Газета «Корабел» знакомит своих читателей с воспоминаниями Михаила Ивановича Попова, работавшего в 1940-е начальником шестого (мобилизационного) отдела завода № 402 (ныне Севмаш), а затем в Молотовском горкоме ВКП(б), о жизни завода и города в первые годы Великой Отечественной войны. Воспоминания в редакцию передал его сын, ветеран Севмаша Вячеслав Михайлович Попов.
«…Напала Германия»
В воскресный день, 22 июня 1941 года, утром я шел на завод и не предполагал, что уже в это время лилась кровь советских людей, что впереди нас ждет тяжелое испытание. На заводе в тот день в кабинете директора работала комиссия из Минсудпрома СССР, рассматривая очередные задачи, стоящие перед заводом; москвичи тоже совершенно не предполагали, что уже с четырех часов утра началась Великая Отечественная война.
Мне на работу в шестой отдел, размещавшийся тогда в бытовках цеха 56 вместе с первым отделом, позвонила из дома жена и взволнованным тревожным голосом сказала: «Миша, ты слышишь? По радио выступает В.М. Молотов, началась война, на нас напала Германия». Я сразу же направился в заводоуправление, там уже стало известно о начале войны. Комиссия быстро собрала свои бумаги, направилась в гостиницу и в тот же день выехала в Москву.
После объявления по радио указа Президиума Верховного Совета СССР о мобилизации я тут же вызвал в моботдел машинисток, и они стали дооформлять подготовленные заранее удостоверения об отсрочке от призыва («бронь»). Удостоверения в тот же день были частично вручены, а остальные на второй день розданы по цехам и отделам завода и выдавались тем, кому по закону полагалась эта «бронь». Другие работники завода, не попадающие под бронирование, направлялись по вызову горвоенкомата на призывные пункты. Кстати, горвоенком Шабалин всю войну работал с отделами завода, в частности с шестым отделом, в тесном контакте.
Нас застали врасплох
Вспоминая об этом драматическом начале войны, я не перестаю думать о том, насколько жестоко и врасплох застала война наш завод, как, вероятно, и многие другие предприятия страны. Фактически завод № 402 к выполнению каких-то специальных оборонных заказов был совершенно не подготовлен. Я об этом могу ответственно заявить как бывший в то время начальник шестого (мобилизационного) отдела завода. При моем назначении на эту должность в октябре 1939 года я для изучения опыта и получения указаний выезжал в Москву, в Минсудпром СССР, и там беседовал с руководителями моботдела Можаевым и Архиповым, затем из Москвы ездил в Ленинград, на Балтийский завод и завод имени Жданова, как теперь его называют, и там знакомился с постановкой работы в моботделах. Фактически все дело сводилось к созданию материальных резервов на военное время, к бронированию рабочей силы, главным образом высоких разрядов. О планах выпуска определенной продукции на производственных площадях или о перестройке производства на военный лад речь даже и не шла.
Поэтому не удивительно, что на заводе № 402 к началу войны был лишь создан по плану на военное время небольшой резерв цветных металлов, высококачественной листовой стали, несколько тысяч тонн каменного угля и проведено бронирование рабочей силы, согласно действующим тогда инструкциям. Успели мы еще составить первый «паспорт завода» – это огромная книга, куда занесено (пacпopтизировано) по определенной форме все без исключения оборудование по цехам, описан имеющийся транспорт с приложением схемы заводских железнодорожных путей. Вот, пожалуй, и все, что сделал небольшой штат в две-три единицы моботдела завода в тот короткий срок, который был отведен нам самой жизнью.
По какому же мобплану стал работать завод в начале Великой Отечественной войны? По плану, который начала преподносить война с первых же дней, по плану, которого ни в каких секретных и совершенно секретных бумагах не значилось.
Иллюстрацией тяжелых первых военных месяцев может служить следующий эпизод. Однажды было получено указание о составлении плана эвакуации завода. Мы с директором С.Н. Задорожным и некоторыми другими руководителями в узком кругу обсуждали и даже записывали на бумаге план эвакуации оборудования завода. Интересно, что было даже предложение утопить оборудование в заливе (дескать, когда вернемся после освобождения города, его достанем и смонтируем в цехах).
