«Эх, шашлыков бы сейчас»,– мечтательно произнёс Васька, глядя в бескрайнее небо.
«Да, – поддержал я его, – а ещё бы люля-кебаб сделать! Красота!»
Васька Мартынюк, Андрюха Корнеев и я сидели на песке на левом берегу Ингула километрах в двух от железнодорожного моста выше по течению и наслаждались тёплым августовским днём. У нас вошли в привычку пешие прогулки по Кировограду и порой они заводили нас на дальние его окраины и даже за черту города. Вот и в этот раз мы сами не заметили, как оказались так далеко от города. Подвзопрев, решили искупаться, благо берег был пологий и народу, кроме одинокого рыбака с двумя удочками и пятком закидушек, не наблюдалось. Плавая, полюбовались камышами и рогозом, разглядели в тростнике чьё-то гнездо, и сунулись было рассмотреть поближе, но голос нашего соседа нас остановил: «Ага, зараз по башке хтось и получе!»
Мы на всякий случай поверили и вернулись к вещам, а рыбак радостно пояснил: «Там чапля! Бье як кинджал!» И он, гордо улыбаясь, показал нам левую руку, на которой пониже локтя красовался уродливый шрам, похожий на гантелю. Потом он отвернулся и стал вытаскивать удочки.
Андрюха выудил из туфли часы, крякнул и погнал нас в кусты отжимать трусы. Рыбак закончил сматывать снасти и переложил свой нехитрый скарб и пойманную рыбу в лодку. «Хлопцы, а вам не надо часом на ту сторону», – неожиданно спросил он у нас, подойдя поближе.
Мы переглянулись. Собственно, нам и на этом берегу было хорошо, но мужик понял наше молчание по-своему: «Да я ж бескошно предлагаю. Прокатитесь по реке, ну и мне подсобите: я пока закидушку кидав, плечо растянув, важко грести-то будэ...»
Мы переглянулись ещё раз: помочь человеку – это ж совсем другое дело, только вот насчёт дороги надо было уточнить.
«Та вам же ж блище будэ на километр! Мы зараз наискосок влево уйдём к мосту, а вы там по Костромской вулице к переизду через железку сразу и попадёте!»
Мы сели в лодку, Васька с Андрюхой на вёслах, я на носу, а рыбак на корме, откуда весело корректировал наш курс. Ингул был спокоен, и только лёгкий ветерок доносил до нас прохладное дыхание реки. Солнце ещё не село, его лучи радостно скакали по ряби, поднимаемой вёслами. Над нами пролетела чайка, старательно спикировала на лодку и ушла в сторону железнодорожного моста. Что-то плюхнулось в воду по левому борту.
«Мимо! – радостно закричал наш капитан и уже серьёзно пояснил, – от же зараза така, кажен вечор своей какулей метит у лодку». Слово «какуля» он произнёс с непонятным удивлением и уважением, и мы поняли это так: были и прямые попадания, а вот промахов почти не бывало...
Лодка ткнулась было в берег, но громкий голос капитана навёл порядок в машинном отделении и мы проплыли ещё метров двадцать до небольших мостков, к которым и пристали.
***
Костромскую мы как-то незаметно проскочили, заболтавшись, и поняли это, когда уткнулись в плетень, за которым белела невысокая хатка. Сад был ухожен. Яблони и сливы согнули ветви до самой травы, но ни одна из них не лежала на земле, а опиралась на рогатульку. На грядках алели помидоры, видны были изрядного размера кавуны. Возле хатки стоял громадный деревянный стол с деревянными же скамьями.
Поняв, что тут тупик, хотя и колоритный, мы развернулись в обратную сторону. Тупик оказался двусторонним: метрах в двадцати перед нами на дороге стояла компания парней.
«Влипли!» – промелькнуло у меня в голове. Я переглянулся с друзьями. «Ещё как влипли!» – ответили мне их глаза.
