Посвящаю моему дорогому другу
и очень хорошему человеку,
с трудной судьбой, но невероятно
красивой душой, моей Ирише.
Душа, нежная, трепетная, чистая, словно родниковая вода, изо всех сил устремилась на встречу самому дорогому человеку маленькой пташкой. Мамочка. Душа так долго её выбирала. Необыкновенную, ласковую, красивую и самую родную. Она вот-вот должна была родиться, мамина долгожданная девочка. Мамин чарующий голос давно приводил девочку, уютно устроившуюся у той под сердцем, в состояние ликования. Любящие мамины руки всегда отвечали на попытку девочки заявить о себе. Ещё чуть-чуть и они встретятся девочка и её маааамаааа… Душа пела восторженно, когда девочка оповестила громким криком мир: - Я родилась! Здравствуй мама!
- Доченька моя, Ирочка, Иришка, солнышко моё, - мама пальчиком гладила сморщенную щёчку, смешно топорщившиеся волосики, бровки-домики. Слёзка, скатившись по маминой щеке, упала на крохотный носик, и мама тут же убрала её своим поцелуем. Малышка жадно припала к маминой груди. Вкусно! И тепло. И…Душа не прогадала с выбором.
Им было так хорошо вдвоём! Если бы не…
- Заткни её! – голос был грубым и страшным, отчего Иришка расплакалась ещё громче, - Ты меня слышишь? Или я сам её заткну! – от хлёсткой пощёчины и маминого вскрика девочка зашлась в истерике.
Мама схватила её на руки и, пытаясь успокоить, скрылась в другой комнате. Всхлипывания становились всё тише и тише, мама забирала у своей малышки боль и страх, ласково укачивая и, сквозь слёзы обиды, мурлыкая добрую песенку. Душа тогда впервые перепугалась не на шутку, скукожившись в самых потаённых глубинах. Тот, кто радовался рождению девочки, или, по крайней мере делал вид, тот, кто должен был защищать и ограждать от зла, тот, кто звался папой, вдруг сам показался воплощением зла. Монстром в человечьем обличье, посмевшим причинить боль её мамочке. Девочка тогда не знала, что это лишь «первая ласточка», самое начало кромешной бездны, в которой ей предстояло выжить.
Иришка росла смышлёным ребёнком. В то время, когда её сверстники изучали азы взросления, она изведала все самые надёжные схроны в квартире, где можно было укрыться, когда родитель входил в раж. Душой чувствовала, где безопасней, она всегда подсказывала. Периодически дружа с «зелёными чертями», он становился совсем неуправляемым и «наливался» безрассудным гневом. Кого можно было ранить безнаказанно? Ту, кто всегда рядом. Промахнуться то невозможно. Мамочка падала на пол тряпичной куклой, а Иришка, выждав, когда Монстр забудется пьяным сном, спешила ей на помощь. Скрыться? Исчезнуть навсегда? Девочка очень об этом мечтала, только детским своим умом не понимала, как. И мама не знала, бежать было некуда и защитить некому. Реабилитационных центров тогда ещё не придумали, а равнодушие окружающих в их отдельно взятом городке зашкаливало до неприличия. Включая служителей той, которая «меня бережёт». Нет, конечно, с регулярной периодичностью родитель в себя приходил и пытался быть образцовым отцом и мужем, но снова и снова один адский виток сменялся другим.
Мама смотрела на дочку и улыбалась. Красивая, молодая, 32-летняя женщина, Иришкина нежность и любовь, защита и надёжный тыл. Жить бы, да жить. Фотография мамы на голубом памятнике никак не вписывалась в толк и разум. Душа рыдала так, что у девочки перехватывало дыхание. Её крылышки тлели болью от осознания вселенской беды. Тот, который приложил кулаки к смерти жены, ронял скупые слёзы, кладя чахлые гвоздички на свежий холмик, у венка с надписью на чёрной ленточке, казавшейся вызывающе циничной: «любимой жене». Её мамочка была достойна самых чудесных цветов мира и самых чарующих ароматов. Не в этой жизни. Так сложилось.
