— Присаживайся, милая, — указывая на табурет, начала старушка. — Совсем девка ополоумела, — говоря о Вике и наливая чай, продолжила она: — Ты не серчай, не со зла она. Горе с ума свело. Мужа и дочь в один день потеряла. Бродит с тех пор тенью, мается.
— А что с ними произошло? Вы знаете?
— А как же! — чуть возмутилась она моему вопросу. — Всем домом на похоронах собирались, провожая в последний путь. Газом Николай и дочь отравились, а Вика, толи на счастье, толи на беду, жива осталась. За несколько дней до страшной трагедии угодила она в больницу, и глава семейства с дочерью дома одни остались. В тот день с самого утра до вечера не могла Вика дозвониться до супруга. Не обманулось сердце материнское, почувствовав беду. Сбежала женщина из больницы прямиком домой. Двери распахнула, а они лежат. Супруг уж окоченел, а дочка, говорят, умерла позднее. Прибеги мамка раньше, может, и спасли бы дите. Посему винит Вика себя. Терзается, горемычная. Ох, а какая славная девочка была Анечка! Белокурая, голубоглазая. Видать, прибрал Всевышний ангелочка на небеса. Вика, схоронив Николая и четырёхлетнюю Анечку, потеряла интерес к жизни и обезумела от свалившегося на её плечи горя. Оставшись одна, просиживала целыми днями дома. К горькой пристрастилась, да так, что и с работы её погнали. Дальше - больше: развела в квартире грязь, перестала следить за собой. А однажды вообще заявила, что Анечка вернулась и, мол, всё у них хорошо. И будто забыла она, что схоронила незадолго обоих. Уж сколько я и соседи с ней говорили, пытаясь помочь, впустую! Обвиняла нас всех, называя завистливыми лгунами. И продолжалось это, пока свекровь не упекла Вику в психушку. Долго мы девоньку не видали. А квартира то свекрови принадлежала. Вот она её и продала. Следом и Вику выписали. Не знаю, где и на что живет. Шибко пьёт, от того и дочь живой мерещится. И ходит теперь бедная, плачет под твоей дверью. Дочь без устали зовет. Жаль её. Да разве же чем поможешь! — закончила соседка.
Возвратясь домой, ещё долго не могла опомниться. Услышанная история не давала покоя. Теперь я всем своим нутром почувствовала тоску, что поглотила каждый сантиметр квартиры. Гробовая тишина давила. Стало не по себе. Захотелось сбежать отсюда как можно дальше. Но поскольку идти мне было некуда и всё, что оставалось - смириться.
«Да в квартире погибли люди. А всё остальное всего лишь мракобесие. Духов и призраков не существует, а значит остерегаться нечего. Бояться надо живых, — успокаивала я себя.
Поздней ночью меня снова разбудил едва уловимый слуху детский плач. По привычке накинула на голову подушку и попыталась уснуть. Эта попытка не увенчалась успехом и присев на кровати, я всмотрелась в темноту комнаты.
Остатки сна развеялись. И тогда, наконец, пришло осознание: плач исходит не этажом выше, он раздается эхом в моей голове! Окутавший страх парализовал тело. Дыхание сперло, в висках стучало. С каждой секундой плач усиливался, переходя в истерику. С моих глаз хлынули слёзы ужаса и отчаяния, и я закричала: «Пожалуйста, прекрати!» Моя просьба нашла отклик. В следующее мгновение плач прекратился. И повисла гнетущая тишина. Раздался скрип половиц. Нечто, невидимое человеческому глазу, приблизилось ко мне вплотную и обдало леденящим холодом. Оно разглядывало меня, изучало, пока я по-прежнему не могла и пальцем шевельнуть.
Вдруг я ощутила легкое дуновение, словно чья-то маленькая ладошка коснулась моей щеки. И топот босых ножек устремился на кухню. Холод развеялся. Оцепенение спало. Охвативший ранее ужас сменился чувством умиротворения и спокойствия. Твердым шагом я устремилась на кухню и застыла на входе. У стола, в свете уличного фонаря, что пробился сквозь окно, заметила девочку. Она сидела на полу, обнимая руками голые колени. По её хрупкой спинке волнами стекали золотистые кудряшки. «Она на самом деле здесь. Её мать не обманулась и не сошла с ума. Это и есть вторая сторона безумия! — подумала я и вслух шепотом спросила: — Ты Анечка?»
Девочка обернулась, взглянула своими большими печальными глазами и, не произнося ни слова, растворилась в воздухе. И я осталась одна в пустой квартире, растерянная и взволнованная.
Всю оставшуюся ночь я не спала. Нет, я не испытывала всепоглощающего страха, и мне уже не хотелось бежать! Уверенная в том, что дите не причинит мне вреда, я терзалась вопросами и искала выход. Почему душа трагически погибшей девочки по-прежнему здесь? Неужели всё дело в матери, в той связи между ними двоими, что сохранилась после смерти? И как мне поступить? Чем помочь оказавшимся в безвыходном положении матери и дочери?
Так, в раздумьях подошел к концу и следующий день.
Поздним вечером погода на улице разбушевалась. Завывающий за окном ветер и стекающие по стеклам капли осеннего дождя только усиливали тоску. Внезапно окно распахнулось, и в квартиру ворвался вихрь, подхвативший шторы и поднявший их к потолку. Подскочив к окну и закрыв створку, я заметила на лавочке маму покойной Анечки. Одинокая, уставшая и несчастная женщина сидела под проливным дождем и не сводила глаз с окон квартиры.
Накинув пальто и прихватив зонт, выбежала на улицу. Заметив меня, Вика вскочила и застыла на месте. В её глазах промелькнул испуг, затем недоумение. Еще бы, ведь до этого наша встреча закончилась весьма неприятно.
— Пойдем! — позвала я, укрывая её зонтом.
Съежившись, женщина проследовала за мной. Сегодня она оказалась трезва, что давало мне возможность на последующий диалог.
— Тебе надо отпустить её. Перерезать ту нить, что связывает вас. Мне жаль, но твоей дочери больше нет среди живых. Её место на небесах, твоё же здесь, среди живых, — проговорила я, поднимаясь по лестнице.
— Ты, как и я, видела мою Анечку? —остолбенела Вика.
— Да. И поверь, мне очень жаль, но ты должна с ней проститься. Понимаешь? — убеждала я, распахивая перед ней двери квартиры.
— Мне никто не верил! Ты действительно не считаешь меня сумасшедшей? – дрожащим голосом произнесла она.
— Не считаю. С ума поодиночке сходят, а ты теперь не одна, — отозвалась я. — Проходи! Я буду ждать тебя снаружи, сколько потребуется. Сделай то, что должна была сделать давным-давно.
Глаза Вики жадно вглядывались в квартиру, ища свою доченьку. Я прикрыла за ней дверь и осталась ждать на лестничной площадке. Присев на окно, рассматривала ночной пустынный двор. Накатилась усталость заставив тяжелые веки закрыться. Я погрузилась в дремоту.
Пробудившись, первое, что я увидела, были утренние лучи рассвета. Тучи развеялись, дождь прекратился. Цветная, загадочная и юная осень радовала взор. Я обернулась. Позади на холодных ступенях, облокотившись о стену, сидела Вика.
— Она ушла навсегда, — всё, что смогла сказать Вика. И, поднявшись на ватных ногах, обессиленно шатаясь, покинула подъезд.
Я смотрела ей вслед, надеясь и веря, что эта измученная и сломленная бедой женщина сможет преодолеть трудности и вернуться к жизни.
С той ночи Анечка более не беспокоила меня. Она, наконец, упокоилась на небесах.