После выступления по радио 3 июля 1941 года И.В. Сталина я подал заявление, чтобы меня направили в формировавшиеся тогда в Архангельской области партизанские отряды, но в горотделе НКВД мне сообщили, что мое заявление рассмотрено и в направлении на фронт отказано. Предложено остаться на заводе и заняться организацией народного ополчения и истребительного батальона, командиром которого я впоследствии был утвержден решением горкома ВКП(б). Вместе с начальником штаба Горбуновым и другими работниками завода и города мы начали формирование и обучение сначала народного ополчения завода, а затем истребительного батальона. На предзаводской зарефулированной площади, затем в районе теперешнего стадиона «Строитель» проводились учебные занятия, были изготовлены бутылки с зажигательной смесью, которые учились бросать по целям, представляющим из себя танки противника. Были организованы и лыжные походы в пригородную зону.
Все для фронта!
Кроме строительства больших охотников за подлодками и окончания работ на боковых стапелях завод вдруг получает указание приступить к экстренному выпуску солдатских котелков: ни техдокументации, ни металла, ни производственных мощностей, где можно и нужно было изготовлять эти котелки, заранее предусмотрено не было. Началась горячка, сначала котелки получались деформированными, и лишь с течением времени отработали технологию, начали их штамповать в цехе 3 и вагонами отправлять по адресам. Не было заранее предусмотрено и производство корпусов фугасных авиабомб (ФАБ-100). Однако их также после большой спешки начали отливать, обрабатывать на станках и отгружать вагонами.
Для выполнения нового заказа – корпусов 76-миллиметровых снарядов не было достаточно станочного оборудования. Мне вместе с механиком М.И. Абрамовым, по указанию и рекомендации обкома ВКП(б) (Н.И. Прохоров), поручили отобрать из оборудования, предназначавшегося для Норильского комбината, но застрявшего в порту Бакарицы вблизи Архангельска, токарно-револьверные станки и привезти их на завод. Станки, не помню сколько штук, мы нашли на складах Бакарицы и на буксире доставили на завод для выполнения нового заказа для фронта. Эти снаряды точили девочки-фэзэушницы, настолько молодые, что однажды Н.Г. Кузнецов, нарком ВМФ, назвал этот участок «детским садом»: некоторые девчата были ростом так малы, что к станкам, на которых они точили снаряды, были сделаны деревянные подмостки. Однако болванки с прессованным в головку снарядов колпачками из мягкого трехмиллиметрового железа были так обработаны девчатами, что снаряд мог пробивать гитлеровские танки. Об этих боевых свойствах снарядов говорили военпреды: они были в курсе дела – сначала при проведении испытаний, а затем и в боях на полях сражений. И девчата-токари своими результатами после таких рассказов военпредов и руководителей цехов были очень довольны и всегда, проходя по участку, можно было видеть большие горки болванок у каждого рабочего места и шустрых «малышек» в стеганках у жужжащих станков.
Внеплановых заказов на завод стало поступать все больше и больше, по мере проходивших тяжелых оборонительных боев наших Вооруженных сил в первые месяцы войны. Вскоре к причалам завода подвели недостроенные подводные лодки, «малютки», прибывшие через Беломорканал с ленинградских заводов. С лодками приехали ленинградцы, среди них строитель-инженер Сундушников, впоследствии работавший в промышленном отделе горкома ВКП(б). Потом подошел гвардейский эсминец «Гремящий», его доковали в Лайском доке, куда отправили бригады с завода, и мы со строителем А.В. Сидоренко выезжали на буксире в Лайский док, чтобы помочь организовать там ремонтные работы, питание и быт командированных работников.
