Подбадривая себя таким образом, они почти не чувствовали усталости. Только голод заявил о себе, желая, чтоб к нему отнеслись с почтением.
- Пошли пообедаем, - предложила Марина, закончив разбирать шестую полку.
Они ели вчерашний борщ и гуляш, в избытке оставшиеся со скромных поминок. Марина даже выставила на стол недопитую
бутылку "Русской".
- Будешь? - спросила она Николая и, не дожидаясь ответа, достала из буфета рюмку.
- А ты? - удивленно посмотрел он на нее, - За помин души.
- Не хочу, - отказалась она, прихлебывая горячий борщ, -- И вообще, давай больше не будем на тему...
- Всё. Понял. Не будем, - сделал жест ладонью Овражников. - За успех нашего предприятия, - и залпом заглотил водку.
За сорок минут, которые были посвящены обеду, они успели переговорить о многом. О ценах на энергоносители, о жирности копченой мойвы, о зарплате цирковых артистов, о жестокости Гитлера и даже о мусульманском вероисповедании. Говорил в основном Овражников, выкладывая почти все свои умственные накопления, что когда-то почерпнул от Вязова. Марине оставалось лишь поддакивать, а иногда и удивляться. Она ловила себя на мысли, что ей с ним в какой-то мере
интересно.
- А кем бы ты хотела быть, если бы тебе представился выбор? - вдруг совершенно неожиданно, отступив от темы про львиные прайды, спросил он и допил последнюю рюмку.
- То есть? - не поняла Марина и сделала глоток вишневого компота.
- Ну, я имею ввиду, если ты могла бы выбрать для себя судьбу сама. Стать, к примеру, знаменитой актрисой или, может быть, птицей или дочерью Рокфеллера. Да все равно. Вот на сколько у тебя развита фантазия?
- Хм, не знаю даже, - повела плечом Марина, -- Наверное, цветком каким-нибудь.
- Глупости! - горячо возразил Николай и полез в карман за сигаретами, - Цветок нуждается во влаге, в хорошей почве, в пчелке, наконец. А это опять нужда. Опять чего-то в жизни нужно. А сколько можно?! Не надоело еще?
- А что же ты предлагаешь? - усмехнулась Марина, чувствуя, что легко вовлекается в этот странный разговор, - Если так рассуждать, то тогда уж можно стать и книжным шкафом. Его ни поливать, ни кормить не нужно.
- Как же? Он стареет, рассыхается, ему тяжело от книг, на него садится пыль, от которой ему невмоготу. А потом его еще и на дрова пускают, когда совсем станет старым.
- Вообще-то, да, - слегка качнула головой Марина, - Тогда можно стать горой. Или морем.
- И ты думаешь, что у горы и моря нет проблем? Горы осыпаются, моря нещадно загрязняются, пересыхают наконец. Нет. У всех есть свои проблемы, как ни крути.
- Ну, хорошо. Тогда что ты предлагаешь? Кем бы хотел стать ты? - вполне заинтересованно спросила Марина, сплевывая в кулачок вишневую косточку.
- А вот я бы хотел стать большим драгоценным камнем. Алмазом. Типа "Око Света" или "Черный Пинц". А? Каково? Он и не трескается, и не пылится без дела, от солнца не нагревается, пить-есть не просит, не сожгут его, не распилят, не растопчут. Вокруг такого камня только страсти кипят. Кровь проливается. А ему хоть бы что! И цены невообразимой, и красоты, и достоинства. И вечный! Во как, - довольный собой закончил Овражников, торжественно взглянув на Марину.
- Даа, может быть, - задумчиво протянула она, но подумала сейчас совсем о другом.
- Что значит "может быть"? У тебя что ли есть другой вариант? -- немного обиженно проговорил Николай и затушил сигарету о край опустевшей тарелки.
- Да нет. Пожалуй, ты прав, - отозвалась Волошихина и, спохватившись, встала с места, -- Ты извини, Коля, но мне отца еще покормить надо.
Она заставила пластиковый поднос вновь наполненными тарелками и, велев Николаю оставаться пока здесь, пошла в комнату к Алексею.
Очутившись почти в полной темноте, она едва не опрокинула поднос.
- Включи фонарик, ничего не вижу, - шепнула она.
- Сначала дверь как следует закрой, - зашипел в ответ Алексей.
- У меня не десять рук. Я же с едой для тебя.
Волошихин нехотя исполнил просьбу жены, прикрыв слабый свет фонарика краем простыни. Ступая походкой гейши, Марина приблизилась к нему и поставила поднос на маленький столик возле кровати.
- Ну, корми меня, - скривился в усмешке Алексей, - Пусть все выглядит натурально.
- Ладно, не глупи, Алеша. Я лучше дверь запру.
Споткнувшись о прикроватный коврик, она крадучись дошла до двери и, пытаясь не производить шума, осторожно задвинула щеколду. Алексей сел, свесив ноги на пол и принялся за еду. Марина устроилась рядом и, чуть подумав, сказала:
- Алеша, мне кажется, я знаю, ЧТО спрятано в нашей квартире.
- Ну и чего же? - неутомимо работая ложкой и челюстями спросил он.
- У нас тут драгоценный алмаз.
- С чего ты взяла? Это он сказал?
- Не сказал, но намекнул. Я это сразу поняла. Часто у человека что на уме, то и на языке. И он сейчас как раз про дорогие бриллианты речь завел. Как бы ненароком, к слову пришлось. Говорил про Око Света и Черного Принца. Помнишь, такие фильмы были приключенческие. Вот я и подумала.
- Очень может быть, - кивнул Волошихин, почувствовав, что у него пропадает аппетит, - А вы сейчас чем занимаетесь-то? Что за возня в зале была?
- Да книжный шкаф разбираем, чтоб отодвинуть. Он сказал, что начнет с той стены, что между нашей спальней и большой комнатой. Она кирпичная. Вполне возможно там и спрятано что-то.
- В принципе, правильно, - кивнул Алексей и отставил тарелку.
- Ты что, не хочешь больше? - удивилась Марина.
- Не хочу. И ты вот что... Давай не расслабляйся. Он ведь может коробочку за пазуху сунуть и поминай, как звали. Следи за каждым его действием.
- Да все, как договорились, Алеша. Не волнуйся.
- А я вот волнуюсь, что он тебя просто-напросто пристукнет, и дело с концом.
- В таком случае почему он не сделал этого до сих пор? - озадаченно спросила Марина и тут же внутренне содрогнулась.
- А зачем? Ты ему еще как помощница пригодишься. Короче, если что, сразу кричи. Поняла?
- Да поняла, поняла. Сделаю все, как и договорились с тобой. Не волнуйся.
- Ладно, иди. А! Утку за мной вынеси.
- Хорошо. Гречку-то, может, оставить тебе?
- Нет. Иди.
На этом свидание супругов закончилось. Вернувшись к Овражникову, Марина застала его за мытьем посуды, чему крайне удивилась.
- Ой, да зачем ты? Я сама сейчас вымою.
- А чё время зря терять? Тут уже все сделано, пошли дальше работать, - резонно подметил он, вытирая руки о запятнанное полотенце.
Глядя сейчас на Николая, Марина никак не могла допустить мысли, что он способен ее пристукнуть, как выразился Алексей. Ну, обмануть - это еще допустимо, но только не убить. Не похож он на уголовника. Вполне приличный человек и, кажется, честный. Деньги вон сразу отдал, как и обещал. Но, хотя... Да, расслабляться, пожалуй, не стоит. Нужно все сделать так, как велел Алеша.
Только к трем часам дня поле для деятельности, наконец, было расчищено. Отодвинут шкаф, трельяж, закрыта простынями и газетами мебель, даже тюлевые занавески в обеих комнатах были сняты, чтоб не запылились, не порвались ненароком, когда кирпичи полетят.
- Ну что, приступим? - оглядывая пустую стену, спросил Николай и, вооружившись ломом, нанес первый удар.
Поначалу дело шло совсем туго. И, хотя стена была выложена в полкирпича, она с большой неохотой поддавалась разрушению. Только когда образовалась большая брешь, через которую мог спокойно пройти автомобиль марки "Запорожец", стена стала осыпаться почти сама собой. Все было загваздано обломками кирпичей, цементом и обрывками обоев. Марина только и успевала маленьким железным совком собирать хлам в кучу, которая все росла и росла. А Николай, раздетый до пояса, раскрасневшийся от натуги, обливающийся потом, всё колотил и колотил. Захваченный азартом, он напоминал в забое, которому повысят зарплату, если он повысит выработку угля.
- Да брось ты это собирать! Возьми лучше вот этот молот да выбивай кирпичи, - прикрикнул на Марину совсем выбившийся из сил Овражников, - Теперь полегче идет. Давай, включайся!
