6.00
Я проснулся, умылся, почистил зубы.
Бриться не стал. Летом, на каникулах, – не до бритья.
Плотно позавтракал: две тарелки геркулесовой каши и много хлеба.
Потому что если есть суп или чаю попить – до обеда не дотянешь.
Потом надел футболку, джинсы и кроссовки.
И пошел на работу.
6.14
Идти было недалеко. Полчаса, не больше. По улице Карла Маркса, свернуть на улицу Марьинскую.
По дороге я думал:
«Утром все-таки хорошо.
Солнышко светит. Ветерок. Тучки на небе.
Кошки на помойке чем-то непонятным закусывают.
Самое главное – прохладно.
Вот если б весь день так».
Додумав эту приятную мысль, я свернул с Карла Маркса на Марьинскую.
6.47
Дойдя до конца улицы, я свернул направо.
Там, среди краснокирпичных особняков – достроенных и недостроенных – стоял он: фундамент, «нулевой цикл» – основа будущего дома.
Здесь я провел лучший месяц своей жизни.
Ну, может, и не самый лучший. Но не худший точно.
7.00
Для начала нужно было переодеться. Я снял футболку, джинсы и кроссовки.
Облекся в рабочую одежду:
Оранжевую рубашку с порванной правой подмышкой.
Серые брюки тонкого сукна (в 80-м году папа был в них на своем выпускном вечере в Институте физкультуры).
Китайские (белорусские?) кеды.
И панаму. Без панамы – никак.
Ну и перчатки, но они не считаются, их надолго не хватает – расходный материал.
7.12
Осталось замесить раствор и приготовить кирпичи.
Я ссыпал песок и цемент в пропорции 3:1 в бадью для раствора. Тщательно перемешал все лопатой, не добавляя воды.
С водой перемешивать труднее. Из-за нее получаются цементные комки, они мешают потом при кладке.
Сгреб сухую смесь на одну половину бадьи. Вылил в опустевшую половину ведро воды. Стал добавлять сухую смесь в воду и равномерно все перемешивать. Когда в бадье оказалась густая серая сметана, я закончил и накрыл все большим куском полиэтилена.
Остались кирпичи для каждого каменщика.
Поддоны с кирпичами стояли возле фундамента. Кран, чтобы поднять их туда, хозяин обещал подогнать после обеда. А до обеда еще пять часов. А кирпичи были нужны к девяти ноль-ноль. Утра.
Пришлось все делать вручную.
Каменщиков было трое. Каждому до их прихода я успевал принести не больше двадцати кирпичей. Итого шестьдесят. Этого едва хватало на полчаса.
Но с другой стороны, – а кому сейчас легко?
9.00
К девяти часам на строительной площадке остановился синий «Москвич».
Из машины вышли трое – бригадир Дильшод и двое каменщиков – Коля и Ильдар.
Эти были (и есть) выдающиеся люди. Пусть и в масштабе нашего района.
Дильшод выглядел как солидный пожилой сурок, когда-то давно, в молодости, занимавшийся штангой. У него был горбатый нос и смуглая кожа. Два передних – и единственных – зуба сильно выдавались вперед. По происхождению он был татарин из деревни Ашит, что в Башкирии. «Москвич» принадлежал ему.
Коля и Ильдар были очень похожи. Отличались они разве что тем, что у Ильдара были усы, а у Коли их не было. Коля любил поболтать, а Ильдар – нет. Коля уходил в запой периодически, а Ильдар – только в свободное от работы время. Коля говорил «це» вместо «че», а Ильдар «ще». А так они были очень похожи друг на друга – высокие, плечистые и смекалистые.
И оба нигде не работали. Обоих недавно уволили с завода.
Колю пьяного в зюзю застукали на проходной. Ильдар туманно говорил о каких-то шарикоподшипниках, которые куда-то пропали и к которым он не имел ну совершенно никакого отношения.
– А, студент! Уже здесь? – сказал Дильшод. – Садись, покурим.
