Собеседник – один из наших ведущих журналистов 90-х-начала 2000-х. Из условно либеральной прессы, но не демшизы, а солидного буржуазного издания.
Из столичной русской-еврейской интеллигенции. Закончил истфак. Мой ровесник.
Увлекался рок-музыкой, и перестройка для него началась с послаблений в этой сфере. Следующий сигнал - «Новое назначение» Бека в «Знамени» (тоже и для меня - на всю жизнь запомнил ощущение – это же нельзя печатать! Но напечатали!), и разбор повести Поповым. Думал, что все так и будет примерно на этом уровне, но когда Селюнин прошелся по Ленину в апреле 1988 в Новом мире, то стало ясно, что перестройка пойдет дальше.
Главным в горбачевской политике для него была информационная открытость, а не экономика. Что конкретно должно было появиться в итоге – оставалось непонятным.
На вопрос о китайском опыте реформ - интересовались ли им? - отвечает, что о нем говорили мало, успех там был еще не очевиден, а преобладало ощущение нищеты в Китае. Эпоха китайских шмоток еще не наступила. Студентов на площади в Пекине было жалко. Хотелось жить как в Восточной Европе хотя бы, которая служила ориентиром в плане благополучия.
На мой вопрос о различии национальных устремлений в перестройку интеллигенции армян и русских, почему те за Карабах и передел границ, а наши против Крыма и против передела границы, честно признался – «не могу дать ответ», как не может дать ответ на вопрос, почему в армии не было русского землячества. Говорит, что никто не думал, что СССР исчезнет, такого представления не было вообще.
Последовавший распад страны не воспринимался лишком долго. До середины 90-х не казалось, что что-то всерьез изменилось – не нужны были загранпаспорта для поездок в страны СНГ, со всеми говоришь по-русски. Съездить в Минск было проще чем в сибирский город. Казалось, что некая ткань расползлась, а потом все соберется обратно. До начала нулевых СНГ воспринималось как по-прежнему единое пространство, просто с местными особенностями.
На вопрос - нацмены видели свое будущее в возвращении к своему досоветскому прошлому, почему русская интеллигенция не ставила своей целью возврат к дореволюционной России? - отвечает, что возвращение в условный 1913 понималось только как возвращение экономического уклада, а не России как страны в прежних границах. Не было ощущения что Крым куда-то «делся», пока все жили в рамках одной страны.
Декларация о суверенитете от 12 июня 1990 была элементом политического торга, а не курсом на развал «большой» России. Никто не думал, что РСФСР и станет «Россией».
Легкому распаду страны способствовало навязываемое тогда ощущение, что «мы» кого-то кормим. «Нахлебники» – штамп того времени. Надо от них освободиться. На дезинтеграцию работало засилье в 1990-1991 продовольственных карточек, без которых даже при поездке в соседнюю область нельзя было купить основных продуктов.
К вопросу о Ново-Огаревском процессе и переучреждению СССР. Никому в голову и не приходила мысль, что может не надо ничего переучреждать? Что не нужны республики – по сути независимые государства, с Белоруссией и Украиной – членами-учредителями ООН, а нужно вернуться к России – единому государству. Что конфедерация – это навязанный большевиками, захватившими страну, тип абсолютно нежизнеспособного государственного устройства, равно как федерация – утопический тип устройства «малой» России в рамках РСФСР. И что реформы надо было начинать с отмены ленинского-сталинских границ и учреждений.
Отвечает что об этом никто в принципе не думал. Все работали в той парадигме, которую вбрасывали Горбачев-Яковлев, и с которой соглашались Боннер, Ельцин и Гамсахурдия с Ландсбергисом (подбор имен мой - М.А.). Советский Союз как рабочую модель (по которой потом можно будет развалить Россию) признавали все пламенные антикоммунисты.
Спросил - почему в первую чеченскую войну столичные СМИ так яростно рвали власть, почему так психовала интеллигенция, хотя, вроде бы, делается нужное дело – в 1991 в Чечне произошел государственный вооруженный переворот, часть России была выведена из-под действия законов, 1,5 миллиона человек жили под властью бандитов. А теперь закон и порядок возвращаются. При этом в Азербайджане ни один человек не протестовал против попыток отвоевать у сепаратистов Карабах, в Грузии все поддерживали возвращение Абхазии, а на Украине практически все за возврат Крыма и Донбасса. А у нас те же Ковалевы-Боннеры, Альбацы и прочие открыто спрашивали – а зачем завоевывать гордый чеченский народ? Пусть живут на свободе. При этом ни в 1992, ни в 1993, ни в 1994 СМИ не задавались вопросом – а что происходит с людьми в Чечне, как помочь нашим гражданам, которых насильно вывели из-под защиты государства? Все спохватились только когда власть начала действовать с опозданием на три года.
Собеседник ответил, что не может сейчас ничего сказать, но готов обдумать и вернуться к этому вопросу позже.
Максим АРТЕМЬЕВ