Марина послушно бросила совок, поправила на голове косынку, подняла с пола небольшую кувалду и, ощутив ее тяжесть, с размаху саданула по стене. Под ее ударом вылетело сразу два кирпича. Затем еще и еще. И вот она тоже вовлечена в это действо, не чувствуя ломоты в спине и тяжести в мышцах. Жажда обогащения действовала на обоих, как запрещенный допинг для спортсменов. Каждому хотелось быть первым, и даже не потому, чтоб обмануть другого, а просто, чтоб похвалиться, чтоб обрести значимость. Уже смеркалось, но ничего, ровным счетом ничего, что могло бы хоть отдаленно напоминать шкатулку с драгоценностью, до сих пор из стены не вывалилось. Страсти стали утихать по мере расширения проема. И когда был выбит последний кирпич и две комнаты превратились в один огромный зал, Волошихина и Овражников окончательно раскисли.
- Не могу больше, - слабо подала голос Марина и осела прямо в пыль.
- Да, на сегодня, пожалуй, достаточно, - устало отозвался Николай и, отбросив лом, вытер со лба пот.
- Надо бы чаю выпить.
- Надо бы.
Но никто из них так и не сдвинулся с места.
- А что ты будешь делать с деньгами, если мы найдем то, что ищем? - после некоторой паузы спросил Николай, закуривая.
- Не знаю, не думала еще, - вяло отозвалась Марина Васильевна.
- А я вот думаю, не объединиться ли нам? Ведь одно целое гораздо больше, чем поделенное. Стали бы жить вместе, открыли бы какое-нибудь свое дело.
Сейчас Овражникова и впрямь посетили такие мысли. А что? Марина - баба ничего себе, да и работящая. А главное, жильем обеспечена. Почему бы и не осесть ему тут? Все равно идти-то некуда, никто его не ждет.
- Это что? Ты мне замужество что ли предлагаешь? - усмехнулась Волошихина, поправляя выбившуюся из-под косынки прядку волос.
Николай промолчал, затем медленно поднялся и пошел на кухню.
Марина проводила его долгим взглядом и на минуту представила, что на самом деле живет с ним вместе, что они богаты, у них есть дети. Смешно... А почему смешно? Вот так ведь живешь всегда одной жизнью и даже не задумываешься о том, что твоя судьба могла бы сложиться совсем иначе. Или еще может сложиться иначе... Нет, глупости. Да и Алексея пора ужином накормить.
Спать ей пришлось вместе с Николаем. Ну, не на кирпичи же его укладывать. Он отрубился сразу. Только коснулся головой подушки. А Марина Васильевна долго еще смотрела в темный потолок и думала о том, что впервые за столько лет в этом супружеском ложе лежит совершенно посторонний мужчина. Да и вообще, у нее началась совершенно посторонняя жизнь. Полная приключений и надежд. Сбудутся ли они? А если да, то что изменится? Она и впрямь не думала о том, что станет делать с большим богатством.
Ну, первым делом надо бы за границу съездить, - стала мечтать она, - Ни разу нигде не была. Мебель новую купить, конечно, надо. Телевизор хороший. Дачу. Алексею - машину. И не какую-нибудь там, а мерседес. Что еще? Дальше этого ее фантазии заканчивались. Ничего другого Марина Васильевна придумать не могла, и ее стал одолевать сон. Но стоило ей только закрыть глаза, как она почувствовала на своем плече теплую руку Николая. Она вздрогнула от этого неожиданного прикосновения и замерла, боясь и поддаться чужим ласкам и сопротивляться им. Но по мере того, как настойчивее прижимал ее к себе Николай, она все больше склонялась к тому, что отталкивать его от себя не стоит. Ей это, как ни странно было для себя самой, нравилось. И успокаивала она себя лишь тем, что Алексей ясно дал ей понять, что это надо для благого дела.
Что ж, - решила она, улетая к облакам в жарких объятиях молодого человека, - совместим приятное с полезным...
Когда Николай заснул, Марина снова уставилась в потолок. Теперь она думала о том, что такого прекрасного мужчины у нее никогда в жизни не было. Как неблагоразумно она всегда считала мужа самым лучшим в постели. А была ли она права, что никогда не изменяла ему? А что если... А что, если взять, да и в самом деле... Нет. Это уже перебор.
Утром, когда завтракали, Марина Васильевна почему-то избегала встретиться с Овражниковым взглядами. То ли стыдилась его, то ли боялась за себя. Боялась вновь захотеть его, снова начать переосмыслять свою жизнь. А может, желала отгородиться от всего происходящего? Она не вдавалась в подробности своего теперешнего состояния, она просто поплыла по течению, закрыв на все глаза. Надоело быть сильной, отвечать за свои поступки, пусть все за нее решат другие. Так легче. Так спокойнее. Так меньше ответственности. Разве не так?
- Ну, что ж, дорогуша, - оторвал ее от сокровенных мыслей Николай, потушив окурок, - Все-таки придется нам твоего папашу побеспокоить.
- То есть? - вздрогнула Марина.
- То есть придется сегодня крушить стену, что смежная с его комнатой. Как будем решать этот вопрос?
Марина совершенно не была готова к такому повороту событий. Глаза ее забегали, выдавая смятение. Алексей никаких распоряжений на этот счет ей не выдал.
- Я... Ну.., - залепетала она, - А может в коридоре пока поработаем?
- А что в коридоре? Там тоже дранка, - пожал плечами Овражников, - Там нам, пожалуй, только зря силы тратить. Так что решай, куда родителя своего определять. Может, на кухню? Тут тоже занавески темные повесишь, и все о,кей. Скажешь, что и в его комнате ремонт будешь делать.
- Да, но.., - снова замялась Волошихина, представив себе всю ситуацию.
- Ты его сама-то переселить сможешь? - спросил Овражнико вставая из-за стола, - Или мне помочь придется?
- Сама-сама, - скороговоркой выпалила Марина, -- Ты лучше на время вообще уйди. А через часок вернешься. Только не звони, я сама ровно через час дверь открою.
- Ну, как хочешь. Тогда пошел я, время - деньги, - усмехнулся он, ополаскивая свою чашку.
Когда Николай ушел, Марина бросилась к Алексею, настежь распахнув дверь:
- Леша! Что делать?! Он хочет ломать эту стену!
- Чего? - лениво потянулся спросонья Волошиин.
- Чего-чего, - передразнила его супруга, - В кухню тебе надо срочно переселяться, мы сегодня эту стену будем ломать. Вставай скорее, через час он вернется.
Через сорок минут было все завершено. Кухня стала временной спальней мнимого старика, болезненно относившемуся к дневному и электрическому освещению. Кровать заняла место стола, а стол перекочевал в разрушенную спальню. Лампочка была выкручена, а окно, выходящее во двор, запланировано так, что Клавдии Николаевне показалось, будто ее соседка-библиотекарша основательно готовится к нападению с воздуха, делая тщательную светомаскировку, не хватало только, по ее мнению, белых бумажных крестов на стеклах.
- Ну как? полушепотом спросил вернувшийся Овражников. - Великое переселение народов состоялось?
- Все нормально. Покапризничал, правда, немного, но сейчас уже спит. Я ему успокоительного дала.
- Значит, можно приступать к работам?
- Давай, - утвердительно кивнула Марина, отводя взгляд, - Может, сегодня повезет?
- Повезет. Еще как повезет! - оптимистично пообещал Овражников, потирая руки.
К вечеру и с этой стеной было покончено. Марина и Николай растерянно смотрели на очередную груду кирпича. Энтузиазм их был на исходе.
- Кажется, мне это что-то напоминает, - вздохнула Марина Васильевна, снимая запыленную косынку, - А именно: те двенадцать стульев, за которыми гонялись Киса Воробьянинов и великий комбинатор.
- Дааа, - протяжно проговорил Николай, уловив ухом знакомые литературные имена, - А ведь из кирпичных стен тут осталась только одна, - и он ткнул пальцем в ту, что отделяла квартиру от охранной фирмы, - И я нутром чую, что это там и есть. Вот, как пить дать, есть!
- И что же делать? - вопросительно посмотрела на него Воошихина.
- А там сейчас кто-нибудь.., - и он замолчал, лукаво улыбаясь.
- Ты что?! - поняла его намек Марина Васильевна, - Нам же за это...
- А что делать? - ухмыльнулся Овражников и, без дальнейших раздумий, саданул ломом.
Обои разошлись на месте удара, и на пол вывалился осколок красного кирпича.
- Да ты что?! С ума сошел! - взвизгнула Марина, повиснув на локте Овражникова, - Не надо! Нас же посадят.
- Не боись, - стряхнул он ее руку, - Там сейчас никого нет, я их режим работы прочитал на щите. Ясно написано, что с восьми до восьми. А сейчас уже девять. Да и стена, я проверял снаружи, в два кирпича выложена. Так что мы только тут поковыряем, - и, снова размахнувшись, он ударил ломом.
