Невозможно бывшее сделать не бывшим, и не может быть так, что будущее не могло бы быть бывшим. Коль скоро, будущее которое не может быть бывшим, это скорее может быть вечность. Что, впрочем, и не прошлое, и не настоящее, и не будущее, и разве что все это с таким предикатом вечности. Линейное простирание времени. Цикл и линия. Спираль. Может быть забавно, коль скоро такие образы отчасти просты. Какие угодно сложные линии могут быть в виде складчатости образами времени, лента Мебиуса ближайший пример. Но посмотрите на трехмерные фракталы, которые таким же образом можно скручивать еще и в ленты, в которых внутреннее складывается внешним. Внешнее внутреннее, до и после, прежде потом, могут гладко переходить друг в друга, образуя не гладкость, складчатость. И иначе, не гладкое может быть залогом гладких переходов в единство. Пространственно-временная форма. Открытые и закрытые системы.
Каким образом миф может иметь значение, может быть не очевидно, но очевидно, что он имеет смысл, играет словами. И иначе, если ни обратным образом эквивалентно, молчание, которому может быть, что сказать, очевидно имеет значение, иногда подобно туче на горизонте, но может быть не очевидно, каким образом оно может играть словами. И разве что Дед пул, что по определению трас живо мертвый. Для мифа нет ничего невозможного, и в картине Мстители финал, это легко сказал любимый молотка. Ничто из ничего и обратно в ничто, легко. Но именно поэтому и в мифе, могут быть безвозвратные обмены. Иначе. Бытие есть- не бытия нет. Ни только нечто из ничего, не возникает, но и ничто из ничего, просто и не просто потому что, ничто нет. В известном смысле не может быть ни будущего, которое не могло бы быть прошлым, ни фантазии, которая не могла бы быть тем бывшим, которое не может таким бывшим не быть. Нет ничего в мифе поэзии чего не было бы в материализме математики и символической логики. И сказочник бытия не рассказал о нем ничего что не мог бы знать ученый отношений. Обратное может быть удивительно, что ученый отношений ни знал ничего большего, чем знал сказочник бытия. Это тождество всегда уже настоящего, что отличается от прошлого только тем, что может быть еще и будущее такого настоящего. И если не различие на прежде и после, то в такой непрерывности просто не было бы никаких ни разнородностей, ни разрывов. И в известном смысле, различие на прежде и после, это само время, что вносит дискретность, в непрерывность разъятости пространства, некую необратимость. Не линейность времени, поэтому, может быть, столь же обычное дело, коль скоро могут быть времена неорганики, скажем полураспада, органики, скажем амебы, или хозяйственно экономических формаций, что могут быть все на территории, и скажем, времена сознания, разума. Их бы не было не будь необратимых событий времени. Сложный вопрос поэтому в том, что все эти времена объединяет, почему время может не использоваться, словно омоним во всех этих случаях, таких различных времен индивидов и обществ, слов и вещей. И что это за пространство времен? Каким образом произведение искусства, что ничего не меняет в мире может быть тем, что в виде события вносит отличие между до и после? Ведь кино картина - это не статуя и даже не картина станковой живописи, и в виде флэшки может занимать совсем мало места. Событие же, о котором произведение рассказывает может быть Вселенского масштаба, такое, что быть может, ни такого события, ни такого масштаба, лучше бы и не было. Но возможно для этого и существует миф.
