‒ Эх, дуры вы все, девки, – Гриша налил половину рюмки и залпом выпил, после слегка поморщился, занюхивая рукавом и продолжил беседу с воображаемыми людьми, ‒ ничего то вы в нашей мужской душе не понимаете, всё о себе печётесь, страдаете, да переживаете. А о нас, о мужиках, кто будет думать?
Поставив бутылку рядом с собой и установив рюмку туда же, он серьёзно вздохнул, чуть пошатываясь из стороны в сторону и продолжил всматриваться в отблески на речной глади.
– Вот что ты кому доказала, дурная ты баба, Любка? Кому хорошо сделала? И чего только ты в меня вцепилась, окаянная. Почему не прогнала? Эх, ‒ вздохнув в очередной раз, Гришка махнул рукой и повернувшись в правую сторону наклонился вниз к земле, установив на неё локоть, чтобы облокотиться.
Природа вокруг деревни Сосновка Гришу восхищала всегда и в момент, когда друг и по совместительству бывший одноклассник Егор покидал родные края, зазывая с собой и Гришку, он наотрез отказался.
Не сможет жить Гриша в другом месте, где нет вот таких бескрайних полей, уходящих в горизонт, пения птиц в лесу или петухов по утру, не сможет он и без вот этой водной глади, на которую мог смотреть часами.
Последний месяц Гришка всё чаще бывал именно на этом месте, откуда вошла в воду в последний раз Любка. Он не видел, но ему рассказывали, что была она в момент гибели в красивом платье и с бусами. По описанию одежды Гриша понял, что нарядилась она в последний раз именно для него, потому что в том платье она его и завлекла уже после свадьбы с Ульяной.
– Прости меня, Любка, дурак я, ‒ каждый раз он повторял одни и те же слова, вымаливая прощение у человека, который уже никогда не сможет держать перед ним ответ.
На работу он ходить перестал, закрываясь либо в доме от посторонних глаз, либо приходя сюда на берег реки, где в ранние часы его никто не может увидеть.
– И чего ты тут расположился, али свою невесту поджидаешь? ‒ позади него раздался мужской голос, который первоначально удивил так, что Гришка и глаза раскрыл, не призраки ли начали с ним разговаривать? – ты с бутылкой, я сразу и не подумал.
‒ А, Степан, ты, а я уж думал со мной нечисти разные беседу завели, – Гришка посмотрел на присаживающегося рядом рыбака, раскладывающего свои снасти, чтобы начать удить рыбу.
– Что-то ты рано тут, спать не можешь? – Степан посмотрел на Гришу.
‒ Не могу, сколько бы не пытался. А глаза не закрываются, всё мысли плохие лезут в голову, совладать с ними не получается, – Гришка кивнул головой.
‒ Так ты пить и бросай, оно лучше станет. На работу отправляйся, там мысли и прогонишь злые, на их место усталость придёт такая, что и думать перестанешь.
– Да, бригадир приходил, пропесочивал на днях, не подействовало. К совести взывал моей. А где же она? Я же её пропил всю, без остатка. Зачем мне работать, я всюду плох, вот пить и остаётся, ‒ Гриша ухмыльнулся, а затем повернул голову в сторону Степана и спросил, – а тебе кто спать мешает, что ты шастаешь сюда на речку в такой ранний час?
‒ Здесь покой, мне тут хорошо. Люблю встать рано утром, по деревне пройтись, когда ещё все спят, да тишиной насладиться.
– Брешешь всё, дома жена сварливая у тебя, говорит много, вот ты и убегаешь, чтобы её не слышать, ‒ он ехидно засмеялся, считая, что нашёл больное место Степана.
– Что много говорит моя супруга, это ты прав. А кому же ей говорить, коли не мне? Женщины такой народ, им высказаться нужно, о чувствах своих поведать, да поделиться пережитым за день. Я рад, что она со мной дома всё это обсуждает. Вон, твоей Любке поговорить не с кем было, она и утопилась. А был бы муж дома, пришла, пожалобилась бы, рассказала и легче было бы. Человеку нужно рядом, чтобы кто-то близкий был, мы по одиночке не выживем.
‒ Опять брешешь, выживем. Можно и одному жить, ничего не случиться. Вот научусь борщи варить, да помидоры, как мамка, закручивать и никто мне более не нужен.
– А разговаривать с кем дома станешь?
– Собаку себе заведу и с ней беседы вести буду, ‒ Гришка вновь облокотился на свой локоть. Он был доволен тому, что только что пришло к нему в голову.
Уже месяц Гришка не появлялся на работе, совсем сник тракторист. Перестал он хорохориться, да показывать, какой он бравый парень, жизнь то не такая оказалась, как он думал ещё несколько лет назад.
Мать всё переживала, она уже не кричала на сына, не ругала, как в детские годы, понимая, что сложно ему, но всё же старалась наставить на путь истинный.
‒ Сынок, к людям тебе идти нужно, нельзя сидеть одному дома взаперти. Не дело это. Там где-то слово скажешь, тут что-то поделаешь, делом займёшься, да заинтересуешься, авось и отойдёшь от своих проблем. Опять жить начнёшь.