С ужасом наблюдая за действиями Овражникова, Марина Васильевна тряслась, как осиновый лист. Она уже представляла себя на скамье подсудимых, обвиненную за вторжение в чужой офис. Вскоре Овражников проделал в стене довольно большую нишу, еще ни разу не задев второй слой кирпичной кладки. Сказывалось мастерство шабашника. Он уже не просил ему помогать. Тут дело было тонкое. Пот катился по его обнаженному торсу ручьями, мышцы рук ныли, но он, вошедший в раж, не замечал этого. Он долбил и долбил, думая сейчас о красивой жизни и о том, что непременно поможет Академику спасти его дочь. И вот тут стена вдруг дрогнула, зашлась какой-то шаткой волной и вывалилась на него огромным пластом. Он едва успел отскочить.
- Господи! - вскрикнула Марина и схватилась за голову. - Что ты наделал?!
Услышав из кухни возглас жены, Алексей Волошихин достал из-под подушки топорик, крадучись подошел к двери и, слегка приоткрыв ее, прислушался. Марина и Николай тупо созерцали большую брешь в стене, через которую просматривалась одна из комнат офиса. Там царил полумрак. Лишь лунная дорожка пробегала по монитору компьютера, бросая блики на никелированные спинки кресел.
- Да, задача, - почесал затылок Николай, - И как это так получилось?
- Ой, смотри! -- снова вскрикнула Марина, указывая пальчиком на кучу красного кирпича.
Там, немного застряв бочком и заманчиво поблескивая, лежал старинный серебряный портсигар.
- Вот она! - выдохнул Овражников и присел перед ним на одно колено.
Бережно отряхнув пыль, открыл.
- Ой! Нашли! Нашли! - громко, как и велел Алексей, закричала Волошихина, кидаясь к Николаю. Она знала, что предупредив тем самым мужа, она убережет себя от возможной опасности. Тот будет начеку и не даст ее в обиду. Она присела рядом и заглянула через плечо Овражникова.
- Ой, а что это? - тихо и вполне недоумевая спросила она, разглядывая странное содержимое портсигара.
- Это - Голубой Маврикий, - торжественно произнес Овражников, и не в силах сдержаться от охватившего его восторга, добавил: - А знаешь сколько он стоит? Два миллиона дол…
Но договорить он не успел. Тяжелый удар обуха топора обрушился на его голову. Отправляясь в черную бездну, бывший Свинопас даже не успел понять, что его убили. Марина резко обернулась. Позади распростертого тела Николая стоял Алексей. В руке он держал тот самый топорик, что прятал у себя под подушкой.
Ей показалось, что муж улыбается. Глаза ее стала застилать какая-то темная пелена, густеющая с каждой секундой, с каждым ударом сердца. У Марины появилось чувство, что она плывет в теплой черной воде. Плывет по течению к большому омуту. Ее затягивает в этот омут, но она не в силах сопротивляться. А зачем? Там так хорошо...
Марина открыла глаза и осмотрелась вокруг. Она лежала в собственной постели. Над ней склонился Алексей со стаканом воды.
- На, выпей, - тихо сказал он, приподнимая ее голову.
Она сделала маленький глоток, и он вернул ее в реальность.
- Что с Николаем? - не узнавая собственного голоса, спросила Марина.
- Я убил его, - нисколько не смутившись ответил Волошихин и, не дожидаясь ее ответной реакции, добавил: - Нам надо срочно принять меры.
Марина села на кровати и закрыла лицо руками. Ей хотелось снова впасть в забытье. Ужас сковал ее тело, мозг не давал никаких сигналов относительно того, как надо себя повести в данной ситуации. Она сидела не шевелясь, даже боясь дышать.
- Ты поняла? - тряхнул ее за плечо Волошихин.
- Да, - еле слышно прошептала она, не отрывая рук от лица.
- Я объясню как надо поступить. Но сначала скажи мне ЧТО это такое? - и он ткнул в ее ладонь чем-то холодным.
Марина отдернула руки, словно желая стряхнуть с себя паука. Перед ее глазами был раскрытый портсигар.
- Что это такое, я тебя спрашиваю? Где обещанный бриллиант? Или мне послышалось, когда этот, - Алексей пренебрежительно кивнул в сторону комнаты покойного тестя, где лежал теперь труп Николая Овражникова, - когда твой хахаль сказал, что ЭТО Голубой Маврикий? Может послышалось?
Голос Алексея был угрожающим. Он так смотрел на Марину, будто она была виновата в том, что Голубой Маврикий оказался вовсе не бесценным бриллиантом, а какой-то дурацкой маркой.
- Я не знаю. Я сама ничего не поняла, - залепетала она, оправдываясь.
- А зачем тогда орала "Нашли! Нашли!"? А? Зачем, если еще не видела того ЧЕГО нашли?! Я из-за тебя человека убил, между прочим. Из-за твоей дурости. Думал, что он уже на тебя набросился с ножом. Дура!
Марина никак не могла выйти из оцепенения. Она лишь пыталась найти причину, по которой могла бы себя оправдать.
- Но... но ведь он сказал... он сказал, что это стоит два миллиона, - вдруг вспомнила она последние слова Овражникова.
- Что - ЭТО? Портсигар или марка? А? - зло сощурился Волошихин, - Ты думаешь я закоренелый филателист, чтоб разбираться в таких вещах?! Или антиквар какой? Какого черта ты сказала, что там будет алмаз?! Уж в этом-то я бы как-нибудь разобрался. А это что?
Нападая сейчас на жену, Волошихин преследовал определенную цель. Он знал мудрое изречение Суворова, гласящее о том, что нападение - лучший способ обороны. И понимал, не напугай сейчас Марину ее собственной виной, как она кинется звонить в милицию или позовет на помощь соседей. Необходимо встряхнуть ее, отвлечь от убийства, совершенного им, напугать еще больше, внушив ее соучастие в том.
- И что мы теперь будем делать с разрушенной стеной?
Тебя ведь обвинят в нападении на охранную фирму. Последняя фраза ему и самому показалась абсурдной, но Марина, похоже, не очень-то рассортировывала его нападки. Ее расширенные от ужаса глаза казались двумя темными прорехами на белой простыне. И нездоровая бледность на ее лице лишь подстегивала Волошихина. Он почувствовал, что взял вверх.
- Ну, чего молчишь? Чего натворила-то? Ладно, - наигранно смягчился он, - Слушай внимательно что делать будем.
- Что, Алеша? - словно на Бога посмотрела на него она.
- Ну, с фирмой мы быстро договоримся. Они давно уже нас просили им нашу хату продать. Так и продадим. Скажем, что ремонт затеяли, да не рассчитали немного. Не нарочно же, мол, к ним попали. А в счет возмещения убытков продадим им квартиру подешевле.
- А сами куда?
- Найдем куда. Были бы деньги. На первых порах снимем где-нибудь в глуши квартирешку, поживем на деньги, которые выручим с продажи этой. А там, глядишь, и покупатель на эту чертову марку найдется. Сколько, говоришь, он сказал она стоит? Два миллиона рублей? Прекрасно. Только это дело времени. Сразу покупателя на нее я не обещаю найти, но постараюсь. Эх и вляпались же мы! - и он с досадой швырнул стакан в кучу кирпичей.
Марина снова вздрогнула, и из ее глаз покатились слезы.
- Вот только без истерик! - сделал предупредительный жест Волошихин, - Этого-то как раз сейчас и не нужно.
- Боже мой, Боже мой, - запричитала Марина Васильевна, хватаясь за голову.
- Поздно о Боге вспоминать. Лучше слушай дальше. И слушай внимательно, детка, - снова тряхнул он ее.
- А что же делать с этим? - указала она пальцем через плечо. - Куда его девать?
Она не хотела называть имени. Имени того, с кем еще вчера занималась любовью, кого хоть и в шутку, но представляла своим мужем.
- С этим я тоже все придумал. Мы его похороним.
С почестями. Похороним вместо меня , - просиял Волошихин.
- Как это? - не поняла Марина.
- А вот так. Так же, как и с твоим отцом все обойдется. Только врачам скажешь, что умер твой муж. А для соседей версия другая: умер отец.
- Я не... я ничего не понимаю, - затрясла головой Марина Васильевна.
- Да что за тупость такая! - стал злиться Волошихин. - Объясняю на пальцах: прошлый раз, когда хоронили твоего отца, соседи знали, что ты хоронишь меня. Так?
- Так, - всхлипнула в ответ Марина.
- А теперь ты пойдешь в поликлинику, скажешь, что умер твой муж, а соседям скажешь, что скончался теперь отец. Поняла?
