Что объединяет эти два рассказа?
Имена главных героинь, их юный возраст, их преждевременная гибель в холодных и мутных речных волнах, а, главное, – любовь, которая успела осчастливить их при жизни.
Для профессионального историка, очевидно, не составит труда точно определить время, а, может быть, и место действия рассказа «Под старым мостом», благодаря разным деталям, разбросанным в тексте. При отсутствии прямых указаний, доступных дилетанту, я определяю это время приблизительно эпохой Возрождения; на что, по моему мнению, указывает и самый стиль повествования (назовем его условно «средневековой новеллой»), приближенный к этому периоду. Страна, конечно, Италия, точнее определить не берусь.
В рассказе «Рея Сильвия» место и время действия указаны довольно точно: Рим, с декабря 546 года по осень 555 года.
То есть события, о которых идет речь в этих рассказах, отделены друг от друга приблизительно тысячью лет.
Рассказ «Под старым мостом» моему сознанию как-то более привычен и понятен: тут и королевский сын Антонио, порядочный малый, переживающий временные трудности по причине собственной гордыни, влюбившийся в юную нищенку; тут и юная нищенка Мария, отзывчивая и добрая, но не лишенная собственной гордости, соответственно влюбленная в королевского сына Антонио, скрывающегося под личиной бродяги; тут и остальные персонажи классического сюжета: злобный нищий, добрый дядюшка Онорио, любящая невеста Марта, подходящая принцу по всем статьям, недобрый старший брат – наследник престола, вспыльчивый король-отец, давно простивший своего младшего сына Антонио…
Финал только не классический, зато очень подходящий изощренному Серебряному веку: Антонио, по воле случая, но по праву, вернул себе королевский трон, разыскал Марию и привез ее в королевский дворец; во дворце девушке показалось одиноко среди толпы придворных и неуютно среди роскошного убранства королевских покоев, и даже любовь Антонио и предстоящая свадьба не могли утешить и успокоить ее; по совету доброго дядюшки Онорио Мария, как могла, осчастливила короля; после чего, мучимая противоречивыми чувствами, стыдом из-за утраченной невинности в том числе, выскользнула из дворца и вернулась под Старый мост, где и провела последние часы своей жизни.
Сидя на камне над рекой, она дождалась ночи. «Летние звезды медленно выплыли из лазури. Туман колыхнулся над воздушным шатром. Смолкли последние шумы, и Старый мост задремал.
Тогда волны перед камнем, где сидела Мария, разомкнулись и тотчас сомкнулись снова.
Король был в отчаянии, узнав об исчезновении Марии…»
«Когда осенью праздновали бракосочетание короля Антонио III с Мартой, дочерью Онорио, народу были устроены особенно пышные празднества. Всем раздавали хлеб, плоды и вино, по городу разъезжали блестящие процессии, герольды бросали в толпу целые горсти серебряных монет».
Бедная девочка не смогла перенести выпавшего на ее долю счастья и предпочла умереть.
Удивительнейший рассказ «Рея Сильвия», как, впрочем, и роман «Огненный ангел», о котором речь впереди. Как могут подобные сюжеты приходить в головы писателей – совершенно непонятно. Но читать – крайне интересно!
Действие, как было указано в начале обзора, происходит в Риме VI века; в Риме эпохи упадка и разложения; в Риме, безропотно переходящем из рук готов в руки византийцев, и обратно; в Риме униженном, полуразрушенном, беззащитном, обреченно ожидающем очередного нашествия очередной орды варваров.
Почему не в суровом республиканском Риме Муция Сцеволы? Не в могучем Риме Октавиана Августа? Не в цветущем Риме Вергилия? И не в Риме Марка Аврелия, поднявшемся на самую вершину перед тем, как начать скольжение в бездну ничтожества и небытия?
Нет ответа.
Странная девушка Мария, почти девочка, «худая, с неразвитой грудью, с болезненным румянцем, с дикими черными глазами», с головой, наполненной рассказами пьяного отца-каллиграфа о былом величии Рима, целыми днями скитается по улицам, форумам и площадям «Вечного» города, некогда шумным и людным, а ныне пустынным и заброшенным, «слишком обширным для ничтожного теперь населения».
День за днем Мария исходила все необъятное пространство города, вмещавшего когда-то свыше миллиона жителей. Она видела развалины дворцов, уцелевшие статуи богов и героев, колоннады, барельефы, стараясь припомнить рассказы отца; она проникала в покинутые дворцы богачей, любовалась на жалкие остатки прежней роскоши, на мозаику полов, на цветной мрамор стен, на оставшиеся кое-где изящные столы, кресла, светильники. Она посещала громады терм, эти города в городе, безлюдные во всякое время из-за отсутствия воды; в некоторых из них еще можно было видеть мраморные бассейны, ванны из «драгоценного алебастра или порфира», обломки статуй, головами которых воспользовались войска готов или византийцев, как ядрами для своих баллист.
