк Великой Отечественной войны Т-34. Вслед за ним на общее обозрение вышла современная колёсная техника. Перед трибунами прошли бронеавтомобили многоцелевого назначения «Тигр» и «Тайфун» с противотанковым комплексом «Корнет» и боевыми модулями «Арбалет». Растянулась огромной мощной вереницей танковая колонна. Гусеничная бронетехника колотила брусчатку, перебивая звуки подвинувшегося в сторону оркестра. Её сменила новая бронетехника воздушно-десантных воск – боевые машины десанта и бронетранспортёры. Артиллерия Сухопутных войск была представлена 152-миллиметровыми самоходными гаубицами, имеющими лучшие в мире высокоскоростные и огневые возможности. За ними двинулись ракетные комплексы «Искандер-М», реактивные системы залпового огня «Смерч», зенитные ракетные комплексы «Бук-М2» и «Тор-М2» и зенитные ракетные системы «Триумф», отличающиеся способностью отражать воздушно-космическое вторжение.
В завершение прокатили пусковые установки ракетного комплекса «Ярс» в сопровождении подразделения охраны на автомобилях «Тигр». Замыкали парадный строй боевой техники колёсные боевые машины пехоты «Бумеранг» с флагами видов вооружённых сил. Мощь и сила, наконец, отгремели по каменной дороге.
Совместное выступление военнослужащих отдельного комендантского Преображенского полка, суворовцев московского военно-музыкального училища, музыкантов оркестра московского гарнизона и девушек курсанток военного университета закрыли парад Победы. Под звуки марша «Прощание славянки» все участники покинули Красную площадь.
«В связи со сложными метеоусловиями по маршруту пролёта авиации в московском регионе авиационная часть парада отменяется», - сообщили в Минобороны. И воздушной части не было, но это не испортило общего настроения. Впереди было ещё много интересного.