Подходили другие корабли для установки на них вооружения, в том числе вооружался и ремонтировался флагман ледокольного флота того времени «И. Сталин», участвовавший в ледовых проводках караванов, идущих в северные порты нашей страны с военными грузами по «ленд-лизу» от союзников по антигитлеровской коалиции. Однажды этот ледокол выследили фашистские стервятники, как правило, прилетавшие в наши места для бомбежек из северной Норвегии, и на бреющем полете сбросили на него бомбы. Одна бомба попала в центр корабля, а вторая повредила левый борт, ближе к носу судна. Мы вместе с руководителями завода и начальниками цехов зашли на борт ледокола, когда его, «потухшего», привели к заводскому причалу. Там мы увидели разрушенные надстройки, сдвинутые с фундаментов котлы и другие разрушения, причиненные бомбежкой: в борту зияла пробоина, но она так плотно была заделана моряками, что лишь чуть-чуть просачивались слабые струйки воды.
О срочности ремонта ледокола было получено указание Москвы. Работу организовали, что называется, по-ударному, в ней участвовали рабочие цехов 5, 12-13 и других, а также военные моряки. Ледокол восстановили в назначенный срок, и он снова вышел на линию.
В сжатые сроки
Однажды директора С.Н. Задорожного вызвали в Москву, и он, вернувшись, привез с собой чертежи для изготовления минно-тральной продукции. Самуил Никитович собрал руководителей цехов и отделов, объяснил им важность и срочность полученного заказа и особую ответственность за его выполнение в установленные сжатые сроки. Началась подготовка производства, а потом и изготовление различных деталей тралов, предназначенных для траления мин противника, устанавливаемых на морских и речных театрах военных действий. Помнятся названия: тралы-параваны, буйковые тралы, были и другие названия, но за точность этих названий я не ручаюсь.
Хорошо помню, как долго в цехе 40 мучились с изготовлением и термообработкой зубчатого ножа для трала, предназначенного для срезания троса, удерживающего мину под водой. Привязывали трос определенного диаметра в вертикальном положении, потом пытались изготовленным ножом срезать натянутый трос, но концы троса обрывались, так как нож, по-видимому, не имел необходимой прочности и нужной конфигурации зубьев. Наконец, нож при очередном испытании перерезал трос положенной по чертежу толщины с таким хрустом, как режут твердый кочан свежей капусты. Тралы были освоены в производстве и отгружались по определенным адресам, как и другая продукция для фронта, изготовляемая на заводе.
Большой объем работ выполнен заводом по сооружению емкостей для слива из танкеров горючего, поступающего в морской порт по «ленд-лизу». Выполнялись и другие работы, связанные с оборудованием причалов и кранового хозяйства в порту.
Ставропольская эпопея
По мере увеличения объемов работы на заводе к середине 1943 года возникла острая нехватка квалифицированных кадров, т.к. постепенно люди призывались горвоенкоматом, а большого пополнения за счет местных жителей не предвиделось. В этот период руководство города и завода добились решения Государственного Комитета обороны об отборе и направлении на завод пяти тысяч рабочих из эвакуированных в Ставропольский край ленинградских семей.
Мне, тогда второму секретарю горкома ВКП(б), поручили возглавить группу инструкторов горкома и поехать в Ставропольский край и в районах и городах, только что освобожденных от немецких захватчиков, отобрать и направить на завод пять тысяч квалифицированных рабочих из эвакуированных ленинградцев. Мы выехали в августе 1943 года в Москву, где получили инструктаж в Минсудпроме СССР и посмотрели первый салют в честь победы наших войск на Курской дуге, а затем поездом выехали через недавно освобожденный Сталинград в Ставрополь. В течение трех месяцев в 22-х районах и городах отобрали, проверили через местные органы НКВД и, при содействии работников отдела по оргнабору рабочей силы крайисполкома, в трех эшелонах по железной дороге в теплушках отправили в Молотовск более пяти тысяч рабочих, преимущественно женщин, с семьями, снабдив их деньгами, хлебом и селедкой. Для нас всех, кто был связан с этой экспедицией в Ставрополье, это были поистине волнующие дни выживания и надежды.