В тишине огромных залов Мария слышала отголоски беспечной и богатой жизни.
Мечты о великом прежнем городе, средоточии всего прекрасного и чудесного, где вся жизнь была один сплошной праздник, переполняли ее голову. Века и эпохи, герои и императоры, боги и поэты накрепко перепутались в ее бедной головке и выткались в какую-то новую историю Рима, великолепную, героическую, красивую, безукоризненную. «Она создавала легенду за легендой, миф за мифом и жила в их мире, как в более подлинном, чем мир, описанный в книгах, а тем более чем тот жалкий мир, который окружал ее».
Дома ее ожидали пьяный отец и измученная бесконечными несчастьями мать, которая угрюмо совала ей кусок хлеба с сыром или луковицу и присоединяла иногда к скудному ужину несколько бранных слов. Мария, дичась как пойманная птичка, наскоро съедала поданное и пряталась в свою каморку, где опять погружалась в сладкие мечты о блаженных, ослепительных временах древности.
Во время своих скитаний Мария набрела на подземный дворец, Золотой дом императора Нерона, великолепный, обширный и почти не тронутый временем, наполненный мраморными и бронзовыми изваяниями. День за днем, вооружившись факелом, девушка обследовала дворец, пока не набрела на поразивший ее барельеф. «Он изображал девушку, худую и стройную, покоящуюся в глубоком сне в какой-то пещере; около девушки в военных доспехах стоял юноша с благородным лицом, дивной красоты; над ними, как бы в облаках, была изображена плетеная корзина с двумя младенцами, плывущая по реке». Присмотревшись, Мария поняла, что девушка с барельефа – это она, Мария.
Ученый и вечно пьяный отец объяснил ей, что изображает барельеф. На нем изваяны Рея Сильвия, весталка, дочь царя Нумитора, и бог Марс, полюбивший девушку и отыскавший ее в пещере. У них родились близнецы, Ромул и Рем. Рею Сильвию, согрешившую весталку, утопили в Тибре, а младенцев вскормила волчица, и они стали основателями Города.
Что могла подумать бедняжка Мария? Что она, Мария, и есть Рея Сильвия, и ее осталось лишь дождаться своего Марса, вкусить божественной любви, родить близнецов, призванных основать новый Вечный город, и погибнуть в мутных водах Тибра.
Марс не замедлил появиться в образе красивого молодого гота по имени Теодат, ученика оружейника, ремонтирующего доспехи солдатам византийского гарнизона Рима.
Свидание произошло у подножия барельефа. Марии не составило большого труда, пользуясь обаянием этого места и своих фантазий, очаровать юношу и убедить его в том, что здесь, в подземном дворце Нерона, все совсем не так, как за его стенами. Там, в городе, они лишь два бедняка, полубезумная девушка и ученик ремесленника; а здесь, во дворце, они – бог Марс и весталка Рея Сильвия со всеми, как говорится, вытекающими…
«И то, что должно было свершиться неизбежно, свершилось. Свадебным чертогом Марии и Теодата стала одна из великолепных зал Золотого дома Нерона. Зажженные смолистые сучья, вставленные в древние бронзовые светильники с изображением амуров, были их брачными факелами. Союз юной четы благословили мраморные боги …» и т.д.
Что было дальше? Дальше не интересно: Теодата схватили городские стражники и отвели к византийскому наместнику – дуксу. Дукс обещал Теодату помилование, если он скажет, где прячет сокровища готов. Как вы понимаете, помилование не состоялось, Теодат умер под пыткой. Мария случайно узнала о его смерти, сделалась больна, во время болезни родила недоношенного мертворожденного ребенка, и, как только немного оправилась от болезни, исчезла из дома. «А через несколько дней мутные воды Тибра выбросили на песок безжизненное тело Марии».
В минуту своей смерти она думала о том, что сейчас ее дети, близнецы Ромул и Рем, сосут теплое молоко волчицы и была счастливее всех других в этом жалком, полуразрушенном Риме, «на который уже двигались с Альп полчища диких лангобардов».
Сейчас только пришло в голову: может быть, в обоих произведениях речь идет об одной и той же реке?
Обе несчастные девочки погибли, добровольно расставшись с жизнью, но Рея Сильвия страх жизни перед смертью уравновесила безумием, а чем могла уравновесить свой страх Мария? Приходит на ум слово «безнадежность», но кажется слишком литературным. Впрочем, и произведения г-на Брюсова – литература. Не более. Поэтому предлагаю читателям не относиться слишком серьезно к поставленному вопросу.
