Тот август 1922 года Захаров запомнил навсегда. Три месяца назад он обосновался на японской стороне Сахалина. Тогда атаман Зогурко туда переправлял коней и казаков. И сказал ротмистру Захарову:
«Павел Семёнович! А ты и не думай бежать в Америку. Здесь, на Сахалине, нас не тронут – тут японская территория. И, законы, почти как в Российской империи».
Захаров остался. И стал он рыбачить - с лодкой, которую купил и с командой, что нанял в прибрежном посёлке у реки. В тот день был туман над морем и ещё выстрелы.
Захаров правил баркасом с двигателем, а парус они не ставили. С час, как рыбачили на местной банке, где обычно ставили сети. В тумане и в тишине раздался треск пулемётных очередей, потом смолкло, но уже послышались револьверные и винтовочные выстрелы.
Дальше снова пулемётная «трель». Боцман Федирко прислушался к канонаде. «Семёныч! Два «Максима» сначала «стегали», а потом из ручника ответили. Ишь, как убедили, тихо».
Вечер «убрал с воды» весь туман и Захаров посмотрел в морской бинокль. Там – катер. Боцман Федирко лишь вопросительно посмотрел. «Ну, шо, Семёныч! Поглядым, что там було. Га?». Его говор хохла наводил всегда улыбку в любой ситуации. «Да, мы поплыли».
Матросы достали, из носового сапеля, ручной пулемёт «Льюис», три карабина Мосина, а Захаров вытащил из кобуры верный «наган». Оглядел всех, вся дюжина уже была готова.
Спустя час, когда волнение увеличилось, они уже пристали к борту катера. Боцман сразу бросил багор и зацепил за рангоут. Сам притянул баркас. Сразу, на носу, увидели труп с погонами лейтенанта, его перевернули.
Возле мёртвого рулевого лежал матрос, который, видно, стрелял из «ручника» в ответ на очереди «Максима». Тоже пулемётчики и, у него, отняли жизнь. Федирко держал «Льюис» наперевес, а вся команда продвигалась дальше.
В рубке удалось найти трёх раненых женщин. Как оказалось жену полковника Веселова и двух её служанок. А, семеро мужчин, из их экипажа, были мертвы. Полковница была в забытьи. Её сильно ранили в левую руку, она успела перевязать дам, а сама была на грани смерти.
Захарову принесли аптечку с баркаса. Он сразу дал женщине нашатыря, а потом разрезал рукава блузки и свитера и стал менять кровавую повязку, которую заливал водой.
В посёлке понесли на носилках в госпиталь. Майор Пархоменко, который, как военврач, служил у японцев, сказал: «Спустя неделю выпишем». Захаров часто приходил к мадам Веселовой, муж которой с офицерами пытались переплыть пролив к японцам на Сахалин.
Да, не повезло - в тумане налетели на пограничную стражу. Всех и уложили, только дамы были живы. Захаров всё ухаживал за вдовой полковника. Федирко - за самой молодой. А бывший становой Совейко ухаживал за бонной из соседнего семейства во Владивостоке.
Всем понадобилось больше месяца провести в госпитале. Потом их выписали и Захаров пригласил вдову к себе. «Галина Николаевна! Прошу - ко мне. Думаю, вам понравиться». Спустя неделю они жили как муж с женой. А потом он даже предложил венчаться.
«Павел Семёнович! Вас не смущает, что я от вас на полтора десятка лет старше». «Меня – нет». А дальше пошли дети, почти все - погодки. Когда крестили седьмого сына Павла, Захаров наклонился к жене. «Галинка! А, ты видишь, как на острове детки рождаются? И не надо спрашивать про разницу в возрасте?». Жена улыбнулась: «Паша! А я ещё - девочку хочу».