Балашовцев было человек восемь. Все примерно нашего возраста, за исключением одного маломерка лет двенадцати-тринадцати, который в отличие от старших товарищей уже успел показать нам нож. Дело пахло керосином, и увидь мы эту ватагу чуть раньше, наверняка уже перелетали бы через плетни и канавы. Драки в области были делом обычным. Район на район. Улица на улицу. Село на село. Мы были на Балашовке чужаками, и хотя не сделали ничего, вполне могли наполучать пинков и тумаков, просто потому, что местным не понравились. Ну, или они сделали бы вид, что не понравились. Хуже всего, когда среди противников был вот такой мальчиш-плохиш с ножиком, заточкой, или кастетом.
«Дай пройти, будь ласка», – Васька в упор смотрел на главаря балашовцев, которого я про себя уже окрестил Лосем за форму черепа и взгляд. Лось не двинулся и тогда Мартынюк толкнул его грудью в грудь.
Балашовец изумился: «Ты шо мене торкнув?»
«Я же попросив подвинуться», – Вася стоял на своём.
«Попросив вин, хэ, бачьтэ! А я вот зараз не попросю, а потрэбую…» – тут парень на пару секунд замолчал, придумывая, видимо, что-то весьма невероятное и значимое, возвышающее его в глазах окружения.
« …сатисфакции?» – спросил я, как бы предугадывая его мысль.
Лось замер. С полминуты на его лице отражалась тяжёлая работа мысли. Слово ему было явно знакомо. Он скосил глаза в мою сторону: не насмехаюсь ли я? Выражение моего лица его вполне устроило, и он медленно произнёс: «Да. Трэбую. Сатисхвакции».
Слово ему явно нравилось, и он повторил, уже глядя Ваське в глаза: «Трэбую. Сатисхвакции».
«Сати… шо?» – засмеялся было Плохиш, стоявший по правую руку от Лосяры. Не отводя взгляда от Васьки, главарь балашовцев уголком рта произнёс: «Жих!»
Тотчас же названный Жихом, так же не глядя по сторонам, пнул смешливого парубка и тот ссыпался в канаву.
«Так это ж дуэль, получается», – произнёс Корнеев.
«Да, дуэль».
Я перевёл дух: если начинаются хоть какие-то разговоры, то всегда есть шанс кончить дело миром, ну, или – возможностью смыться.
«Так-так! Значит, дуэль?! Для начала прошу обоих противников сделать по шагу назад, – Корнюха верно уловил переломный момент в назревавшем конфликте, и когда Васька с Лосем отошли друг от друга, продолжил: – Мы все были свидетелями того, как наш друг толкнул вас первым. А значит, согласно кодексу чести вы имеете полное право требовать сатисфакции!»
Да, французские фильмы мы пересмотрели не по одному разу – «Капитан» и вовсе видели всего двумя днями ранее. Корнеев шпарил, как по просмотренному в кино, так и по прочитанному у Дюма-отца.
«Да. Сатисхвакции. Зараз. Ось тут».
«Этот вопрос мы должны решить с вашими секундантами. По правилам дуэли. Кто будет вашими секундантами?» – Андрюха продолжал гнуть свою линию.
«Жих и Жир», – тут же четверо балашовцев как по команде сделали по паре шагов назад и возле Лося остались двое секундантов. Жих, которого потом пару раз назвали ещё и Макухой, был солнечно-рыжим крепышом с кучей веснушек и конопушек на лице. У Жира если когда-то и были жировые отложения, то они давным-давно растаяли, и он скорее походил на гвоздь, нежели на толстяка. Но на такой гвоздь, который в шпалы загоняют. Оба подошли к нам. Плохиш продолжал сидеть в канаве, с изумлением глядя на развитие событий и тыкая ножиком в глину.
«Так, хлопцы, оскорбление зафиксировано. Вызов на дуэль – тоже. Согласны?» – я подключился к разговору, увидев, что Андрей немного замялся.
Жих и Жир дружно кивнули головами, а Андрюха продолжил: «Поскольку мы опаздываем на автобус, сегодня дуэль состояться не может. Будут другие предложения?»
«Завтра, – быстро сказал Лось и ткнул рукой в сторону сада и хатки, – ось там!»
«А хозяева возражать не будут?» – осторожно поинтересовался я.
«То моего дида хата», – прозвучало в ответ, вопрос с местом был снят, и встречу назначили на 11 утра.
