Арбуз
– Как-то купил я арбуз. Люди выбирают что поменьше, денежки жалеют. А я говорю: «Дайте мне самый большой. Я, знаете ли, не из мелочных». Еле-еле обхватил покупку. Тянула она аж на восемь килограммов триста граммов. Но не прошёл я и нескольких шагов, как восьмикилограммовое и тристаграммовое чудо выскользнуло из рук и... Разбился арбуз ровно на девять кусков. Думаете, я переживал, что деньги впустую потратил? Как бы не так! Повернулся и пошёл себе... Говорю же, я не из мелочных...
Эти слова я впервые услышал в магазине из уст худощавого человека, который, несмотря на сильный мороз, был в лёгкой войлочной шляпе. Я с удивлением посмотрел ему вслед. Да и было чему удивляться: он безостановочно болтал, хотя никто не слушал его.
В этот маленький городок я переехал недавно. И, как каждый вновь прибывший, невольно внимательнее прислушивался к людям, которые живут здесь.
Раз еду в автобусе, чувствую, кто-то подсел рядом. Через некоторое время он легонько коснулся меня, и я услышал:
– Как-то купил я арбуз. Люди выбирают что поменьше...
Я повернулся – и узнал в говорившем того самого человека в войлочной шляпе, что попался мне на глаза в магазине. Заметив мой явный интерес к нему, он уже решительнее продолжил:
– А я говорю: «Дайте мне самый большой. Я, знаете ли, не из мелочных...»
На следующей остановке мне нужно было выходить, я извинился и встал.
Через несколько дней мне снова довелось столкнуться с этим «Арбузом». На этот раз в бане. Едва я зашёл в моечное отделение, кто-то по-свойски шлёпнул меня по спине мыльной ладонью.
– Как-то купил я арбуз. Люди выбирают что поменьше, денежки жалеют. А я говорю: «Дайте мне самый большой. Я, знаете ли, не из мелочных...»
Я, чуть не поскользнувшись, опрометью побежал в парную, хотя париться совершенно не люблю. «Арбуз» – за мной. В руках он держал ивовый веник.
– Берёзовый веник даже одной ходки в баню не выдерживает, –сказал он. – А вот этим пользуюсь уже третий год... Восемь килограммов триста граммов...
– Что?! Веник из ивовых ветвей?
– Какой там веник? Об арбузе говорю. Не прошёл я и нескольких шагов, как моё восьмикилограммовое чудо выскользнуло из рук и... Разбился арбуз на девять частей. Думаешь, я переживал от того, что деньги напрасно потратил? Как бы не так. Говорю же, я не из мелочных...
Я покрылся липким потом, начала кружиться голова. Я поспешил поскорее выбраться из бани.
Эту историю с арбузом мне довелось, всегда неожиданно, выслушать ещё несколько раз в разных местах – в парке, на базаре, на вокзале, на выставке, на пляже... Я даже стал побаиваться включать телевизор – вдруг на экране этот самый «Арбуз» объявится.
В один из дней дошёл до меня слух, что «Арбуз» внезапно скончался! Я не из тех, кто радуется чужому горю, но на этот раз, извините, облегчённо вздохнул и, дабы удостовериться, тут же пошёл на кладбище. Действительно, там провожали в последний путь именно его. Какой-то товарищ вынул листок бумаги из кармана и начал:
– Этого человека я лично знал долгие годы. Одним из его привлекательных качеств было то, что он никогда не был мелочным. Как-то он купил арбуз...
У меня потемнело в глазах. Я покачнулся, но меня успели подхватить, не дали, как арбузу, упасть. Помню только успокаивающие голоса:
– Наберитесь терпения! Не умирать же вслед за покойником. Ничего, время лечит душевные раны...
В разгоряченную пору
– Убива-а-ают! Помоги-и-ите! Спаси-ите! Кто-нибудь... ради всего святого...
С причитаниями, криками, с перекошенным от страха лицом, в одном нижнем белье в дверь нашего дома вбежала соседка Гильза-апай. Я был один, родители – на работе, в поле, и собрался было уже от её ужасных криков залезть под стол, как она в мгновение ока подлетела ко мне, схватила за плечи и, запыхаясь, начала трясти:
– Спрячь меня, миленький, быстро. Убьёт! Он гонится, уже рядом...