9.05
И сели, и покурили…
9.30
Я встал и немножко пошевелил раствор, чтобы он не засох.
– Расслабься, студент, – сказал Дильшод и пустил дым из носа. – Не суетись.
Я так и сделал.
9.31
– А ты черный раствор сделал, для облицовки? – спросил он неожиданно.
– Нет, а что, надо было?
– Ага. Сегодня углы поднимать начнем. Заодно и облицовку. Побегаешь сегодня, короче.
– Да уж…
10.00
Докурили.
– Ну что, начнем, что ли? – Дильшод поднялся с травы и отряхнул штаны.
Я тоже поднялся, подлил воды в бадью с раствором и снова все перемешал, а то он все-таки подсох. И начал делать черный раствор для облицовочной кладки во второй бадье. Делался он так же, как и серый, просто в него добавлялась сажа.
Каменщики переоделись, разобрали инструменты: мастерки, молотки и линейки-уровни, и еще ведра для раствора.
Потом занялись пристрелкой углов дома, чтобы стены были ровными и стояли устойчиво и выдержали вес второго этажа и крыши.
Пристреливали долго, не торопясь. С прищуром, перекуром, с приседанием на корточки, с кряканьем и уханьем. С оживленными разговорами на подзаборном русском языке. Потому что про такие серьезные вещи просто так не поговоришь. Нет таких слов в обычном русском языке!
И слава богу!
12.00
Когда пристреливать и выкладывать углы закончили, протянули уровневую леску, чтобы было на что равнять глаз при кладке.
Тут Дильшод посмотрел на часы.
– Эге! Обед, что ли?
– Обед! – согласились мужчины.
И пошли обедать.
Но предварительно я в тысячный раз «пошевелил» растворы в бадьях и добавил в них воды – они все время норовили подсохнуть и превратиться в ком сухого, негодного бетона, особенно серый.
Обедать спустились в подвал: на улице припекало, а в подвале было тихо и прохладно.
12.03
Сначала сделали стол – сложили три-четыре пеноблока, сверху положили широкую доску.
Начали раскладывать еду.
Выкладывали ее из литровых банок, пакетов, кастрюль. Макароны, яблоки, борщ, хлеб, чай, яйца, зеленый лук, соль, что-то еще.
Уселись.
Перед тем как начать есть, угощали друг друга:
– На вот, яблоки попробуй.
– И вот лука еще.
– Давай хлеб бери, не стесняйся!
– Соль у меня хорошая, йодированная…
– У меня жена в борщ укроп кладет…
– А моя – в макароны.
– Понимает, значит, в кулинарии..!
После положенных ритуалов приступили.
Дильшод аккуратно подносил ложку ко рту и медленно, с достоинством оберегая зубы, жевал.
Я жадно глотал овсяную кашу.
Ильдар сдержанно чавкал гуляшом.
Коля, деликатно облизывая пальцы, кушал котлету без помощи столовых приборов.
12.39
Поели. Закурили. Заговорили.
Стали вспоминать разные интересные случаи из жизни. У кого знакомый сел за кражу. У кого ребенок в школе пятерку получил. У кого супруга нашла чекушку, припасенную на черный похмельный день, и уничтожила, кобра. Про международную политику опять же.
Отдыхали, в общем.
13.00
– Уже час, что ли? – сказал Дильшод и не спеша поднял кисть левой руки к глазам.
– Эх…
– Да…
– Ну... – Послышалось в ответ.
– Ладно, опять начнем, что ли? – риторически спросил Дильшод, и все пошли наверх.
Коля прихватил с собой черный от копоти чайник.
– Пить, если захочу, – пояснил он непонятно кому.
Вышел он последним, почему-то замешкавшись в подвале.
13.07
Вышли наружу, солнце больно ударило по глазам. Горячий ветер высушил послеобеденную испарину. Я почувствовал, как рубашка стала будто картонная. Когда я задевал за что-нибудь, слышен был не шорох, а стук.
Вдали загромыхало, зарычало. Что-то приближалось.
– Кран едет! – обрадовался Дильшод.