«Итак, вызов был с вашей стороны, место и время выбрали также вы, значит, за нами, согласно дуэльному кодексу – выбор оружия. Возражений нет?» – я окончательно сменил Корнеева в переговорах, поскольку в голове у меня зашебуршила интересная мысль.
«Нема», – хлопцы смотрели настороженно.
«Значит, завтра мы приносим оружие для дуэлянтов, два одинаковых экземпляра, – уточнил я, – Вы выбираете тот, которым будет сражаться ваш друг, второй достанется нашему товарищу. Годится?»
«Да, – кивнули секунданты, но Жих решил уточнить: – А шо за зброя будэ?»
У меня в голове уже сложились общий рисунок дуэли и тип оружия, но раскрывать карты я не хотел: «Не имеет значения. Завтра и узнаете. С вас ещё литр спирта».
«Шо?! Для чого!?» – изумились секунданты.
«Для дезинфекции», – я произнёс это так, словно проводил уже не первую дуэль и вопрос дилетантов меня просто оскорбляет.
На лицах балашовцев отразилась целая гамма чувств, но переспрашивать, что именно я собираюсь дезинфицировать, они не стали, чтобы не показаться какими-то лохами, ни хрена не понимающими в правилах проведения дуэли.
«А горилка пидойдэ?»
«Да. Но два литра тогда. И вот ещё важный вопрос: дуэль будет до смерти или до первой крови?»
Балашовцы, уже согласившиеся принести завтра два литра самогона, задумались. У Лося нервно дёрнулась щека, Васька синхронно дёрнул кадыком, а Корнюха покачал головой, и отчаянно заморгал, как бы говоря мне, что я куда-то не туда пошёл.
Но противники наши, похоже, воспринимали ситуацию весьма серьёзно, и на Корнюхины ужимки внимания не обратили. Перспектива чьей-либо смерти их явно напугала, и Жих, переглянувшись с товарищами, произнёс: «До першей крови».
«Завтра будэ ще одын з намы», – неожиданно заявил Лось.
Мы не возражали, оговорив присутствие и своего четвёртого.
***
По дороге я поделился с друзьями возникшими мыслями о проведении дуэли. У них же, как оказывается, и мысли не было возвращаться завтра на Балашовку! Только мой вопрос, а не станут ли тогда нас искать по всему городу, и как мы будем смотреться, когда найдут? – привёл их в чувство. В том, что найдут, я не сомневался: Кировоград, конечно, не Васькина Добровеличковка, но и не Киев же!
В общаге мы рассказали о столкновении и предстоящей дуэли Восолатию. Мишка отнёсся ко всему весьма серьёзно и сразу сказал, что идти нужно, и завтра он пойдёт с нами – мы даже попросить его об этом не успели. Выслушав мою идею, как проводить дуэль, он подумал, покивал, потеребил усы и вышел из комнаты.
Пока решали, кому бежать в магазин за продуктами, Восолатий вернулся с кожаной сумкой, осторожно поставил её на пол и расстегнул молнию: «Вот, у коменданта выпросил. С возвратом!»
Мы осторожно склонились над сумкой.
Оружие для дуэли, принесённое Мишкой, было, как и запрошено, в двух идентичных экземплярах. Стволы оказались чуть длиннее, чем мы ожидали, но смотрелись – мощнее некуда. Смущали четыре ножки с отверстиями, но они позволяли прикрутить стволы намертво к любой поверхности: хочешь – к поворотной турели, хочешь – к столу или табурету. Округлые бока отливали свинцом, ручки отделанные буком, матово блестели. Возле сопел рельефно выделялась надпись «№12».
«Американские», – сказал Мишка, и мы уважительно вздохнули.
***
«Ой, гля, идуть!»
«Дэ? Ось эти? Воны? Идут!»
« Идут! Идут!» – подхватило эхо и унеслось вдаль по улице.
