Старая цыганка сидела у костра, держа в зубах погасшую трубку. Она смотрела в огонь и практически не двигалась. В мутных глазах отражались языки пламени, будто выжигая ту боль и горечь, которые поселились в них навсегда.
- Бабушка! – окликнули ее с веранды, - Иди в дом!
- Я посижу еще, - ответила она тихо, но ее услышали.
Она не хотела в дом. Она вообще никуда не хотела. Разве что, упасть в этот огонь, раствориться в нем. Сжечь все, что не давало ей покоя.
Когда-то очень-очень давно, еще девчонкой, отдали ее замуж за сына барона. Привезли через всю страну и оставили в чужом доме с чужими людьми. Хорошо, хоть бабушка ее нового мужа взяла ее под свою опеку и стала оберегать от похотливых поползновений, как она выразилась, «любителей капусты».
И учить стала. Сначала гадать, потом гипнозу. Слава богу, что еще научила читать и считать, потому что за спиной было только три класса. А как женой стала, о школе пришлось забыть.
Не сразу у нее стало получаться применять полученные знания. Кто ее, такую маленькую, слушать будет. Поэтому она отбегала свое по электричкам, собирая милостыню и, чего греха таить, приворовывая у нерадивых русских.
Лет 18 ей было, когда сила ей улыбнулась. Стала видеть человеческие судьбы, разбираться в закоулках души и честно зарабатывать этим деньги. Все заработанное, конечно, отдавалось барону, но чувство собственного достоинства позволяло ходить с гордо поднятой головой.
В среде соплеменников ее честность не нашла понимания:
- Прошлое сказала, ври про будущее, чтобы денег больше давали! Или гипнотизируй и заставляй отдавать!
Такая работа давалась сложнее. Но со своей совестью человек всегда может договориться. Вот и она договорилась. Иногда говорила правду, а иногда откровенно врала.
Когда ей стукнуло 30, умер старый барон и ее муж принял титул. После этого деньги ей отдавать не пришлось, но и от работы никто не отстранил.
Ощущение денег в кармане ей понравилось. А еще больше ей понравилось их тратить. Но чтобы больше тратить, их нужно больше иметь. Жадность вгрызлась своими острыми зубами в ее душу.
Врать, отбирать, выманивать стало так легко и просто, как ходить или дышать.
И к этому всему она научилась проклинать. Сильно, злобно и действенно. Особенно страшные проклятия она насылала на тех, кто ей отказывал на улице в финансовой благотворительности.
Сменялись годы, название страны, деньги и даже политический строй, но только гордый и вольный цыганский народ продолжал жить по своим законам и правилам.
Жена барона продолжала вынимать деньги из доверчивых граждан, а кто не поддавался уговорам и цыганским уловкам, кляла самыми страшными проклятьями. Так могло продолжаться бесконечно долго, если бы не одна встреча.
Подскочила она к молодому мужчине с совершенной седой головой и такого же цвета бородой и залилась соловьем:
- Давай погадаю! Всю правду расскажу! Ни словечка не совру!
- Спасибо, не надо, - ответил мужчина.
- Судьбу давай поправлю! Жену хорошую наворожу, деньги приманю!
- Не надо!
- Так, может, хоть детишкам малым на молоко с булочкой дашь? – как последний аргумент использовала она.
Он остановился, посмотрел ей в глаза, и устало сказал:
- Что с тобой стало, гордый свободный народ? Как низко ты пал, что не гнушаешься милостыню просить?
Она остолбенела, но быстро пришла в себя и прямо ему в лицо разразилась проклятиями.
Кляла она и его, и его семью, и детей. Кричала на всю улицу, что здоровья у него не будет, и денег не будет, и подыхать будет в канаве в одиночестве.
Он спокойно выслушал ее и, все так же устало, ответил:
- Вот ты себе свою судьбу и рассказала, - отвернулся и ушел.
Вечером она узнала, что ее сын, который поехал в другой город делать бизнес, погиб в драке. Через неделю, двух других сыновей посадили за наркотики. Внуки начали болеть. То ли туберкулез, то ли коклюш. Но двое задохнулись от собственного кашля.
Дела в общине пошли в разлад. Сначала полиция приезжала через день, искали кого-то. Потом приехало ФСБ. Перевернули все, забрали четырех женщин, включая одну из ее невесток, за подозрение в терроризме.
Из общины начали разбегаться люди, бросая дом и хозяйство.
А вчера приехали бандиты, потребовали 50% прибыли. Барон пошел на конфликт и его тут же пристрелили.
Она сидела у костра. Почти погасшего, как ее желание жить. Она понимала, что все проклятия, что она насылала, ударили по ней и по ее общине. И винить ей некого, кроме самой себя. Только жила она по законам своего народа. А верны ли эти законы, думать ей уже не хотелось.