– Кран едет! – обрадовался я. Ну не улыбалось мне вручную перетаскивать четыре тысячи с лишком кирпичей.
Автокран «Ивановец» подъехал.
Это была могучая машина. Стрела до сорока пяти метров. Подъемность до ста тонн. Мощность двигателя – пятьсот лошадей.
На самом деле может быть и меньше. Но впечатляло все равно.
Мотор его оглушительно ревел, стрела выдвигалась все выше. Черный Колин чайник дребезжал на земле. Водитель автокрана сосредоточенно курил, ловко двигая рычагами управления.
Просунули тросы под поддоны с кирпичами и – по два за раз – перенесли на фундамент. Перенесли и бадью с раствором, чтобы далеко не ходить.
Теперь можно было работать.
13.30
И начали.
Раствор уходил как вода. Даже спекшийся после обеда и вновь оживленный ушел в одно мгновенье.
– Давай-давай, студент! Не жмись! Не государственное! – шумели каменщики и махали мастерками.
Я ожесточенно возил лопатой в бадье и плюхал серую жижу в ведра. Сыпал песок и цемент, добавлял воды, смешивал и снова плюхал. Снова сыпал, снова добавлял – и снова в ведра.
В промежутках пил чай из Колиного чайника и – продолжал.
Песок, цемент, вода. Ведро. Второе. Цемент, песок, вода. Ведро. Еще ведро. Чай. Снова чай.
Внезапно перед моими глазами зажегся ослепительный белый свет.
Истина открылась мне.
Я понял, что девочка-первокурсница, которая нравилась мне уже две недели, подло обманывает меня со студентом-математиком из нашего же университета.
Все было логично и неопровержимо. Я видел, как они танцевали на дискотеке в прошлую пятницу. Я…
Собственно, это было все.
Но этого было достаточно!
«О! Коварная брюнетка!» – неистовствовал я и бешено орудовал лопатой.
Когда я устал – очень, надо сказать, скоро, – я понял, что не слишком твердо стою на ногах. В голове шумит и слегка подташнивает. Такое было однажды, когда я выпил с друзьями на вечеринке – натощак, из безмозглой подростковой солидарности.
– Чего-то чай больно крепкий, Коля, – сказал я заплетающимся языком.
– Так я туда водки подлил, – ответил он простодушно, – а ты чего, весь чайник выпил, что ли?
18.47
Каменщики сделали перекур.
Я пошел умыться. Меня мутило.
Вода для раствора находилась в старой ржавой цистерне, запросто лежавшей на земле. Люк цистерны был открыт. Вода в ней была прозрачная, но уже слегка зеленоватая. В ней стремительно жила какая-то пресноводная мелочь.
Под боком цистерны, в сырой тени, раздувала зоб жаба.
Я зачерпнул воды и окунул лицо в ладони. Мир стал на пару градусов прохладней. Остатками воды растер шею. И еще раз зачерпнул.
И подумал, что так и не взял телефон у той девочки.
18.53
Впервые я увидел ее в спортивном зале на физкультуре. Ей было скучно. Она, надув губы, делала гимнастические упражнения.
Потом была университетская библиотека. В библиотеке был зеленый пол и пыльные шторы. Она была в розовом брючном костюме, со строгой прической. Она получала учебники. Она была лучше всех.
18.54
Да, тогда я был счастлив.
18.55
– Не спи, студент!
Я вздрогнул. Это Дильшод подошел и хлопнул меня по плечу.
– Айда, айда, норму еще не сделали.
И я пошел.
Я взобрался на стену дома.
Она была высокой. С ее высоты была видна телевышка в паре километров от дома, лес рядом с кождиспансером, и даже виднелся «Титаник» – четырнадцатиэтажный высотный дом возле городского озера.
– Лови, епть! – услышал я вопль Ильдара, успел оглянуться и чудом ухватил прилетевший от него кирпич.
Он вовсе не хотел меня покалечить. Просто нужно было перекидать кирпичи с первого этажа на второй. Этим он и занялся, забыв меня предупредить.