Я подбежал к погребу, находящемуся прямо под полом дома, и едва успел поднять его тяжёлую крышку, как Гильза-апай пулей спрыгнула на хранящуюся там картошку.
Я захлопнул крышку, и тут же в дом ввалился муж Гильзы-апай, деревенский бузотёр Калим-абзый. В одной руке у него – топор, в другой – плётка. Таких сцен в нашей деревне происходит предостаточно – то один напьётся, то другой...
– Где эта гадюка?! – трясясь от злобы, заорал Калим-абзый.
– А она это... в сельсовет пошла, срочно, говорит, надо. Вот только что, через окно вышла.
Услышав слово «сельсовет», Калим-абзый немного смягчился:
– В нижней сорочке, что ли? Дура! Повезло бестолковой на этот раз. Слушай, малай, может, у вас есть... мне надо это, кое-что, ну, голову подладить.
Я часто видел, как мать доставала, пока отец мылся после работы, из своего заветного места это «кое-что». У отца потом настроение улучшалось. Я попросил Калим-абзыя вынести топор в сени, а пока он ходил, достал ему спрятанную у мамы жидкость. Может, тоже подобреет, быстрей уйдёт.
Но вышло иначе. Выпив, Калим-абзый действительно успокоился, однако его потянуло на разговоры.
– Эх, парень, какой счастливой жизнью ты живёшь. Жены нет, свободного времени полно, всё лето на каникулах. Эх, детство, детство – золотая пора! Куда оно только подевалось, как время бежит!
Пьяные слёзы выступили у него на глазах. Он вытер их и потрепал меня по волосам.
– Я тоже мог бы, как ты, сейчас наслаждаться жизнью. Но – поддался минутной страсти и всё – остался в огне навек. Ничем ведь ей не угодишь. Всё, что домой приношу, уносит. Да я знаю куда, матери своей носит, а у той – полный дом родни. Ух, тёща у меня, такая ведьма, гадюка, просто змея подколодная.
Калим опять начал расходиться, его глаза налились кровью, он приготовился и дальше подыскивать эпитеты, направленные на тёщу, как в этот момент дверца погреба с грохотом открылась и оттуда с криками: «Не трогай мою маму! Сам ты гад ползучий!», выcкочила Гильза-апай. В одной руке она держала полмешка картошки. Сильная, здоровая она была, натренированная тасканием фуражных мешков на ферме. А в этот момент – похожа на взбесившуюся корову. Подбежав к Калиму, начала его дубасить мешком.
– Алкаш, собака ленивая, а ну, марш домой! Я тебе покажу, тёщу-змею!..
Мгновенно протрезвев, теперь Калим-абзый пулей вылетел из дома, но все же до этого умудрился схватить с собой остатки жидкости в трехлитровой банке. Гильза-апай – за ним, а я ещё долго слышал, как по деревне раздавался его истошный голос:
– Убива-а-ают! Помоги-и-ите! Кто-нибудь, ради святого...
Вирус природного отдыха
– Все, надоело, завтра же удираем из этого города. Законные выходные – срочно на природу. Слышь, нет – что я сказал?
Услышав приказной тон мужа, Васбия и сама обрадовалась. Хотя она собиралась ещё кое-что по дому поделать, но уж больно достали эти машины под окнами, курящий сосед этажом ниже, ночная грязь в подъездах после бомжей и наркоманов. Детям дышать надо. Человек – что старый, что малый – дитя природы, ему чистый воздух нужен.
С утра, погрузив в машину жену, сына Уразбая и дочь Калминур, Маймун рванул за город. В первом же лесочке Васбия не выдержала:
– Маймун, дорогой, смотри, какая чудесная полянка, давай у этой кривой берёзы остановимся.
Супруг подъехал к указанному женой месту. Но вблизи лужайка выглядела не такой живописной. Вокруг выжженного костром круга валялись следы недавнего веселья – пустые бутылки, консервы со вспоротыми крышками, остатки недоеденного шашлыка, полиэтиленовые мешки с бумагой, окурки, пластиковые баллоны.
– Ну, что за люди, ни в городе, ни на природе не умеют себя вести, быдло натуральное, – поморщился Маймун, вылезая из машины.