- А, да, поняла, - закивала Марина, вытирая слезы.
- Умница. Фирмачам этим тоже скажешь все, как и соседям. Сегодня пятница. Завтра и послезавтра у них выходные. Это нам на руку. За это время мы успеем организовать похороны.
- Но в воскресенье кладбище, кажется, не работает, - подсказала Марина, увлекаемая в этот страшный переплет.
- Ах, да. Ну, ничего. В понедельник похороны "отца", фирмачи не очень будут на тебя выступать по этому поводу. Пожалеют бедную женщину. Это даже лучше.
- А если все-таки кто-нибудь из больницы придет посмотреть на труп? - засомневалась Марина Васильевна, - Что тогда?
- Я уверен, наша врачиха будет выходная, а кроме нее меня никто и в лицо-то не знает.
- Но ведь у него, наверное, рана на голове осталась, - едва слышно прошелестела Марина, прикрыв рот ладошкой, - Врач обязательно заметит это.
- Нет, ничего там не осталось. Я его обухом... Даже крови почти нет... вмятина только на затылке, - несколько запинаясь пояснил Алексей, - Да и вообще никто не придет. Марина передернула плечами и уставилась в одну точку где-то за его спиной. Волошихину показалось, что она снова впала в состояние шока. Но тут вдруг она встрепенулась и задала довольно разумный вопрос:
- Алеша, но если мы тебя "похороним", то ведь паспорт-то твой отберут. Как же ты будешь жить без документов?
- Не волнуйся, - усмехнулся он, - Это я тоже продумал. Я возьму документы твоего дружка. А с теми деньгами, что у нас будут, легко поменять фотографии. Уж таких людишек я найду, не беспокойся. Где, кстати, его документы? И Волошихин твердым шагом направился к трупу. Перевернув его на живот, он пошарил в заднем кармане его запыленных джинсов. Выудил оттуда портмоне и раскрыл.
- О-о! Да тут еще денежек нормально наберется! – радостно воскликнул он, шелестя купюрами. Марина даже не обернулась, - Вот, еще семь тысяч! Отлично. Та-ак, а где же паспорт?
Он снова присел возле тела Овражникова и пошарил в другом кармане. там было пусто.
- Где его рубашка? - обратился он к жене, и голос его эхом прокатился по разрушенной квартире.
- Вон, - кивнула Марина на трельяж.
Алексей сунул деньги в карман своего трико, снял с зеркала рубашку Николая и обнаружил, что в ней тоже ничего нет. Это немного смутило его.
- А сумка у него какая-нибудь была?
- Нет, - отрицательно покачала головой Марина, все еще не решаясь обернуться. Волошихин вновь раскрыл портмоне и проглядел все отделения. В руки ему попалась какая-то сложенная вчетверо бумажка. Развернув, он прочитал ее и выронил на пол.
- Что? Что это? - поинтересовалась Марина Васильевна.
- Справка об освобождении, - глухо произнес Алексей, и руки его слегка задрожали.
- Какая справка? - удивилась жена.
- Справка об освобождении из тюрьмы. Которая подлежит обмену на паспорт, - пояснил он и захохотал так, что Марине стало страшно.
Она вскочила с кровати и подбежала к мужу, случайно втоптав босой ногой в слой цемента эту странную справку.
- Лешенька! Что с тобой? - теперь уже Марина трясла его за плечо, а он, согнувшись пополам, все продолжал хохотать.
- А то! А то, что я теперь бывший зэк! Или... или никто! Выбирай, что хочешь, - сквозь истерический хохот выдал он, хлопая себя по ляжкам, -- Вместо алмаза - марка! Вместо паспорта - справка! А-ха-ха! А-ха!
* * *
Академик спрятал в карман робы письмо, но вскоре вновь достал его и еще раз проглядел каракули Свинопаса. Несмотря на множество ошибок в данном послании, Академик все понял, но хотел снова убедиться, что не упустил ничего, что могло скрываться за непонятными для глаз надсмотрщика закодированными строками.
«Все в порятке. Быки в стойле, жуют сноп пшиницы. Живу у знаминитова батаника силикционера. Ему девиноста шесть лет. Вазможно скоро жинюсь на милой библиатекарши, каторая там живет. Уже приступаю к работе. Скора дам о себе знать еще не зависима от исхода работы».
Нет, ничего тут больше нет, кроме названия улицы и номера дома, - подумал он про себя и, скомкав письмо, поджег его зажигалкой. Когда бумага почти догорела, начиная обжигать загрубевшие пальцы, он дунул на нее, слегка притушив и сунул в консервную банку из-под кильки, служившую пепельницей.
Шумно вздохнув, Академик поглядел на зарешеченное окно, за которым сгущались сумерки. Но на этот раз они не показались ему такими мрачными, как всегда почему-то напоминающими закат собственной жизни. Эти сумерки предвестили для Вязова скорое наступление нового дня, наполняющегося надеждой.
Ч А С Т Ь Ч Е Т В Е Р Т А Я
Марина Васильевна Волошихина положила локти на небольшой кухонный стол, который покачнулся, как алкоголик и стала равнодушно наблюдать за перемещениями блестящих рыжих тараканов. Пожалуй, только они и блестели в этой отвратительной кухне, которая, по ее мнению, без излишних фантазий напоминала общественный туалет. Темно-синяя краска на стенах облупилась от времени, потолок прокопчен, газовая двухкомфорочная плита давно утратила свой белый цвет под слоями обгоревшего жира, два крана, соединенные между собой рыжей резинкой, подтекают в ржавую раковину, издавая назойливый звук. А единственным украшением здесь является пожелтевший от времени плакат с изображением костлявой когтистой старухи, имитирующей холеру, где внизу перечислены симптомы и меры профилактики этого страшного заболевания.
Но перед ее глазами в который раз всплыла еще более неприглядная картина. Она с Алексеем переодевает труп Овражникова в пижаму покойного отца, и они, кряхтя от натуги, перекладывают его в постель, которую она до недавнего времени считала святым брачным ложем. Руки ее дрожат, и к горлу подступает тошнотворный комок. А ведь с этим человеком она всего лишь несколько часов назад... Ах, нет! Лучше не думать об этом. Лучше думать о том, чтоб завтра утром, когда она придет в поликлинику и расскажет о смерти мужа, за ней никто бы не увязался из дежурных врачей. Но произошло худшее. Какая-то старая кикимора в высоком медицинском колпаке определенно понадеялась на поощрение за свои излишние хлопоты и, мельком прочитав историю болезни Алексея, кряхтя вышла из-за стола.
- Что ж, пойдемте, - басовито сказала она и, выудив из шкафчика красный, словно пожарная машина плащ, прихрамывая на одну ногу, двинулась к выходу.
Марина похолодела и осталась стоять посреди кабинета. Эта грузная старуха почему-то представилась ей уже в облике конвоира, который ведет ее по тюремному коридору.
- Ну, что же вы, милочка? Или вам валерианочки накапать? Нельзя же так распускаться. Вы ведь знали, что скоро этим все и закончится, - довольно дружелюбно пробасила она. - Из истории болезни это ведь ясно, как белый день. Он и так у вас продержался дольше положенного.
Идти было недалеко, но этот путь показался Марине марафонской дорожкой, идя по которой она преодолевала препятствия, выставленные ее собственным страхом. Когда они зашли в разрушенную квартиру, Марина нарочито громко, чтоб предупредить мужа о том, что вернулась не одна, обратилась к инициативной врачихе:
- Вы уж извините, я тут ремонт только начала. Проходите вот сюда, пожалуйста, - и уловила ухом, как скрипнула претворяемая кухонная дверь.
- Ба-а, - протянула та, оглядываясь по сторонам, - Да вы, никак, евродизайн тут наметили?
- Да. Вроде того, - упавшим голосом отозвалась Марина, а про себя смекнула, что старуха этим высказыванием наверняка предполагает, будто денег в этом доме пруд пруди, а заодно и намекает, чтоб ее не обошли вниманием.
- Ну-ну, это сейчас модно, - продолжая скользить по руинам любопытным взглядом, закивала та и двинулась в сторону спальни, куда указала Марина.
Доковыляв до постели, где лежало тело Овражникова, она чуть склонилась над ним и взялась морщинистой рукой за его левое запястье. Немного постояв так, переложила руку к его шее, затем снова выпрямилась и сочувственно, словно сообщала хозяйке какую-то новость, с расстановкой произнесла:
- Да. Он скончался. Примерно в двенадцать ночи, - и, немного помолчав, добавила как бы для себя самой, - Странно, обычно раковые больные всегда умирают под утро.
Марина вздрогнула всем телом, но, тут же сообразив, раскрыла свою сумочку, извлекла из кошелька сотенную купюру и протянула засомневавшейся врачихе:
- Вот, пожалуйста. Спасибо вам большое.
