Ответ на этот вопрос и на другие попробуем найти в романе Ивана Сергеевича Тургенева «Накануне».
Прежде чем приступить к поставленному в заголовке вопросу должен сказать, что ожидал большего от романа. Читал я его очень давно, да, кажется, и не раз, а сейчас уже ровно ничего не помню; в памяти оставалось только какое-то смутное, но приятное впечатление. Перечитав ныне, убедился: не дотягивает роман ни до «Дворянского гнезда», ни, тем более, до «Записок охотника», которые считаю вершиной творчества писателя.
Весьма изящно и органично удается Ивану Сергеевичу изображать самые тривиальные, как бы не сказать, банальные, сцены с тем, чтобы объяснить читателю, да и самой Елене Николаевне, что можно полюбить такого, мало привлекательного на первый взгляд, человека, как Инсаров. Тут и эпизод, давно ставший уже классическим, с избавлением испуганных дам твердою рукою болгарина от наглых приставаний «краснорожих» немцев; тут и дневник (что за барышня без дневника!) Елены Николаевны, в котором она, на протяжении всего нескольких страниц, проходит путь от первого знакомства до осознания своей любви.
С другой стороны автор не отказал себе в удовольствии позволить влюбленному в Елену Шубину, с вдохновением, обостренным ревностью, сотворить карикатурную статуэтку Инсарова. «Злее и остроумнее невозможно было ничего придумать. Молодой болгар (так у автора) был представлен бараном, поднявшимся на задние ножки и склоняющим рога для удара. Тупая важность, задор, упрямство, неловкость, ограниченность так и отпечатались на его физиономии…»
«Что он нашел во мне?» – вопрошает самое себя Елена Николаевна и не спросит: «Что я нашла в нем?» И продолжает: «Правда, у нас вкусы похожи: и он и я, мы оба стихов не любим, оба не знаем толка в художестве. Но насколько он лучше меня!» и проч. Лучше! – оттого, что у него есть страдающая Болгария. Но ведь и у нее есть Россия. И в России дела обстоят не лучшим образом. И в России есть чем заняться неравнодушному человеку. Но нет, наша мечта – Болгария!
Там, где изменяет вкус, выручает талант. Это именно о романе «Накануне». Сцена томительного ожидания Елены «последнего» свидания с Инсаровым, и самого свидания, очень хороша. Вообще, видно, что Иван Сергеевич любит свою героиню и хочет, чтобы и мы, читатели, ее полюбили. И, пожалуй, достигает этого. Вот только зачем надо было помещать ее вместе с нищенкой в этот романтический интерьер, в заброшенную часовню? Да и сама нищенка – к чему она? Намек на будущее счастье или на грядущие неприятности?
Вообще говоря, нищие и юродивые любят гостить на страницах произведений наших писателей.
Все-таки Елена не настоящая тургеневская девушка: та бы больше мучилась, переживала и жертвовала собой, а эта, так и не заставив Инсарова признаться в своем чувстве, забрала инициативу в свои руки.
Или, все-таки, настоящая? Собой-то она «пожертвовала». В том смысле, что судьбу себе выбрала непростую, далекую от наших представлений о благополучии и счастье. Волнений, а в дальнейшем и мучений, но зато и любви, автор отпустил на ее долю достаточно. А могла бы выйти замуж за достойного человека, хоть бы за господина Курнатовского, народить детей и воспитывать их, да заодно уж и мужа.
Еще одно общее место: тяжелейшее заболевание Инсарова, молодого, крепкого двадцатишестилетнего мужика (мы помним, как он легко расправился со здоровенным немцем), которое и загнало его, в конечном счете, в гроб. Конечно, автор тут двух зайцев застрелил: довел до логического завершения любовную прелюдию и сделал аванс на будущее, поселив в душах читателей предчувствие трагической развязки.
Для меня осталось непонятным, на чьей стороне симпатии автора?
С Еленой понятно, она здесь «герой положительный» и по-настоящему привлекательный. А как быть с мужским полом? Ни Берсенев, ни Шубин на эту роль не вытягивают, хотя и не лишены привлекательных черт. Теоретически, конечно, Инсаров. Но почему «болгар», и почему столь плоский и одномерный? Похоже, что поиски «положительного героя» среди мужского населения империи ни к чему хорошему автора не привели. Закрадывается в душу крамольная мысль: может быть автор среди молодых русских людей из образованного общества, к которому сам принадлежал и о котором, в основном, писал, вообще не видел подходящего материала для лепки «героя нашего времени»?
Можно предположить также, что если лепка «положительного героя» ведется, так скажем, «от ума», а не по зову сердца, то и не всегда удается его «оживить». Похоже, что это наш случай.
Цельного впечатления от романа не сложилось: в голове осталась какая-то негармоническая смесь из прежде читаных и довольно-таки банальных эпизодов; трогательного девичьего любовного томления Елены Николаевны, завершившегося, впрочем, весьма естественным путем; точных психологических портретов всех почти действующих лиц (особенно живо вышли супруги Стаховы и Увар Иванович) за исключением, пожалуй, главного лица – Инсарова, которому автор, как ни старался, но так и не смог придать черт живого человека; живописных картин Царицынских развалин (они тогда уже были развалинами!) и прудов, которые очень хороши (нам известно, что автор большой мастер по этой части); но главное впечатление – грустное, хотя автор, возможно, эту цель и преследовал, завершив роман таким трагическим концом.
Вся эта история – это отчасти, как мне кажется, отзвук того самого «болгаробесия», охватившего нашу образованную публику с середины XIX века, о котором писал в свое время К. Леонтьев. Это болгаробесие частично разрешилось после русско-турецкой войны 1877-1878 гг., в результате которой Болгария и ряд других балканских стран получили из рук России некоторую независимость от турок. Окончательное же излечение произошло позднее, после того как «братушки» последовательно, в первой и второй мировых войнах, выступили на стороне врагов России.