Религиозно-научные исследования характеризуются крайним разнообразием точек зрения. Столь же разнообразны и те выводы, к каким они приводят. Но, несмотря на то, здесь, все же, достигнуто некоторое принципиальное согласие. Все согласны с тем, что, наряду с соответствующим психологическим и теоретико-познавательным анализом, в исследованиях о религии должно быть уделено возможно больше места широкому историческому освещению данного материала. Другими словами, здесь, как и всюду, опыт и мышление, эмпирия и спекуляция не должны вступать в конфликт друг с другом – они должны, наоборот, восполнять, оплодотворять друг друга. Что же касается разногласий, то с ними приходится считаться лишь при практическом осуществлении программы, тогда, когда нужно бывает выдвинуть вперед то одну, то другую сторону проблемы. Поэтому, нет ничего удивительного, если эта наука, которая сама собой легко распадается на историческую и философскую части, возникла лишь в самое последнее время. Ибо лишь теперь, в наши дни, с самых различных сторон, притекает к нам тот материал, который необходим для исследования. И больше всего, быть может, мы обязаны в этом отношении составляющим эпоху успехам сравнительного языковедения. И, действительно, наибольшая часть соответствующих проблем возникла именно на этой почве.
Но, и независимо от этого, наше познание религиозной жизни человечества значительно расширилось и из других еще источников. Путем раскопок повсюду были добыты очень ценные надписи. Они знакомят нас с верованиями давно сошедших с исторической сцены народов, самое имя которых до этого было едва известно. Сюда присоединяются, наконец, не менее ценные труды по современному фольклору, по этнографии, труды миссионеров. Последние изучали и наблюдали еще и поныне здравствующие племена, стоящие на низшей ступени развития. Это позволяет нам сделать очень важные выводы по отношению к высшим стадиям развития. Правда, в этих случаях, нередко позабывают о необходимой осторожности в выводах. Вся трудность тут состоит в том, что, в большинстве случаев, а то и сплошь, мы имеем здесь дело не с историческим процессом (благодаря одному уже прискорбному недостатку соответствующих документов), а с обычаями, нравами, воззрениями и институтами; а все это точно также поддается лишь психологическому, а не хронологическому объяснению.
Поэтому особенно ценны для нас те документы, которые позволяют нам установить известную историческую связь, известную историческую преемственность. Тут мы чувствуем под собой более твердую почву. Поэтому, когда Макс Мюллер[2] на интернациональном конгрессе ориенталистов в Лондоне в 1874 году[3] положил начало изданию «Священных книг Востока», под руководством сведущих людей (понятно, в переводах), то это поистине было днем рождения науки о религии. Это собрание «Sacred Books of the East» (с 1879 по 1898 г.), заметим, между прочим, обнимает собой теперь 49 томов. Сверх того, появился и практический интерес к этим вопросам: ибо во многих странах (а в особенности в Голландии) при университетах были созданы особые кафедры для науки о религии, возникли специальные журналы (так, в Париже под редакцией Ж. Ревилля[4] возникло «Revue de l’histoire des religions»[5]; в Германии проф. Ахелис[6], вместе с другими специалистами, издает «Arhiv für Religionswissenschaft»[7], с 1898 г.).
Что же касается специальной задачи сравнительной науки о религии, то задача эта заключается в следующем: проверив тщательно, с должной критикой, весь имеющийся материал, мы должны затем изучить те общие черты и направления в различных религиях, которые, благодаря своему типическому своеобразию, встречаются повсюду на определенных ступенях развития. А это, в свою очередь, предполагает связное психологическое и теоретико-познавательное изучение соответствующих религиозных воззрений. А отсюда, затем, уже сами собой вытекают важные параллели. Только путем такого органического исследования можно установить действительные (а не мнимые) законы религиозного развития, нисколько не противоречащие фактам.
Что же касается теологии, и в особенности христианской теологии, то, в виду такой всеобъемлющей задачи, ей принадлежит здесь более скромное место. Ведь она имеет дело исключительно с какой-либо отдельной религией и с ее историческим развитием, – мы не говорим уже о том, что очень часто здесь преобладают догматические и этические мотивы.