Она понимала, что говорит сейчас полную несуразицу, но ее действие возымело положительный эффект.
- Ой, ну что вы? - расплылась в более несуразной улыбке врачиха и жадно, без промедлений выхватила деньги из дрожащей Марининой руки.
Сотня быстро перекочевала в карман красного плаща, а врачиха, моментально потеряв интерес к умершему, спросила:
- Где же мне присесть, чтоб выписать справочку?
Овражникова похоронили в понедельник. В закрытом гробу, как и Сухопарова. На этот раз Марина Васильевна отправилась на кладбище в полном одиночестве, чем, естественно, вызвала неподдельное недоумение Клавдии Николаевны.
- А что ж народу-то никого нет? - заглядывая в сухие глаза Марины, спросила она, - А Наденька где же?
- У нее дежурство сегодня, - буркнула Марина Васильевна, поправляя на голове черный платок.
- О-хо-хо, представился, значит, Василий Андрианович, - запричитала соседка, - Сколько бед сразу на тебя горемычную навалилось! Поминки-то опять делать не будешь? - как бы невзначай добавила она.
- Денег нет совсем, - качнула та головой.
- Ну, ко мне заходи. Вместе посидим, помянем. Надо же, девяти дней даже не прошло со смерти Алешеньки твоего! А ведь это плохая примета. Плохая. Третьего покойника значит жди. Ой, прости, Господи, и что это я несу, - спохватилась
Клавдия Николаевна и отстала. От этих слов Марине стало еще страшнее. Зябко прихватив одной рукой ворот куртки, а другой крепче сжав венок с траурной лентой, где была такая же надпись, как и в прошлый раз, она прибавила шагу. По дороге она все думала о том, каким же образом вдруг стала преступницей. И как это втянулась в такую дикую историю? Как могла она - приличный образованный человек - допустить такое? Неужели во всем виноваты деньги? Эти проклятые деньги, кои могут свести с ума любого? А может Алексей во всем виноват? Но при чем тут он? Это она все начала. И Марина с ненавистью расстегнула куртку и отшвырнула назад, на пустое сиденье громыхающего автобуса. Молодой мужчина, почти мальчик, одетый в камуфляжную форму, с нескрываем удивлением посмотрел в ее сторону:
- Вам плохо?
- Нет. жарко просто стало, - быстро ответила Марина и почему-то поспешила подобрать куртку.
Снова надев ее, смутилась под взглядом работника похоронной фирмы и попыталась думать о чем-нибудь другом, загнав остатки совести поглубже под сердце. А что же ждет ее впереди? Переезд? Но куда? Придется бросить работу. Устроится ли она на новом месте? А что будет делать Алеша? У него ведь даже документов теперь нет. Он вообще вне закона. Вот так положение! Удастся ли продать марку? Ну, слава Богу, что хоть с охранной фирмой быстро договорились. Правда вышло все намного дешевле. Из-за срочности. Да из-за нанесенного нами им ущерба. Всего-то двести тысяч. А ведь раньше они все четыреста предлагали. Жаль, конечно. И тут поймала себя на том, что ее мысли снова вернулись к деньгам. И как она может сейчас думать о них, когда вот тут, возле ее ног лежит гроб с человеком, которого убил ее муж?!
Как только Марина вернулась, Алексей вышел к ней навстречу:
- Все в порядке?
Она молча кивнула и, не раздеваясь, прошла на все еще затемненную кухню.
- Лампочку хотя бы вверни, - упавшим голосом обратилась она к мужу и слегка отодвинула штору. Кусочек дневного света наполнил помещение,-- Теперь-то прятаться, надеюсь, не от кого?
- Да? Ты так думаешь? - язвительно заметил он, - Теперь-то
как раз надо прятаться более тщательно. Не забывай, что ты меня сейчас похоронила. Одна только вездесущая Клавдия Николаевна чего стоит. Давай-ка лучше вещички самые важные упаковывать.
- А куда поедем-то? - вопросительно посмотрела на него Марина.
- А вот сходишь на автовокзал, главное, не на поезде ехать. Посмотришь, куда есть междугородный автобусный рейс попозже к вечеру, чтоб мне посветлу не мотаться, вот туда и поедем.
- То есть тебе все равно куда?
- Абсолютно, - рубанул он ладонью воздух и задорно улыбнулся, - Да не кисни ты! Мы теперь богаты! Поскорее бы бумаги квартирные оформить и - на все четыре стороны отсюда.
Вот только знаешь о чем я подумал,- и он загадочно прищурился. - О чем? - все тем же безжизненным голосом спросила Волошихина, опускаясь на табурет.
- А вот о чем, - многозначительно поднял он кверху указательный палец и присел напротив, - Я подумал о том, что этот уголовник предлагал тебе в случае положительного исхода пятьдесят тысяч долларов.
- Ну и что?
- А ты посчитай сколько это будет в рублях? - и снова торжественная улыбка засияла на его лице.
- Ну? - немного оживилась Волошихина.
- А вот тебе и "ну". Это почти полтора миллиона рублей. Усекаешь?
- А что я должна усекать? - немного удивилась она.
- То, что он перед тем, как.., - тут он запнулся, но быстро продолжил, - в общем, он сказал, что эта марка стоит два миллиона.
- Ну да.
- Но неужели ты думаешь, что из двух возможных он отдал бы тебе полтора? - опять хитро прищурился супруг, и сам же ответил, -- Вот хренушки. Он либо обмануть тебя хотел, пообещав такую сумму, либо марка эта стоит два миллиона долларов!
Последнее слово он почти выкрикнул, подскочив на месте от переполнивших его эмоций.
- С чего ты взял? - округлила глаза Марина, почувствовав какую-то внутреннюю дрожь.
Но это не было проявлением страха, в котором она постоянно пребывала все последние дни, это было какое-то другое ощущение. Ощущение довольно приятное, причем скорее от осознания того, что если все то, что говорит Алеша, верно, то не напрасны были ее мучения. Не напрасно она встала на путь преступления. Оно того стоит. Подумала и ужаснулась самой себе. Но не надолго. Увлечение новой идеей, выдвинутой мужем, быстро выдернуло ее из последних обрывков этих порабощающих сетей совести.
- Вот подумал так и все тут, - причмокнул он губами.
- И все-таки? - подалась вперед Марина.
- Сама посуди: он - бывший уголовник. Если бы он тебя кинул, то ты бы наверняка заявила бы на него. И что же? Его бы опять посадили без промедления и выяснения обстоятельств. С рецидивистами у нас быстро расправляются. Ведь так?
- Ну?! - все более вовлекаясь в разговор, поторопила Волошихина.
- А то, что не хотел он тебя обманывать. Хотел по-честному разойтись. Только вот зря перед смертью ляпнул настоящую стоимость. Не удержался, наверное, просто.
- Но... но разве может какая-то там марка во столько оцениваться? - с сомнением в голосе, но и с тайной надеждой спросила Марина Васильевна.
- Думаю, да, - кивнул Волошихин, - Вот посмотри ЧТО я нашел в вашей, казалось бы, бесполезной библиотеке, пока ты на кладбище ездила.
Выдвинув ящик обеденного стола, Волошихин достал оттуда небольшую книжонку и торжественно положил перед женой.
- Справочник филателиста, - вслух прочитала она название, - И что же там?
- А вот что, к примеру, - и он раскрыл нужную страницу, тыча в нее пальцем, - Вот, читай. Тут написано, что какая-то марка "Сан-Себастьян" была оценена в тысяча девятьсот пятидесятом году в триста тысяч долларов!
На кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным завыванием дворового кота, захваченного в плен весенним месяцем мартом.
- Так почему бы этому чертову Маврикию не стоить сейчас два миллиона? - первым нарушил молчание Волошихин.
- Да, - задумчиво пожала плечами Марина, - А что? Вполне возможно. Только вот где же найти такого богатого покупателя?
- А вот это вопрос. Я тоже над этим думал. Думал и пришел к выводу, что нам надо продать марку хотя бы за триста тысяч баксов. На такую цену наверняка желающие найдутся. Вопрос только во времени. Но, думаю, нам пока хватит и тех денег, какие у нас есть. Двести двадцать тысяч - это, если жить умеренно, снимая где-нибудь в глуши квартиру, лет пять не ущемленной и беззаботной жизни. А уж за пять лет я найду покупателя, будь спокойна.
Такая радужная перспектива повлияла на Марину Васильевну вполне положительно. Она лишь подумала о том, что жаль будет покидать насиженные места. Но с другой стороны - сколько можно вести такое однообразное существование, которое и жизнью-то не назовешь. Ведь не только в кино и книгах люди перевоплощаются из бедняков в богатеев. Надо оглянуться вокруг и увидеть больше прекрасного, нежели изо дня в день проходить в эту приземистую арку, глядя лишь себе под ноги и боясь поскользнуться. Надо поверить в мечту, а что касается средств ее достижения, то что ж... так уж получилось. Цель оправдывает средства.