– Да на черта мне эта жизнь сдалась, – Гришку было не переубедить, ‒ все меня убийцей считают, называют никчёмным, как мне с этим жить? Как по селу ходить прикажешь? – он говорил это тяжёлым, тихим голосом, сидя за столом, не поднимая глаз на свою мать.
– Разве уж все? Я вот хожу по селу и не каждый против меня настроен. Это ты преувеличиваешь, сынок.
‒ Ты ничего плохого не совершала, с тебя спрос меньше.
– Ну хорошо, говорят, ну и что? Ты думаешь у них ничего в жизни не случалось? Ты думаешь, те, кто осуждает, сами правы во всём? Вон, возьми бабку Клавку, она своего мужика у сестры увела, та уехала в другое село, подальше от них.
А Семёновна, что осуждает тебя, она свою невестку так замучила придирками, что та сбежала, сына бросила, а тот после спился и повесился. А Устина Григорьевна, что без детей живёт, где же они? Повырастали и побросали мать, потому что не всегда она праведную жизнь то вела. Стыдно им было за неё.
Горести разные у каждого в жизни могут быть, каждый человек может оступиться, да неверно по жизни пойти. Осуждать никто не имеет право, для этого мы ответ станем держать уже после смерти, а пока живи сынок, как можешь, как получается, живи.
‒ Ладно, мать, не ворчи, права ты, нужно к людям выходить.
Гришка ещё несколько дней просидел дома, затем решился выйти в люди. Он отправился в гараж, проситься обратно трактористом. Ему думалось, что уволили его давно, так как просто не появлялся он на работе. Бригадир приходил для серьёзного разговора с Гришей, но тот был пьян и точных слов не припомнит, что мог Павел Николаевич ему говорить.
– О, явился, поди водка кончилась в магазине? ‒ Аркаша подал руку парню и доброжелательно улыбнулся, – заходи, дружище, рады мы тебе.
Мужики стали подтягиваться, приветствовать Григория, жать ему руку. Они, конечно, шутили, но ему было радостно слышать их так привычные для него речи.
Подошёл и бригадир, встречи с которым Гришка боялся больше всего. Он не страшился осуждения с его стороны, но побаивался, что более не понадобиться его работа в гараже из-за пьянок.
‒ Здорово, Григорий, что решил? С чем явился? – Павел Николаевич тоже подал ему руку, приветствуя.
‒ Всё, не могу я дома, пить надоело, работать хочу. По трактору моему соскучился, как он тут без меня? Не отдали кому в руки другому? – Гриша внимательно посмотрел на бригадира, ожидая его решения.
‒ Да, ждёт он тебя, что пришёл это хорошо, молодец, уважаю. Слабость свою ты, конечно, показал, но бывает всякое, важно вновь человеком стать, да за ум взяться.
С того дня Гришка взялся за работу. Его поставили на зимнее время грести снег по улицам, вот и был ему шанс показать себя в глазах людей. Постепенно сельчане стали меньше говорить о том, что произошло совсем недавно.
Нет, они, конечно, не забыли так быстро, что случилось с Любкой, но уже не припоминали Григорию каждый раз при виде его. Часто стали его хвалить за то, что снег хорошо убирал и можно было спокойно пройтись по улице рано утром.
Права была мамка, когда говорила, что в каждом дворе своя трагедия, свои горести. Однажды выдел Гришка, как две кумушки сцепились на улице в словесной перепалке, которая началась из-за него.
Семёновна, что встретилась по дороге Григорию, не преминула тут же закричать на него:
– Да как тебе не стыдно по улицам ходить, среди людей, убийца проклятый, ‒ она со всей своей злостью посмотрела на Григория, который к ней приближался.
– Да, чего ты мелешь, чего к парню прицепилась, он, что ли Любку топил? ‒ тут за него вступилась соседка Прасковья, что была лютым врагом Семёновны во всяких таких делах, – на себя лучше посмотрела бы. Ты как свою невестку изживала тут, всем она тебе неугодна была. Это ты в смерти сына виновата. Ты его споила и на тот свет проводила, жену отобрав у него. А ведь твой Петька любил её, а ты всё к ним лезла своим носом недовольным. Характер у тебя скверный, а ты всё других поучаешь, да осуждаешь, Семёновна.
После этих слов женщина, чертыхаясь и проклиная всех в округе, стала удаляться прочь. Больше она не говорила ни слова, когда Гришу видела.
***
Прошло пять лет с той поры, как произошло с Григорием несчастье. Тогда в одно время ушла жена, утопилась любовница. Все эти годы Гриша жил один. Он научился вкусно готовить, закручивать помидоры, как обещал, да за собственным огородом следил достойно.
Был у него и преданный друг, который жил в будке у дома. С Белкой он часто ходил к тому самому месту у реки, где когда-то произошла трагедия. Степан был прав, гулять было приятно именно в то самое время, когда люди ещё спят в селе.
Июнь был жарким, как никогда, поэтому сенокос уже во всю шёл и работы у Григория ожидалось много, поэтому погулять можно было только на рассвете.
Гриша в обществе своей Белке уже подходил к берегу, когда увидел издалека, что он тут совсем не один, как обычно. В воду заходила девушка, лица которой он не видел. Удивляясь таким ранним купаниям, Гриша не спускал глаз с девицы, а когда не увидел её больше на поверхности, понял, что она вовсе не для купания сюда пришла и рванул к речке.