Религия
Ниже мы дадим точное определение понятия и существа религии. Конечно, для обсуждения религиозных проблем не безразлично, как широко поймем мы это понятие и существо религии, какое значение придадим мы им. Но, всё же, мы находим целесообразным в настоящую минуту не давать ещё этого более точного определения понятия религии. Пока же мы ограничимся тем понятием религии, какое отвечает этнологической точке зрения. Именно под религией мы будем понимать действительную веру в сверхчувственные и сверхземные силы, затем мифологию, это полное красок отражение божественного в природе, и, наконец, культ. Всё это сплетается в одно неразрывное, органическое целое. Можно, конечно, выбросить какой-либо из этих элементов, считая его несущественным, — но, в таком случае, мы окажемся в противоречии с фактами. Мы отдались бы, в таком случае, во власть своих личных, догматических симпатий.
Само собой разумеется, что, ввиду неисчерпаемого изобилия фактического материала, мы можем дать здесь лишь краткий, хотя, быть может, и точный очерк. Кто желает узнать более точные подробности, тот должен обратиться к соответствующим специальным руководствам. Вся задача здесь сводится к тому, чтобы найти определенные типические черты, которые мы встречаем повсюду, на всех ступенях развития, хотя иногда и в искаженном или не в достаточно развитом виде. Это – характерные составные части религиозного сознания, без которых оно немыслимо, без которых оно не может быть. В этом отношении совершенно безразлично, как бы высок ни был общий духовный уровень. К числу таких изначальных элементов верования принадлежат, например, вера в богов, этих могущественных властителей над миром и человеческой жизнью, представление о душе, как об истинном факторе нашего бытия, представление о её развитии и деятельности, представление о последующем существовании, о некотором райском житии, представление об избавлении от ограниченности и тягостей земной жизни и т.д.
Развитие и значение представлений о Боге
В своих богах человек изображает себя самого, – говорит Шиллер. Или, как выражается Гёте:
Im Innern ist ein Universum auch;
Daher der Völker löblicher Gebrauch,
Dass jeglicher das Beste, was er kennt,
Er Gott, ja seinen Gott benennt,
Ihm Himmel und Erden übergibt,
Ihn fürchtet, und womöglich liebt[8].
Именно по этой причине изучение всех этих воззрений так поучительно. Здесь перед нами как бы развертывается эмпирическая психология и позволяет нам заглянуть непосредственном в духовную жизнь человечества. Мы увидим здесь также, как мы об этом уже упоминали выше, что, несмотря на все этнографические и культурно-исторические различия, в представлении о боге, все же, встречаются одни и те же, всегда вновь и вновь повторяющиеся элементы.
В высшей степени замечательно, что португальцы своим словом fetico, которое они применяли к африканским богам, подчеркнули как раз то понятие, какое нас прежде всего должно интересовать здесь: именно понятие силы, как оно знакомо первобытному человеку на основании представления о телесной силе. Этот взгляд имеет, в данном отношении, решающее значение, – и все теогонические мифы исполнены одной этой великой идеи. Во всех политеистических системах, как бы отличны друг от друга они не были, – во всех них решается этот вопрос силы, могущества. Все они тяготеют к одному и тому же общему центру, который доказал свое наибольшее могущество в прежних битвах. И всегда снова подлежит он такому испытанию силой. Вся эта, исполненная движения, драма мифологии, как бы бесконечно разнообразна ни была она, в зависимости от характера отдельных народностей, все эти взаимные отношения богов друг к другу и т.д., – все это, в последнем счете, определяется все тем же моментом: кому из богов принадлежит наибольшее могущество. Поэтому негр, безо всяких размышлений, бросает прочь своего фетиша, как только последний доказал свое бессилие, хотя до сих пор он неоднократно помогал ему во всех постигавших его бедствиях жизни.
Все явления природы суть откровения божественных существ, – и существа эти связаны с определенными элементарными процессами. Здесь не может быть никакого вторжения в чужую сферу влияния. Согласно наивному антропоморфизму ранних эпох (Гёте однажды выразился по этому поводу замечательно хорошо: человек не понимает даже, насколько он антропоморфичен), собственно говоря, нет никакой разницы между чувственным и сверхчувственным, духовным и материальным мирами. Правда, и первобытный человек признает некоторую противоположность между обоими мирами. Но противоположность эта только количественная; она выражается в том, что человеческое превращается в сверхчеловеческое. Повсюду еще отчетливо заметны переходные ступени таких взглядов. Так, например, гомеровские боги не нуждаются уже в обычной человеческой пище, но они не могут обойтись без нектара и амброзии, этих эфирных средств подкрепления. Правда, они не так сильно связаны оковами пространства и времени, – но, в то же время, они не всемогущи, не вездесущи. Для перемены местопребывания им нужно бывает известное время. А затем и над ними властвует мрачная, неодолимая сила, всевластная судьба, эта олицетворенная неодолимая необходимость всего возникающего.