Они уехали через неделю. Уехали в Жирновск. Именно туда отходил в тот день автобус в половине пятого утра, когда было еще темно. Да к тому же Алексей сказал, что город этот не бедный, поскольку сплошь заселен нефтяниками. Марина, как обычно, согласилась с ним. Единственное, в чем ослушалась, не убоясь мужа своего - все-таки сходила украдкой попрощаться с Наденькой.
- Значит, нашли вы все же этот клад, - вздернув брови и покачивая головой, искренне удивилась та.
- Нашли, Надюша, - улыбнулась в ответ Марина, скрывая ЧТО именно они нашли, - Вот и хотим теперь подальше отсюда уехать. Деньги-то ведь немалые. А после того, как Алексей выпроводил этого уголовника ни с чем, боимся, как бы тот нас не нашел впоследствии. Сейчас-то вот ничего не смог сделать, а потом...
Эту ложь про Овражникова Марина выдумала сама. Ну не рассказывать же в самом деле подруге, что они его убили!
- А вдруг и правда найдет? - прижав руку к груди, обеспокоилась Надежда, - Найдет и отомстит! Ты ведь знаешь на что зэки способны. Может, зря вы с ним так обошлись?
- Ладно, что сделано, то сделано, - отмахнулась
Волошихина и перевела разговор на другую тему:
- Ты, Надя, помнишь что я обещала тебе? Как только продадим марку, я тебе деньгами помогу. В этом можешь быть уверена.
- Да брось ты, - засмущалась подруга, - Главное, будь поосторожнее. Как бы вас кто потом не кинул с этим сомнительным делом.
- Не кинет. Алексей у меня мужик не глупый, сама знаешь, - горделиво подметила тогда Марина.
А что теперь? Теперь она уже два года торчит в этой отвратительной квартире, облагораживать которую отказалась сразу, как только переступила ее порог. Этот смрад, тараканы, неприглядный пейзаж из окна на баки с мусором... Но ведь она надеялась, что все это не надолго. Ведь так обещал Алексей. Но на поверку вышло все совсем иначе. Он бесполезно толкался на блошином рынке, ходил по немногочисленным антикварным магазинам, даже по каким-то фирмам, все бесполезно. Его поднимали на смех, считали за сумасшедшего или просто вежливо отвечали, что такими вещами не интересуются. Нужен был настоящий специалист. Да еще такой, у кого бы имелись деньги. Во всяком случае, так объяснял Алеша, пытаясь ее успокоить. Он говорил, что надо ждать. Что кое-кого он уже предупредил и тот, в случае чего, за проценты, конечно, обещал подсуетиться. Клиент, якобы, имеется, но будет в этих местах не скоро. Но, как только - так сразу.
Она успокаивалась. Но лишь на время. Потом снова впадала в депрессию. Не имея уже сил держать себя в руках, устраивала настоящие скандалы. Без прописки ее никто не принимал на работу, а между тем денег оставалось все меньше и меньше. Марину это пугало. Она все чаще представляла себя и мужа шарящими по городским помойкам в поисках пустых бутылок и куска заплесневелого хлеба. Они - бомжи. Нищие. Без квартиры, без работы, а Алеша еще даже и без документов. Вся надежда была теперь только на этого проклятого Маврикия, которая для Марины таяла с каждым днем. И с каждым днем все больше раскалывался их некогда дружный и нежный союз, все больше походили их отношения на взаимную ненависть, неприязнь и недоверие друг к другу. Общение криком стало обыденностью, отсутствие секса - нормой. Порой ей казалось, что живут они вместе лишь из-за обоюдной неустроенности, упрекая один другого в случившемся.
- Опять сидишь, как мумия! - раздался за спиной голос Алексея, и она вздрогнула от неожиданности, - Надеюсь, мечтаешь о красивой жизни.
Марина не слышала как он вернулся, но сейчас уловила, что тон его бодрее, чем обычно и посмотрела на мужа с затаенным ожиданием приятной вести.
- Чего ресницами хлопаешь? Все в порядке.
Каждый раз, когда после продолжительной отлёжки на скрипучем диване он уходил на поиски покупателя и возвращался ни с чем, все равно говорил, что все в порядке. А потому Марина повернулась к нему затылком, потеряв всякий интерес к продолжению беседы.
- Чего морду воротишь? - фамильярно, но, как ей показалось, не грубо окликнул он, - Говорю же, все в порядке. Кажется, нашел.
Марина Васильевна вновь обернулась с молчаливым вопросом в давно потухших глазах.
- Сегодня разговаривал с этим. Ну, который обещал клиента подогнать. Так вот, клиент приезжает завтра, - торжественно произнес Волошихин, усаживаясь напротив Марины.
Выглядел он при этом серьезно и торжественно, что внушило ей некоторую уверенность.
- Ты думаешь, получится? - едва слышно спросила она, откинув сальную прядь со лба.
- Думаю. Клиент серьезный. Цену, конечно, ломить не буду, чтоб сразу не спугнуть, но, думаю, тысяч триста баксов запрошу. Этого нам вполне хватит, чтоб убраться отсюда и прикупить квартирку где-нибудь в более достойном месте. А там, глядишь, и паспортишку себе выкружу.
- А когда? Когда он приезжает? - возбужденно поднялась с места Марина и стала мерить маленькую запущенную кухню торопливыми шагами.
- Говорю, завтра. В обед. Ты бы прибралась хоть немного тут. Позорище ведь.
Марина пропустила это замечание мимо ушей. Сейчас она снова, как еще два года назад, хотела видеть себя в красивом доме с видом на море. Пусть в мечтах, но ведь бывает, что мечты воплощаются в реальность. Тем более, что на данный момент почва тому определенно благоприятствует! Ведь по рассказам Алешиного знакомого клиент действительно серьезный. Всю жизнь этим дурацким маркам посвятил, живет в Москве и по всей России... да что там Россия! И по загранкам ездит в поисках удачи. Он купит Маврикия. Обязательно купит! Дождалась, значит, она своего светлого часа!
* * *
Бывший Академик, а ныне, Владимир Юрьевич Вязов, окинул тяжелым взглядом новенький фасад дома девяносто шесть, что по улице Мичурина, ненадолго остановившись на барельефе бычьих голов, и медленной, какой-то обреченной поступью, направился в низенькую арку. Зайдя во двор, поросший вот-вот готовой выстрелить разбухшими почками сиренью, встал по середине и огляделся по сторонам. Там, где по его мнению должна была находиться нужная дверь, была гладко оштукатуренная стена. Быстро сообразив в чем дело, он направился к противоположному дому с небольшим палисадником. Тотчас занавеска на окне этого дома шевельнулась, и он удовлетворенно кашлянул, как бы готовясь к приятной для него беседе.
Ему не потребовалось стучаться в дверь, она раскрылась перед ним сама собой. Вернее открыла ее Клавдия Николаевна. Как и положено, она была в бигудях и галошах. На морщинистом лице ее играла заискивающе-добродушная улыбка.
- Добрый день, - первым поздоровался Вязов и взял паузу. Он был человеком достаточно умным, чтобы понимать, что на этом можно пока и остановиться, предоставив слово этой доброй женщине.
И на самом деле, заметив вопросительный и даже очень заинтересованный взгляд неизвестного и вполне приличного человека, Клавдия Николаевна осклабилась еще больше. Она очень уважала всякого рода зрелища, пусть даже совсем незначительные, но еще больше были ей по сердцу свободные уши. Ведь должен же был появляться хоть иногда тот, кому могла бы она донести все свои наблюдения, и кто бы оценил их по достоинству. Таких было мало, и потому они были у нее в большом почете. Им она с удовольствием выкладывала все, что только узнала, выведала, выследила за всю свою многострадальную жизнь одинокой женщины.