ОН протянул Иришке руку и потащил к выходу с кладбища. Ему нестерпимо хотелось запить «досадное недоразумение». Восьмилетняя «спиногрызка» упиралась и плакала. Он больно сжал её ладошку и привычно гаркнул. Душа вдруг ясно осознала, что в кромешной бездне теперь придётся выживать по «индивидуальной программе».
Одна. Совершенно. Маугли «городских джунглей». Люди вокруг словно ослепли разом. Им было не до девочки, жившей по соседству, но существовавшей в параллельной вселенной. Они «бежали» своими жизнями, скупая «ножки Буша» и запасаясь на всю оставшуюся жизнь сахаром, консервами и свечами, очевидно намереваясь «подсвечивать» близившийся «конец света». Даже те, которым в силу благородства профессии, было предначертано учить и «врачевать детские души», лёгким росчерком «определили» девочку в «безобидное существо социального дна», мол, захочет, выживет. А Душе мечталось, что вот-вот кто-то из них прозреет и протянет Иришке руку, или скажет доброе слово, или…
ОН пил теперь самозабвенно. Скудное детское пособие таяло в считанные дни. Когда в доме не осталось ничего ценного, в ход пошли детские вещи, посуда и постельное бельё. Чистые простынки остались в памяти девочки, как предметы роскоши, старый ватный матрац и потрёпанное одеяло, к счастью, никто заиметь не пожелал. Неумелыми пальчиками она штопала почти прозрачные вещички и бельё. Стирала обмылочками, украдкой «стянутыми» в школьном туалете. И никогда. Никогда! Не позволяла себе появляться на людях грязной замарашкой. Однажды Иришке привалило счастье. У всех оно разное. Счастье девочки «крылось» в яркой картонной коробке, в подъезде у мусоропровода, чудо заморское – стиральный порошок. Душа скакала от радости, пока девочка преодолевала последний лестничный пролёт, предусмотрительно пряча «трофей» под кофточкой. Эта стирка стала событием из разряда фантастики! Иришка не обращала внимания на стёртые пальчики, она очень старалась привести немудрёный гардероб в «божеский» вид. Даже напевала под нос весёлую песенку. Аромат свежевыстиранного белья действовал умиротворяюще. А может?... Да! Щедро посыпанная порошком старенькая мочалка заскользила по худенькому телу. И голову! Конечно! Её волосы давно позабыли о существовании шампуня. Румяной и чистенькой девочка ложилась спать. Даже ругательства, изрыгаемые пьяным родителем, не испортили настроения и ощущения свежести. Волдырики покрыли её с ног до головы к утру. Зуд был нестерпимым. Прогулять школу даже не пришло в голову. Математика была первым уроком. Дородная директриса, с фиолетовым начёсом на голове, несколько минут брезгливо морщилась, глядя на постоянно почёсывающуюся девочку. И «гавкнула» по фамилии. И при всём классе назвала вшивой. Иришка, конечно, пыталась оправдаться аллергией, но «педагог со стажем» погнала девочку из класса за справкой, под косыми взглядами и злобными усмешками чистеньких и аккуратненьких «благополучных» одноклассников. А на следующий день мамаши «благополучных» устроили самосуд. Вычислив девочку и таская её за косу в школьном коридоре, они кричали на «подзаборную бродяжку», никак не достойную находиться вблизи их милых деток. И в этой «битве», не смотря на весомый аргумент в виде справки, девочка осталась поверженным изгоем, недостойным извинений со стороны сытых и успешных, всегда «правых» взрослых. И никому не было дела до чувств одиннадцатилетней девочки из «социального дна».
Мамина фотография потускнела с годами, но её светлая улыбка подействовала на Иришку успокаивающе. Может ли кладбище стать «местом силы»? Для девочки да. Здесь покоилось её доброе, хоть и такое коротенькое счастье. Она бывала здесь реже, чем хотела бы, но уж когда бывала… Только здесь, оградившись от всего мира, она давала волю слезам. Скупые дождинки закапали на облупившийся памятник. Или это мама плакала вместе с ней? Как она могла утешить свою девочку? А Душа рвалась и кричала, уже затаив нелюбовь к людям, презрительно фыркающим в сторону ни в чём не повинного ребёнка.
Основано на реальных событиях.
Продолжение следует.