– Да чтоб у них руки отсохли, у этих мерзавцев, – подхватила Васбия, не упустив возможности оставить последнее слово за собой , – только о себе думают.
Не остались в стороне от обсуждения людского свинства и дети.
– Плохие тёти здесь были, – сказал Уразбай.
– Не тёти, а дяди, – поправила Калминур.
– Поехали дальше, на берег речки, там поищем, – приказал Маймун, – заодно, может, и искупаемся.
Но берег оказался ещё грязней лесной лужайки. Те же бутылки, окурки, вспоротые консервы, брошенные на головешки костра остатки чьих-то шашлыков, китайской лапши. Следы людских пиршеств были налицо, несмотря на бушевавший весной очистительный паводок.
– Ну, люди, а? – в сердцах вскричал Маймун. – Не люди, а какой-то отстой бескультурный.
– Негодяи, губители природы! – выплюнула очередную порцию Васбия, привыкшая завершать любую сценку.
– Очень плохие тёти! – сказал Уразбай.
– Очень плохие дяди! – сказала Калминур.
– Остаётся только вот на эту горку подняться, – предложила Васбия.
На покрытой свежей зелёной травкой вершине, расстелив покрывало, Васбия с Калминур стали накрывать стол, а Маймун с Уразбаем – колдовать над шашлыком... О том, как и где они отдохнули, набрались сил, посвежевший Маймун рассказал мне в начале недели.
А в эти выходные я, следуя его совету, тоже решил с семьёй отдохнуть на той горке. Взобравшись на неё, мы застыли – на золе от недавнего костра валялись обугленные остатки шашлыка, вокруг – пластиковые баллоны, вспоротые консервные банки. Пришлось прибраться, сложив всё оставленное Маймуном и его семьёй в отдельный пакет. Заразителен всё же вирус бескультурья. И мы решили наслаждаться природой просто по-человечески – без шашлыка, консервов, колбасы и этого бесконечного полиэтилена.
Эпоха красной свеклы
Случилось это в те времена, когда я был ещё молод, значительно моложе, чем сейчас. Тогда всё по-другому было: и трава зеленее (машин столько не бегало, дороги не расширялись, газоны не вырубались), и небо голубее (столько не дымили, не дырявили воздух сигналами компьюторов и мобильных телефонов). Народ как-то попроще был – чуть что, штурмом брал на остановках любой транспорт, чтобы вовремя на завод успеть (никто за границу не уезжал, безудержно не богател, да и частных маршруток не было), боялись премии лишиться. Сейчас слово «премия» как-то реже говорят, всё больше – фонды, инвестиции, распилы.
Однажды встретил я человека, который шёл навстречу мне с полной авоськой красной свёклы.
– Э-эх, был бы вместо тебя Шайми, сейчас бы я ему показал, – сказал он поравнявшись со мной, и потряс авоськой перед моим носом. Заметив мой удивлённый взгляд, пояснил:
– Шайми – это мой сосед по саду, мы с ним недавно сильно поспорили, так сцепились. Он мне что лепит: красную свёклу, говорит, до 10 мая надо садить, а собирать где-то в октябре-ноябре. А я ему – нет, в середине, а то и позже мая надо, и пораньше, в сентябре, уже убирать. Он – своё, я – своё, чуть до драки не дошло. Решил я ему показать, где свёкла зимует, доказать. А тут как раз в городе проходила научно-практическая конференция по сельскому хозяйству.
Надо сказать, в те годы других конференций практически и не было – или сельхоз, или по вопросам машиностроения, или – партийно-комсомольская. И всё это постоянно надо было всемерно повышать и укреплять.
Пошёл агай на конференцию, а она как раз проводилась по вопросам выращивания свёклы, а там – целых две секции. В первой исключительно корнями занимаются, в другой – только стеблями. Какой, думает он, толк со стеблей начинать, ведь весь корень вопроса – в корнях. Пошёл туда. А эта секция ещё более разветвлённой, чем корни свёклы оказалась. Одни химический состав изучают, другие – физические свойства под микроскопом без конца разглядывают. Третьи, четвёртые... эти ничем другим, кроме отростков от этих корней не интересуются. А про то, когда сажать и когда убирать – это, говорят, не наша специализация, это надо в управление по селекции, в лабораторию по изучению синтеза листьев. Пошёл туда. Там два молодых человека в одной комнате сидят, друг на друга смотрят. Вот, думаю, хорошо, сейчас мне по-быстрому всё объяснят. Спросил у одного, он мне пальцем на дверь напротив себя показывает.