- Добрый день, - почти кокетливо проворковала она, - А вы, наверное, старых жильцов разыскиваете? - и, не дождавшись ответа, как бы боясь, что приличный мужчина уйдет, тут же продолжила, - А они уехали. Уж два года назад. Вернее Мариночка уехала. Она ведь до отъезда и мужа, и отца схоронила. Вот ужас-то. Да. Сначала Алешенька ее умер. Он ведь раком болел. Саркома у него была. Кажется саркома легких. Или желудка. Нет, кажется, легких. А спустя несколько дней, даже девяти еще не прошло, папаша ее - Василий Андрианович, стало быть, скончался. В параличе несколько лет пролежал совсем без движения. Правда, похороны совсем без почестей были. Странным мне это показалось, - и Клавдия Николаевна сделала таинственное лицо, перейдя на полушепот, - Он ведь в больших чинах при коммунистах ходил. Могли бы уж как-то поторжественнее похоронить. А тут - в закрытом гробу. И Алешеньку тоже в закрытом гробу из квартиры вынесли. Неужто они так попортились, что и проститься с ними нельзя было?! - возмущенно подметила она, разведя руками
- Мало того, когда я спросила при первых похоронах, кто помер, Марина сказала, что муж, а Надька - что отец. Очень мне это странным показалось. Как будто скрывали чего. А из провожающих одна только Надька была, да я, - на слове "я" Клавдия Николаевна сделала особое ударение, - Поминки вообще не справили. Ни по тому, ни по другому. Даже меня не звали, А вот..,- хотела она было продолжить, но мужчина, доселе очень внимательно слушавший, вдруг прервал ее:
- Простите, а куда уехала Марина?
- А кто ее знает? - довольно обиженно, не то на мужчину, не то на себя самою, что осталась не в курсе, ответила Клавдия Николаевна, - Когда утром проснулась, а просыпаюсь я рано, ее уж и след простыл. Даже не простилась со мной. А ведь столько лет тут в соседстве прожили. Я ведь ее с детства помню. Вот такой еще - и она приложила руку к своему бедру.
- Угу, - пробурчал ее собеседник, - А кто такая Надя?
- Наденька?! -обрадованно вскричала Клавдия Николаевна, готовая уцепиться за новую тему, - Так это ж подружка ее. Любимая и единственная. Достаточно неприятная личность. Она, если хотите знать...
- А адреса вы ее случайно не знаете? - не дал ей договорить приличный мужчина.
- Как же не знаю! - вполне довольная собой, усмехнулась она, - Конечно, знаю. Улица Гусельская, дом сто сороковой, квартира восемьдесят пятая. Это, если сесть на пятый троллейбус, надо выйти на остановке "Школа". И там справа будет девятиэтажка. А работает она в таксопарке. Диспетчером. Мужиков там, конечно, тьма, а она все принца, наверное, ждет. Живет одна с дочкой десятилетней. Изображает из себя черт-те кого! Видали бы вы ее. Далеко не красавица. Я ей сколько раз говорила…
- А вы ни разу не замечали, - снова оборвал ее Вязов, - не приходил ли к Марине молодой человек лет двадцати пяти, светловолосый, коренастый?
- Как это не замечала, если мои окна напротив их двери были?! - искренне возмутилась Клавдия Николаевна, - Замечала. Раза три-четыре его видела. Пару раз они во дворе разговаривали, потом, между прочим, после самых похорон Алексея он к ней приходил, - с нескрываемым возмущением доложила она, - И как так можно?! Не успело еще тело мужа остыть, а она... А хотя, может это просто знакомый Алешенькин был? Да только опоздал, - вдруг сделала она сама для себя выводы. - Вот отец Алексея не приехал на похороны, все очень быстро произошло. На следующий же день на кладбище свезли. Это же не по-христиански. Вообще, мне кажется, не всё тут чисто как-то. Как-то не по-людски всё.
Воспользовавшись наступившей паузой, приличный мужчина задал следующий и, как показалось Клавдии Николаевне, довольно странный вопрос:
- А как, кстати, фамилия Марины?
- Да Волошихина, - пожала плечами она, - Это по мужу. По Алексею. А по батюшке она Сухопарова была.
- Ага, значит, Марина Васильевна Волошихина. А то я ее только по девичьей фамилии знаю, - поспешил успокоить словоохотливую соседку Вязов.
- Понимаю, понимаю, - закивала Клавдия Николаевна, опять сделав свои собственные выводы относительно прошлого Марины. Только вот никак не могла припомнить она этого приличного мужчину. А странно. Все ведь прошлое Марины на глазах у нее происходило. И в девичестве, и после замужества.
- Что ж, спасибо большое, - слегка склонил голову бывший Академик, - Премного вам благодарен.
- Да чего уж там, - снова заулыбалась Клавдия Николаевна и тоскливо посмотрела вслед приличному мужчине.
* * *
Марина и Алексей Волошихины сидели на покрытом истерзанным гобеленом диване и оба безотрывно смотрели на часы. Обещанный клиент должен был появиться с минуты на минуту. Не будучи глупцом, Алексей припрятал за ремень брюк заряженный пистолет, прикрыв его выпущенной фланелевой рубашкой. Марина ничего не знала об этом, а потому постоянно дергала мужа вопросами, не обманут ли их сейчас, не убьют ли?
- Отстань. Все будет в порядке, - довольно резко огрызался он, барабаня пальцами по обшарпанному, некогда полированному подлокотнику.
Звонок разродился таким звуком, словно страдал хронической ангиной.
Оба - и Марина, и Алексей перегоняя друг друга бросились в коридор встречать долгожданного гостя. Оттолкнув жену, Волошихин сам открыл дверь. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти в темном добротном костюме и светлой рубашке под ним.
- Волошихины здесь живут? - поинтересовался он низким голосом.
- Да-да, - быстро отозвался Алексей, но тут же спохватился.
Никто! Никто в этом городе не знал его фамилии.
- Значит, я по адресу, - как-то странно ухмыльнулся пришедший и переступил за порог.
Алексей попятился назад. Первое, что пришло ему в голову - это милиция! Марина, заметив смятение на лице мужа, тоже отошла вглубь коридора и затаила дыхание.
- Ааа... А вы по какому вопросу? - неуверенно промямлил Волошихин.
- Пожалуй, у меня будет к вам два вопроса, - слегка прищурившись ответил мужчина в костюме, - Первый о Голубом Маврикии.
Волошихин мысленно выдохнул и улыбнулся кривой улыбкой:
- А, конечно. Проходите, - сказал, подумав про себя, что серьезный клиент наверняка навел серьезные справки о нем, прежде, чем сюда пожаловать и добавил:
- Мы вас давно ждали.
- Даже так? - вздернул бровь "клиент", - Что ж, это радует. Так куда же пройти?
Вязов понял, что его приняли за кого-то другого и теперь, желая поглумиться над этой парочкой, как кошка над мышью перед тем как ее сожрать, принял игру.
- А вот сюда, пожалуйста, - сделала приглашающий, но довольно нервный жест Марина, выйдя из-за плеча мужа.
Вязов прошел в комнату. Тут царил довольно сомнительный комфорт. Застывший в какой-то предсмертной агонии платяной шкаф, допотопный черно-белый телевизор, да низенький старомодный диванчик, который усердно эксплуатировали многие десятилетия, и это все убранство.
- Присаживайтесь, - указал на диван Алексей и тут же достал из кармана брюк тот самый серебряный портсигар и бережно его раскрыл.
Но не это сейчас привлекло внимание Вязова, а мелькнувший под рубашкой пистолет. Быстро смекнув, он сел на самую середину дивана. Так, если захочет присесть и хозяин, то окажется вплотную к нему. Как и рассчитал бывший Академик, Волошихин очутился возле него, демонстрируя марку. Вязов мельком глянул на то, что давно перестало его интересовать после смерти дочери и быстрым, почти неуловимым движением выдернул из-за ремня Волошихина пистолет, пожалев лишь о том, что игра вышла недолгой. Волошихин ахнул, уронил портсигар на пол и почувствовал, как смертоносное дуло больно впиявилось ему под ребра.
- А теперь сидите смирно, - прошипел Вязов, обращаясь в сторону опешившей Марины, которая стояла, прижавшись к покосившемуся шкафу и прикрывая рот ладошкой. Глаза ее были полны ужаса,
- Сидеть я сказал! - чуть громче скомандовал он, и, достав из кармана пиджака уже свой "макаров", наставил на нее.
Она опустилась на пол, скользя спиной по полировке. Из ее глаз выползли две крупные слезы. Вязов довольно кивнул и перевел взгляд на вмиг побелевшего Волошихина:
- А теперь второй вопрос. Вопрос о Свинопасе. Где он?
- Я... я не... не знаю кто это, - заикаясь и страдая от боли, прокряхтел Волошихин.
- Поясню. Овражников Коля.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими всхлипываниями Марины Васильевны.
- Ну? - поторопил его Вязов, сильнее вдавив ему в бок дуло пистолета, -- Язык от страха проглотил? Может быть мне выковырять его из твоей глотки?
- Я... я...
Убил его, - глухим голосом закончил он за Волошихина фразу, - Мне все известно. Подчеркиваю -- всё! И добавляю - феноменально! Вы просто молодцы. Я ведь, господин Волошихин, даже на могилке вашей побывал, не поленился. Скромненько, надо заметить, вы там лежите. Значит, Коленька мой там, надо полагать? - ответом ему была все та же гробовая тишина, - Ну, что ж, ничего. Хорошо, что хоть не в канаве. Да... Но возникает при этом еще и третий вопрос: как же вы, золотые мои, собираетесь теперь со всем этим жить? У вас ведь, Алексей, как я понял, даже документов никаких нет. Кроме Свинопасовых, наверное. В милицию пойдете сдаваться?