А вот очень характерный пример из другой области: Иаков радостно восклицает, что Иегова есть и в Вефиле[9].
Что-то крайне детское и, в то же время, совершенно чуждое нашим понятиям о красоте проявляется и в том способе, каким первобытный человек выражал внешним образом эти божеские качества. Он удваивал соответствующие члены или соединял воедино животные и человеческие формы и т.д. Очень точную копию этого чисто-человеческого понимания сверхчеловеческих существ дает нам искусство первобытного человека, как оно проявилось в производстве идолов: достаточно сравнить, в этом отношении, идолов-фетишей негров, безумно-искаженные, кровожадные лица мексиканских божеств и эфирные, исполненные красоты, образы греческих богов.
Как в индивидуальном развитии, так и в жизни народов идея морали сравнительно поздно вступает в свои права. В этом отношении исследователи были очень сильно поражены полинезийскими мифами и преданиями: несмотря на свой крайне спекулятивный и глубокомысленный характер, они, все же, лишены моральных идей. В большинстве же случаев, если даже и встречаются моральные элементы, то они понимаются чисто-внешним образом, как простое предписание (или запрещение). И за этим стоит или угроза наказания, или обещание награды.
Но, как бы то ни было, на основании некоторых признаков можно думать, что, в связи с этим, довольно рано обозначился здесь известный, правда, грубый дуализм, развилось некоторое, правда, довольно примитивное различение добра и зла. И с течением времени все это углублялось и углублялось. Наиболее элементарная и эгоистическая логика нашла себе выражение в известном изречении бушмена, который, на вопрос одного миссионера, что такое добро и зло, ответил: добро – это если я отниму у другого его жену, зло – когда такая же судьба постигает меня. Во всяком случае, здесь имеет значение конкретный опыт, а также и в опыт относительно того, что полезно и что вредно. Но только на высших ступенях развития возникает чисто-этическая оценка и различение (немалую роль здесь сыграла жреческая спекуляция), – и ее высшим завершением служит система Зороастра: борьба бога света Ормузда с духом тьмы Ариманом, вечно возобновляющаяся борьба между белой и черной магией. Такое название получила эта борьба благодаря тем волшебным средствам, какие применялись в соответствующих случаях.
Само собой разумеется, что наиболее изобильные жертвы выпадали на долю именно враждебных божеств и демонов: ибо этим путем первобытные народы рассчитывали приобрести их милость и благоволение. Но уже и здесь сравнительно рано начали пробиваться более чистые представления. Правда, эти злые духи еще долгое время вызывали страх у первобытного человека, – но они уже не почитались им. Сюда присоединяется затем (об этом подробнее будет сказано ниже) почитание предков, вырастающее на почве симпатических и потому более благородных склонностей. В свою очередь, оно находится в связи с культом духа покровителя, который (т.е., культ) имеет громадное значение для всякого человека. Психологическое развитие этой специфической социальной идеи можно проследить на примере простого фетишизма, тотемизма индейцев и австралийцев. Отсюда оно тянется вплоть до высших ступеней наших собственных верований, где деятельная роль принадлежит уже святым.
Ниже, когда у нас будет речь об отношении высшего принципа к природе и миру, мы выясним более подробно отдельные стороны понятия Бога. Но уже и теперь необходимо отметить, хотя бы и коротко, то громадное значение, какое чудо имеет для всего этого развития. Правда, Макс Мюллер превосходно замечает в этом отношении: нет ничего более естественного, как именно сверхъестественное. Но в глазах этого простого, наивного анимиста, каким был первобытный человек, которому было совершенно чуждо и недоступно понятие закона, понятие достаточной причины, – все происходящее было связано в его глазах с некоторой божественной деятельностью, далеко превосходящей меру человеческих сил. Действительно, чудо есть любимейшее детище веры, – и здесь также все сводится лишь к постепенному облагорожению первоначальных, более грубых воззрений. Как мы уже говорили об этом выше, все явления в природе и в человеческой жизни, а прежде всего все эти поворотные пункты нашего бытия, болезнь и смерть, – все это, в глазах первобытного человека, суть действия неведомой божественной силы. И «дикарь», безгласый, исполненный ужаса, в благоговении склоняет свою голову перед этой силой: ибо он чувствует здесь непосредственную угрозу своему существованию.