Открыл, а там – ещё целый отдел, человек десять... Чего только со свёклой не делают.
Дальше по коридору пошёл, ещё две-три двери увидел, какие-то парни перекуривают, девицы внутри чай-кофе распивают. Эти, кто мушками, кто молью, кто прочими свекольными вредителями занимаются. Причём, каждая группа – своим видом. «Вас, спрашивают, какой вредитель интересует, чья рефлексивная деятельность?»
А что ответишь? Вредитель у меня один – сосед Шайми, из-за которого я по всем этим отделам НИИ и бегаю. А тут мимо меня на носилках два санитара везут в реанимацию двух клопов: оказывается, контрольную группу, закупленную за границей, случайно горячим чаем облили. Не помню, как на улицу выскочил...
Мужчина с авоськой посмотрел мне в глаза и спросил:
– Может, вы знаете, когда всё-таки лучше свёклу сажать?
Но, не дождавшись ответа, махнул рукой и пошёл прочь...
Всё же раньше, хоть и много несуразностей встречалось, было веселее. И лучше десять человек на одного клопа, чем один кровосос-олигарх – на миллионы. Объединяют, оптимизируют, холдингуют. Чтобы не делить работу одного на пятерых. И хорошо бы, конечно, если бы этот один знал, когда свёклу сажать, когда убирать, какой сорт лучше и как эффективнее с вредителями бороться. А то ведь и он всё на заграницу смотрит. А там давно мечтают нас всех оптимизировать и поскорее убрать. Как свёклу.
Что было... не прошло
Получив на работе задание вечером же отправиться в командировку, Хамади заехал домой и начал привычно закидывать в чемодан вещи. Оставалось положить пару носков на смену, но их-то как раз нигде и не было.
Перевернув все полки в шкафу, Хамади в недоумении остановился посреди квартиры. Куда же подевались чистые носки? И у Зобаньки, жены, не спросишь – на работе. Тут взгляд его упал на старинный, ещё от тёщи, стоявший в углу сундук. Жена ни за что не хотела увозить его в сад. Может, там завалялись? В надежде найти носки, Хамади резко приподнял крышку сундука и... наткнулся на какие-то лежавшие сверху бумаги.
«Это что ещё такое? Похоже, письма?!» Хамади пробежал глазами по первым строчкам. «Дорогая моя Зубаржат!» «Зубаржатик, любимая... единственная... неповторимая...», «не могу глаз отвести от тебя... когда я ещё раз смогу с тобой...»
Кровь ударила в голову Хамади.
– Так вот почему она постоянно вертится вокруг этого сундука и что-то перебирает, – догадка холодным потом покрыла его лоб. – Хороша! Ничего не скажешь! Столько лет прожили и – вот... Ах ты, чертовка!
Не помня себя от негодования, кое-как натянув на босу ногу ботинки, Хамади с письмами в руке выбежал на улицу. Поймав такси, помчался на работу жены.
В это время Зубаржат как раз выходила из дверей офиса в окружении мужчин, с чем-то её поздравлявших.
Дождавшись, пока они уйдут, Хамади подскочил к жене.
– Ну что, признавайся, который из этих тебе пишет, – сунул он под нос жене пачку писем. Амурничай, знаешь, в другом месте, а не за моей спиной...
Взглянув на письма, Зубаржат расхохоталась:
– Старость – не радость! Ты что, мой милый Хамади, уже свой почерк не узнаёшь? Это же твои письма, ещё до свадьбы... Эх... тогда ты меня ласково, Зубаржаточка моя, называл, любовно. Не то что сейчас-то Зоба, то Зобань-ка, подай это, подай то...
Хамади перевернул листки и внизу каждого увидел свою юношескую подпись.
– ... Ну ладно-ладно, давай поехали, вот такси. Мне вечером в командировку, а я носки не могу найти. Помоги, Зубаржатушка.
И он нежно поцеловал жену в щёчку.
Железная шляпа
С той поры, как произошла эта история, прошло немало времени, но односельчане до сих пор её вспоминают.