Ну, он-то - ладно, а вот вы? - обратился Вязов к всхлипывающей Волошихиной уже совсем спокойным тоном, в котором чувствовалась усталость, - Как вы, образованная женщина, могли пойти на убийство? С этим-то трутнем все ясно, - слегка качнул он головой в сторону Алексея.
- Он ведь до этого, как я понимаю, и батюшку вашего на тот свет отправил. Так что опыт уже имел. Но вы?!
- Я никого не убивала! - взвизгнула Марина, пытаясь подняться с пола.
- Сидеть! - тихо, но повелительно произнес Вязов, качнув "макаровым", и она снова села, - Ну, не убивала, зато помогала. Ведь так?
Марина Васильевна опустила глаза, поскольку на это ей ответить было нечего, да и другие мысли теперь закружились в голове, а Вязов продолжил свой монолог:
- Убийство. Что ж. Я тоже однажды убил и поплатился за это. Отсидел. Много отсидел. Честно скажу, мне не понравилось. На свободе лучше. А потому убивать я вас не стану, хотя и очень хочется. Но, думаю, вы и так отлично наказаны. Пожалуй, вас ждет еще худшее, чем тюрьма. Уж я то об этом позабочусь. Ни единого шага не дам ступить без моего ведома.
Паспорт ты, - снова ткнул он Алексея, - не получишь, а ты, - страшно глянул на Марину, - никогда не устроишься на работу. Деньги у вас скоро закончатся, даже скорее, чем вы думаете, а на этом закончится и нормальная жизнь. Хотя, разве можно назвать вашу жизнь нормальной? Трудновато жить человеку, не расплатившись за грехи. Ну, ничего. Успеете еще. Гораздо лучше расплатиться за них здесь, чем там, - и он поднял дуло пистолета кверху, - Там спросится дороже. Даа, - грустно протянул он, - Человек такая тварь, что ему всегда всё мало. Получил что-то, а ему еще подавай. Дали еще, все равно мало. И так, пока не подавится. Я, правда, к этой категории не отношусь, у меня другие грехи. Я часто рассуждаю по-гамлетовски: "Мириться лучше со знакомым злом, чем к незнакомому стремиться". А вот "Быть или не быть" для меня уже не актуально. Вы, видно, еще не доросли до этого. Ну, ладно, хватит философии. Вы, Марина Васильевна, потрудитесь выдать мне все те деньги, которые у вас остались в наличии. И побыстрее, пожалуйста, пока я из себя не стал выходить. А это, уверяю вас, неприглядная картина.
Алексей Волошихин так и сидел, не шевелясь, если не считать, что его поколачивала мелкая нервная дрожь. Казалось, что его парализовало. Марина же, оперевшись руками об пол, тяжело поднялась, глядя куда-то в одну точку, и на ватных ногах подошла к подоконнику. Отодвинув серую тюлевую занавеску, наклонилась и достала из-за радиатора газетный сверток, перетянутый тонкой бечевкой.
- Угу, - довольно кивнул Вязов, - А теперь принесите из кухни сковородку и спички.
Как сомнамбула, Марина Васильевна поплелась на кухню. Только одна мысль засела у нее в голове: "Это сон, я нахожусь под гипнозом, этого не может быть". Более она ни о чем думать не могла. Словно какой-то ступор сработал, защитив и без того до предела натянутые за последние два года нервы. Когда она вернулась, держа в руках то, что просил этот страшный человек, тот, все также держа пистолет наготове, приказал положить на сковороду сверток с деньгами и поджечь его. Она повиновалась. Сначала дело пошло туго. Газета сгорела быстро, а вот сложенные стопочкой купюры никак не хотели сдаваться. Лишь тлели по краям, издавая странный запах.
- А ты развороши их, развороши, - посоветовал откуда-то издалека чужой голос.
Марина Васильевна, не жалея пальчиков, раскидала по сковороде тлеющие бумаги и снова поднесла к ним зажженную спичку. Сначала пламя было маленьким и безжизненным, но потом, набирая силу, стало подниматься выше, выше, и вот уже коптится и без того прокопченный потолок, и на нем вырисовывается причудливое черное пятно. Кучка пепла, да это пятно - всё, что осталось от ее квартиры в Саратове, всё, что осталось от семейной жизни, от сложившегося быта, и, пожалуй, всё, что осталось от нее самой.
Она смотрела на высокие языки пламени и почему-то вспомнила сейчас пионерский лагерь. Там, будучи еще совсем девочкой, она сидела у ночного прощального костра в кругу друзей и пела веселые песни, которые казались немного грустными от того, что закончен сезон, закончено лето и пора расставаться с лагерем.
- Вот и прекрасно, - снова услышала она незнакомый голос, возвращаясь из светлых воспоминаний, - А теперь, Алёшенька, подними-ка коробочку.
Волошихин не шевельнулся. Он так и сидел без движения, чуть приоткрыв рот и тоже смотрел как догорают деньги.
- Я тебе говорю, - в который раз вонзил в него дуло Вязов, - Пошевеливайся!
Волошихин наклонился и дрожащей рукой протянул ему портсигар. Бывший Академик, слегка звякнув "макаровым" по серебру, подцепил ногтем драгоценную марку и, даже не рассмотрев ее как следует, сунул себе в рот. Довольно долго пожевал, почувствовав какой-то пыльный привкус, а потом смачно выплюнул прямо в лицо Волошихину.
Тот дернулся и липкая масса сползла с его щеки и упала на штанину засаленных брюк. Он опустил глаза, с завороженным ужасом глядя на то, что осталось от Голубого Маврикия.
- А теперь мне пора, разнесчастные вы мои, - довольно прокряхтел Вязов и, легко поднявшись с дивана, вальяжной походкой проследовал в коридор.
Только когда хлопнула входная дверь, Марина и Алексей, доселе боявшиеся встретиться друг с другом глазами, переглянулись.
- Это правда? - тихо спросила Марина, в упор глядя на мужа.
- Что?
- Что ты убил моего отца.
Волошихин не ответил. Бережно снял со штанины мокрый комочек бумаги. Встал. Застонал пружинами старый диван. Зашаркали по полу тапки с замятыми задниками. В коридоре Снова захрипел звонок. Алексей безжизненной рукой отворил дверь. Теперь перед ним стоял мужчина лет сорока с блестящей и не по сезону загорелой лысиной, одетый в светлую пиджачную пару и покручивал ключами от машины.
- Вы - Алексей, - бодро спросил он и просиял белоснежной улыбкой.
Волошихин молча протянул ему бесформенный комочек бумаги, уже размазавшийся по его пальцам.
- Что это? - удивленно взглянул лысый весельчак.
- Это Голубой Маврикий, - глухо, почти шепотом, пояснил он, не убирая руки, - Может быть вы дадите за него хоть сколько-то?
Лысый недоуменно пожал плечами, потом как-то криво усмехнулся и все также бодро сказал:
- Да! Я так и понял, что столкнусь с сумасшедшим. Какой там Маврикий?! Но, как в том анекдоте: "А рыбки-то хочется!" Я же фанат! - и, засмеявшись уже в голос, резво сбежал вниз по лестнице.
Тоскливо посмотрев ему вслед, Волошихин запер дверь и вдруг заметил на покосившейся тумбочке свой пистолет. Сквозь звон в ушах Марина услышала какой-то странный хлопок. Словно шина на улице лопнула. Она потерла виски. Серая пелена перед глазами немного рассеялась и она вышла в коридор. На полу, в неестественной позе было распростерто тело Алексея. Она не вскрикнула, не упала в обморок, не стала причитать,окак подобает вдове. Единственное, о чем она подумала: "На какие средства, где и под каким именем я буду его хоронить? А ведь права оказалась Клавдия Николаевна, обещая мне третьего покойника."
Она долго и тупо смотрела на зажатый в ладони самоубийцы пистолет. Теперь в ее голову стала закрадываться и другая мысль...
- Нет, - вслух самой себе сказала она, - Тот человек прав. Расплачиваться за грехи лучше здесь, чем там.
Она накинула прямо на домашний халат ту самую куртку, что подарил ей когда-то Овражников и вышла из этой ненавистной ей квартиры, чтоб уж не вернуться сюда никогда. Выйдя во двор, она посмотрела на чистое весеннее небо, немного постояла так, затем глубоко вздохнула и пошла твердой решительной походкой. Она шла в ближайшее отделение милиции. Только там могли ей помочь, только те люди, которых она боялась хуже смерти эти страшные последние два года. Они могли помочь искупить ей грехи.
Написано в 2003 г.