Может быть так, что Танос, это герой героев, коль скоро, начиная с какого-то то момента времени истории, он, мог бы умалчивать о том, к чему он ведет дело, к победе Мстителей? Ни капитал Америка деятель, но Танос. Почём нам знать об этом? Но в таком случае бывшее могло бы быть не бывшим, а будущее тем, что не может не быть бывшим прошлым. И это могла бы быть не игра слов или образов, в которой прошлое оказывается именем для будущего, а будущее именем для прошлого. Сбывшегося события могло бы не быть в прошлом, и это могло бы быть все еще прошедшим, и будущее не могло бы не быть прошедшим, оставаясь тем не менее будущим. И коль скоро, речь шла бы все время о настоящем, то никаких событий просто не было бы. При том, что они могли бы твориться какие угодно. Мстители финал- это и поэтика мифологической истории. Ее цель событие, которое не происходит, но которое, тем не менее есть. Мы бы сказали событие, что "может быть", но для мифологического сознания происходящее на экране- это сущая правда, а не мир, что его окружает. Просто и не просто потому, что такое происходящее всегда уже настоящее. В этом ведь, кроме прочего ближайшее различие исторического сознания от мифологического. Для исторического сознания, картина, это, или возможное прошлое, или возможное будущее или возможное настоящее, при чем всякий раз в какой-то мере и с какими-то допусками, на ситуацию истории. Для мифологического сознания все может быть гораздо более однозначно, это действительность настоящего. И гораздо сложнее, коль скоро это может быть действительность события, такого, которое не может и не должно быть, ни прошлым, ни будущим, ни настоящим. Смешны могли быть поэтому инвективы античных атеистов, что могли настаивать на том, что изображать богов в виде безнравственных людей только с предикатами вечности наивно. Но это и было заклятие, некое заключение на Олимпе, что уже могло носить иронический характер, подобно тому как плохие парни могут высмеиваться Земекисом, но все же, быть героями его повествований, при том что в известные времена, именно они могли быть желанны, Wonted, в отличие, от всех остальных. Это все равно, что пенять историческому сознанию на то, что оно в упор не видит предсказательной силы произведений искусства или на то, что ни смотря на это произведения искусства не предотвращают то, на что намекают. Миф заключает в себе весь ужас генезиса, по отношению к которому все что теперь происходит, это плато благодарности, которое совсем не собирается что-то менять. Дело видимо в том, что такое плато не единственно возможное. Может быть, поэтому, кроме прочего, коль скоро, трудно не признать, что вовлеченность в ситуацию традиционных занятий, не могло бы дать отличия, и мифологическая история ни могла бы восприниматься, в иное время, как забавная сказка для детей, коль скоро, они кроме прочих пограничных жителей общины, все еще растут -меняются. Как показал философ-этнограф могли быть три горизонта мифов с различными функциями, но сходящихся к одной задаче, обеспечить целостность весьма разнородной системы. В которой различие на живых и мертвых могло быть условностью. Впрочем, как известно по этнически консервативным обществам современности, не стоит может быть мерять наше обще человеческое прошлое, коль скоро это могут быть как раз окончания цивилизаций, а не их возможные начала.
Дело видимо, не просто в том, что колебание от мифа к логосу и от логоса к мифу, могут быть равнозначными, никуда не вести, но в том, что было так, что логос пришел на смену мифу. И это бывшее невозможно сделать не бывшим. И почему это не проклятие? Новая степень свободы, что, как раз понижает мощь предсказания, которая, как ни странно, была у шамана, при всем его, отчасти, мнимом не знании, в мифе? И видимо ответ известен, но вопрос почему, может быть все еще открыт, разум, это не болезнь к смерти, но к благу. Сама мысль о том, что бог может добровольно подчиниться требованию времени могла быть безумной.