Был у нас такой Калимулла, и была у него знаменитая на весь район шляпа, с которой он никогда не расставался. Зимой он внутрь шляпы войлок подкладывал от холода, а летом, чтобы голова дышала, просверливал дырки. В шляпе всегда были то дырки, то заплаты, потому что на зиму он её запаивал, а летом снова сверлил. И если что, шёл залудить к знакомому жестянщику. Почему к жестянщику?
Дело в том, что шляпа у Калимуллы была не простая, а железная. Прочная, старинная, изрядно потёртая, ни у кого на селе такой не было. Калимулла очень ею гордился и ни за что не хотел с ней расставаться. Так бы он, наверное, и проходил в ней до самого конца, а лет ему уже было немало, только однажды случилось вот что.
По соседству с покосившейся избёнкой Калимуллы руководство хозяйства поставило новый дом для молодых специалистов, в который заселился приезжий агроном с семьёй. Шустрый такой парень оказался – и дом обставил, и огород разбил, и живностью обзавёлся, и на своей машине без конца куда-то выезжал. Водился у агронома козёл – с длинной бородой, с большими рогами и очень серьёзный. Больше всего на свете не любил этот козёл пугало в собственном огороде, поэтому постоянно норовил его боднуть и опрокинуть. Видимо, видел в нём конкурента.
Как-то возвращался Калимулла, невесёлый, из конторы, остановился около дома прямо посреди дороги и начал что-то в уме подсчитывать. То ли, думает, обратно в контору идти, то ли согласиться с тем, что дали. Так стоял он ни туда, ни сюда, в нерешительности, а тут соседский козёл тихонько подошёл к нему сзади и как боднёт пониже спины. От удара Калимулла полетел в одну сторону, а его любимая железная шляпа – в другую. И надо же, именно в это самое время к дому на полной скорости подъезжал агроном. Знаменитая на весь район железная шляпа Калимуллы покатилась навстречу машине, залетела прямо под переднее колесо и ... всмятку.
Поднял её Калимулла, чуть не плача, побежал скорей к сельскому жестянщику. А тот только руками развёл – восстановлению не подлежит. Совсем было упал Калимулла духом, в суд с таким делом не обратишься, слишком уж нанесённый урон незначительный. И начал думать, как отомстить за козла соседу-агроному. Думал-думал и, наконец, решил. Спровоцировать того на нанесение самому себе такого урона, чтобы можно было сразу предьявить иск на значительную сумму.
Подошёл старик к забору, видит, соседский козёл за ним как ни в чём не бывало травку щиплет, бородой трясёт. Зло взяло Калимуллу, не помня себя, схватил он полено и... огрел козла промеж рогов. Сам не торопясь пошёл домой и стал ждать, когда ему сосед мстить начнёт, значительный урон здоровью наносить. Ждёт день, ждёт другой, а тот и не думает мстить, наоборот, с улыбочкой каждый раз здоровается, и даже спасибо сказал. Козёл, оказывается, ему самому до смерти надоел, не знал, как избавиться.
Решил тогда Калимулла жалобу в Москву писать. Так, мол, и так, самого ценного в жизни лишили. И про козла не забыл расписать. Написал он, перечитал, но и самому не понравилось, слишком уж урон незначительный. Москве-то что от деревенского козла, она любит, когда миллионы или миллиарды разворовывают, про что каждый день передают, тогда уж и реагировать. А тут ржавая шляпа какого то старика.
Вышел Калимулла под вечер на улицу собраться с мыслями, подумать, какими бы недостатками, про что никто не знает, из их деревни Москву ошарашить. Но так и не придумал. Вдруг видит – возле забора агрономовского дома валяется что-то до боли похожее на его шляпу. Даже ещё лучше – новенькая, эмалью покрыта, блестит. И ручка есть.
Через пару дней новая шляпа с подстеленным изнутри войлоком водрузилась на счастливую голову Калимуллы-агая. А письмо он убрал подальше.
...Вечером соседова жена несколько раз прошла, что-то ища, вдоль своего забора, а потом махнула рукой. Обойдёмся, решила, да и малыш наш уже подрос, без железного горшка обойдется.
Оригинал публикации находится на сайте журнала "Бельские просторы"
Автор: Радиф Тимершин
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.