Кирпичи летели споро. Не надень я перчаток, я бы остался без кожи на пальцах. А так только перчатки покраснели от кирпичной пыли.
19.34
Кирпичи мы перекидали.
Осталось разложить их по кладке, чтобы завтра каменщикам было чем заняться до приезда автокрана. Он приедет завтра, чтобы поставить плиты перекрытия для второго этажа.
Строители пошли покурить. Я остался внутри.
Я сел на поддон. Посмотрел на пол, белый от цемента. На стены, сложенные из красного забутовочного кирпича. На синее небо вместо крыши.
Завтра приедет автокран, и мы положим плиты перекрытия и начнем выкладывать стены второго этажа.
Но мне было не до этого. Я слишком устал за день.
Мышцы уже не болели, как в первые дни. У меня было чувство, что вместо них остались одни кости, на которых болтаются рыжая рубашка и серые штаны. Только некоторое время спустя они начали слегка ныть, а потом тихонько гудеть – каждая по отдельности.
Голова была пуста. Вот уж кто отдохнул за лето, так это она. Ее никто не загружал учебой, экзаменами, ветреными студентками.
Я снял перчатку, похлопал рукой по теплой шершавой стене.
Да уж, я приложил руку к строительству этого дома. Благодаря мне – ну, в смысле, и мне тоже – в нем будет кто-то жить.
19.40
– Пошли, Вадим. Завтра кирпичи разложишь. – Это Дильшод зашел внутрь.
Мы вышли и взглянули на недостроенный дом снаружи.
– Эх, фотоаппарат не захватили – огорчился Дильшод. – А то в прошлый раз, когда дом достроили, на его фоне сфотографировались.
Дом внушал уважение. Не только к себе, но и к нам – людям, которые его построили.
Крыльцо, эркеры, узорные окна, площадь пятнадцать на двенадцать. Массивные стены из двух рядов забутовочного кирпича – пять рядов вдоль, шестой ряд поперек, для связки. Облицовка из гладкого красного кирпича.
И это был только первый этаж.
19.45
– Ну чего тогда, айда домой? – предложил Ильдар.
Никто не возражал.
Пошли в подвал переодеваться.
Я снял:
Оранжевую рубашку с порванной правой подмышкой.
Серые брюки тонкого сукна (в 80-м – нет, в 78-м году! – папа был в них на своем выпускном вечере в Институте физкультуры г.Душанбе).
Китайские (белорусские?) кеды. Я так и не определился, чьи они. Но точно помнил, что купил их во «Вьетнамочке» за городским автовокзалом.
И панаму, ведь без нее никак. Стоило поберечь ее до завтрашнего солнцепека.
Ну и перчатки, но они не считаются – после перекидывания кирпичей от них почти ничего не осталось.
Потом надел футболку, джинсы и кроссовки.
Почувствовал себя так, будто целый день носил ведра с бетонным раствором.
И вышел вместе с остальными. Они тоже приняли человеческий облик.
20.13
Солнце садилось.
Оно позолотило окна жилых домов, стоявших по соседству. Жара спала. Пахло цветами из палисадников, землей, пылью. Стало прохладно. Чувствовалась сырость – наступал вечер. Мошкара толклась в воздухе, как ожившая пыль.
– Каменщики собрались ехать. Дильшод завел «Москвич».
– Садись, подброшу!
– Не, спасибо. Тут недалеко, я пешком дойду.
– Ну, смотри сам. Давай, до завтра!
– До завтра!
Я попрощался со всеми и собрался домой.
Идти было недолго: с Марьинской свернуть на Карла Маркса, а там до дома рукой подать.
Но я задержался. Еще раз посмотрел на дом. Дом был хорош.
– Ты хорош! – сказал я ему.
Мне показалось, что он приосанился и стал еще лучше.
Я удовлетворенно вздохнул и пошел домой. Нужно было выспаться, чтобы быть готовым к завтрашнему дню.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Вадим Султанов
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.