Сложность как известно в том, что это может быть болезнь. Ничто не просто может быть, но видимо, есть, и есть в виде сознания, что такое - ничто, дырка в бытии. Но почему бы тогда Таносу ни быть героем героев? Борцом, пусть скорее и по себе, с могуществом целестиалов, что хотели использовать его, мол, для восстановления баланса, но в пользу своей линии господства, но не удалось? Разве не этот мотив был разыгран в одной из картин франшизы? Легко. И мало того, что для этого необходимо рассказать историю Таноса. Это должна быть история в известном смысле. То есть, ни только в том, в каком в истории может быть сюжет- миф. Но в соизмеримости со зрителем. Об этой соизмеримости миф не слишком заботился, могло быть достаточно того, что мог быть шаман, который понимал его. И почему бы это? Почему бы психологическому характеру героев ни занимать, все больше и больше места, во всей этой истории создания историй? То, что может быть множество верных и не очень ответов на эти вопросы, не отменяет вопроса о том, каким образом миф и логос могут менять меры своего участия, становясь попеременно в таких мерах, то мифом, то логосом, прошлым и будущим, в настоящем. Вовлеченность в технологическую связность, что молчалива и для которой все имеет значение, характерная для консервативно этнических обществ, не просто соседствует, но ни могла бы быть возможной без мифа, что играл словами и темами буквально как хотел, если бы не было художника шамана. Но в этом же фактичность сети Интернет. Это ни просто кладезь информации, но одним и тем же жестом, самое что ни на есть мифологическое пространство множества времен. И отличие видимо в том, что теперь сингулярный индивид, а не сингулярная община, граничит со всем остальным таким образом. То, что историческое сознание кончилось можно констатировать только в виду таких простых и не простых обстоятельств. Но очевидно, может быть, что этот конец, как и любая такая смерть: искусства, автора, героя, эксперта, ковбоя, бога, и т.д., и т.д., ровно по тому же условию может длится весьма долго. Просто и не просто потому, что Бог, который все эти смерти искупил Воскрес. Литературоведы могут отлично знать шкалу, в которой притча- это не миф, но миф в обыденной ситуации, в отличие от более правдоподобных или не правдоподобных историй. Но именно таким же образом, они не могут не знать видимо, что такая шкала из разных мер для единства мифов и историй логоса, крайними пунктами в которой могут быть документ и сказка, и менялась со временем, и существовала не всегда.
В чем же особенность такой картины, как Мстители Финал, фантастическая техника, что быть может никогда не будет обыденностью и таким образом, совсем не прошлое, что не может не быть когда-то бывшим, или иначе, как раз то, что быть может когда-либо окажется такой обыденностью, и миф, игра спекулятивными принципами, что олицетворены в героических персонажах, перемешаны в невиданной ранее мере наглядности вида обыденной истории, исходный и конечный пункт которой, это железный человек. Никогда еще битва модерна и традиции в форме мифа постмодернизма, ни порождала модерн в такой степени.
Можно подумать, здесь может быть, чему удивляться, когда камни, в виде процессоров цифровых компьютеров могут говорить и писать, железные машины ловко танцевать, а гравифлайеры летать, в лабораториях микробиологии могут выращивать кожу из стволовых клеток с возможным горизонтом такого выращивания, для любых органов, почему бы не быть таким картинам, как Мстители финал. И действительно, никогда еще человечество ни было так близко к горизонту изменения вида, пусть и с иной своеобразно временной стороны, как после окончания атропогенеза.
Когда Мерло Понти, пытается априори различать прошлое, настоящее и будущее, во времени сознания, то он отчасти ведет себя как господин, который спит приуроченный к своему миру, но хочет делать вид, что он бодрствует. Но господина нет, вернее может быть только один трудящийся. Что тут же может вызывать ту сложность, что теперь прежние уровни свободы могут желаться в виде состояний регресса- чувствовать себя господином мира, пусть бы и в виде войны.
И потому еще поиск красивых геометрических фигур из человеческих иногда слишком человеческих ситуаций, чем часто так славился структурализм, в бинарных оппозициях, частично сочиняя за объект, не мог ни встретить критики, что сама могла быть скорее сладкой речью увещевания, деликатностью деконстрцукции. И потому вопрос, может воспроизводиться и таким образом, коль скоро ностальгия по традиции, превратила ее в такую запоздалую чувственность, так, может быть, что, ранее свергали царей, теперь же чаще всего памятники: строгая суровость судьбы перед событием бытия или нулевой уровень роста под сенью мифологического сна, о чем бы, и о ком бы то ни было, но прежде всего, о человеке.
И ответ так же хорошо может быть известен, наше богатство не в деньгах и не во власти, и не в природе, исключительно, но в свободе творения первоначальных генезисов.
"СТЛА"
Караваев В.Г.