Эти первоначальные, прихотливые проявления неодолимой божественной силы изукрашены фантастически в мифологиях. Но позднее, на высших ступенях цивилизации, они видоизменяются соответствующим образом. Теперь божеская сила являет себя в виде откровения, в особо исключительных случаях, когда безусловно необходимым является такого рода вмешательство. К таким случаям принадлежат: сотворение мира, борьба против князя тьмы, воплощение Бога в человеческий образ, – вообще, все те случаи, когда такого чуда требуют этические основания.
И здесь развитие носит те же черты, что и вообще в духовной жизни человека: ибо оно есть не что иное, как отражение человеческой сущности. Вначале здесь перед нами нечто запутанное и неосмысленное, – где дремлют еще все зародыши дальнейшего развития. Наряду с чувственностью и грубостью, мы встречаем здесь поразительную душевную мягкость. От эгоизма и наивной естественной жадности, от наивного естественного взгляда на вещи, через бесконечный ряд промежуточных звеньев мы приходим здесь, наконец, к совершенству. Но очень часто (а об этом нередко забывают) прогресс этот прерывается достойным сожаления понятным движением, печальными возвратами назад, к тому варварству, какое мы уже оставили после себя. И, в то же время, под обманчивой оболочкой прекрасной видимости, на этих высших ступенях развития, в поразительным упорством продолжают жить своеобразные остатки прошлого (Тэйлор, как известно, называет их переживаниями), порождения совершенно иного слоя наших верований.
Здесь мы имеем в виду дать лишь беглый культурно-исторический очерк, – а потому здесь нет места для метафизически-психологического исследования о возможном происхождении представления о Боге. Во втором отделе этой книги мы вернемся еще к этой проблеме.
-----
[1] Печатается по изданию: Ахелис Т. Очеркъ сравнительнаго изученiя религiи / Пер. I.А. Давыдова. – СПб.: Брокгаузъ-Ефронъ, 1906. ([Серия:] Библиотека самообразования. Под ред. проф. П.И. Броунова и В.А. Фаусека) – 111 с. Адаптация к современной орфографии и примечания: Павел Костылев.
[2] Фридрих Макс Мюллер (1823–1900), германский и британский филолог, индолог, специалист в области мифологии, логики, один из основателей религиоведения. С его наследием можно ознакомиться по работам: Мюллер М. Введение в науку о религии: Четыре лекции, прочитанные в Лондонском Королевском институте в феврале-марте 1870 года. / Пер. с англ., предисл. и комм. Е.С. Элбакян. Под общ. ред. А.Н. Красикова М.: 2002; Он же. Египетская мифология / [пер. с англ. Г.В. Бажановой]. М.: 2007; Он же. Шесть систем индийской философии: пер. с англ. М.: 2009; Он же. Лекции по науке о языке: пер. с англ. / предисл. К.Г. Красухина. М.: 2009; Он же. Наука о мысли / Пер. с англ. В.В. Чуйко. М.: 2012.
[3] Second International Congress of Orientalists.
[4] Жан Ревиль (1854–1908), французский протестантский богослов, с 1884 г. главный редактор Revue de l’histoire des religions, с 1894 г. – профессор патристики теологического факультета Университета Сорбонны.
[5] Журнал издается с 1880 года и до настоящего времени, сайт журнала см.: http://rhr.revues.org/.
[6] Томас Ахелис (1850–1909), германский религиовед, педагог и этнолог. Кроме публикуемой книги русскоязычному читателю доступны следующие его работы: Ахелис Т. Современное народоведение / пер. с нем. Ф. Капелюша. СПб.: 1900; Он же. Происхождение права / Пер. с нем. Д. Марголина. Киев: 1906; Он же. Социология / Под ред. Н. Самсонова, авторизованный пер. с посл. нем. изд. Л. Яшева. Рига: 1914; Он же. Этика: история этики и критика ее систем, явления нравственности, принципы нравственности / пер. с 3-го нем. изд. и примеч. И.А. Давыдова. М.: 2011.
[7] Журнал издавался с 1898 по 1942 г., первые 21 том журнала доступны в интернете, см. ссылки на: http://de.wikisource.org/wiki/Archiv_für_Religionswissenschaft.
[8] И внутри есть также целый мир;
Поэтому достоин похвалы обычай народов,
Что каждый, что знает лучшего,
То зовет он Богом, своим Богом,
Вручает ему небо и землю,
Страшится его и, буде возможно, любит. – привоодится по изданию.
[9] Вероятно, имеется в виду: «…и нарек Иаков имя месту, на котором Бог говорил ему: Вефиль» (Быт 35:15).