Нас ждали. Ещё до железной дороги встретились первые стайки пацанят, которые сопровождали нас всю дорогу. За переездом на всех скамейках Костромской улицы сидели совершенно равнодушные бабушки, у плетней и заборов прогуливались такие же равнодушные деды. Одни только подростки носились, поднимая клубы пыли, взад-вперёд и тормозили на каждом углу, возле каждой скамейки и у каждой кучки равнодушных граждан Балашовки. На одном из перекрёстков стоял милиционер, внимательно нас разглядывающий. Когда Восолатий хмуро посмотрел в его сторону, милиционер сделал пару шагов назад и положил руку на кобуру.
Нас не просто ждали.
«Подготовились», – Мишка цыкнул на какого-то чересчур любопытного мальчишку, забежавшего вперёд нас и внимательно вглядывающегося в наши лица.
Пацанёнок отскочил в сторону к товарищам, и они наперебой затрещали:
«Ух, зыркнул як, зараза! Страшенный!»
« А шо у них у торбе, а? Гляды, як им важко нэсты! Шо там?»
«Казали ж, со зброею прыйдут!»
«У! А! Пулемёт?»
«Який кулемет, торба мала! Пистоли!»
«Ух! Так! Шоб тэбэ! Точно! Два пистоля и кули до них!»
«Куды два? Чотыре!»
«А, их же четверо и четыре ж пистолета!»
И придя к такому выводу, мальчишеский выводок рассыпался по улице, неся самую свежую новость в массы: «Пистоли! Пистоли принесли! Аж четыре штуки!» Некоторые бабульки перекрестились. Милиционер вынул левой рукой из кармана платок, снял этой же рукой фуражку и, держа её за козырёк, отёр пот со лба.
Мы свернули влево. Следом за нами на расстоянии полутора десятков метров пошёл лейтенант милиции, не сводивший глаз с нашей группы и так и продолжавший ласкать кобуру правой рукою. Сразу за ним зигзагами передвигались мальчишки и ещё на некотором расстоянии шли человек сорок жителей Балашовки.
Так мы и дошли до нужной хатки, где у калитки нас встретили Жих и Жир и проводили в сад к столу, на котором стояли банка вишневого компота и несколько глиняных кружек. На скамьях, опершись о стол локтями, сидели Лось и седой коротко стриженый мужчина лет пятидесяти. Он был босиком, в трениках, клетчатая рубашка перекинута через спинку скамьи. Лицо его было перепахано глубокими морщинами, а глаза прятались так глубоко, что цвет их не определялся. Сначала мне показалось, что на нём надета футболка странного чёрно-синего цвета, но подойдя ближе, я понял, что ошибся. То, что я принял за одежду, являло собой густую курчавую поросль, из-под которой проступали голубовато-синие картины татуировки.
Даже часть увиденного потрясала. На середине груди синий лев пожирал синего же быка. Бык запрокинул голову и одним из рогов проткнул львиную шею. Кровь обоих животных татуированным потоком стекала к животу мужчины. Сталин из района левого соска сурово смотрел на Ленина, обитавшего возле правого. Ильич же почему-то глядел на умирающего быка, но не менее сурово. За плечами у вождей высились маковки церквей и колыхались непонятные флаги. Птицы над флагами обнимали крыльями шею, а из-под наколотых эполет стекали слезы, или, скорее всего, капли крови, потому что каждый эполет был пробит гвоздями. На левой руке капли превращались в небольшой поток с какой-то надписью, по спирали спускающейся к запястью. На четырёх пальцах левой руки были наколоты буквы с точками «К.А.Р.П.» На животе у мужчины разливалось море, по которому плыли парусник и огромная рыба с крупной чешуёй – видимо, карп же. Татуировку на правой руке и спине мне так и не удалось увидеть.
Лось встал напротив нас между Жиром и Жихом.
«Это наш третий секундант. Михаил», – произнёс Корнюха и кашлянул. Присутствие татуированного мужика его немного смутило.
«А это наш… – Лось запнулся, – смотрящий».
Восолатий прошёл мимо протянутых ему для пожатия рук и сел напротив Смотрящего. Лось с секундантами почему-то облегчённо вздохнули.
«По какому случаю собрание, позвольте поинтересоваться, граждане-товарищи! – мы все вздрогнули, когда из-за сливы вышел тот самый милиционер, что сопроводил нас к месту дуэли. Он резко кинул руку к козырьку и снова положил её на кобуру: – Участковый уполномоченный лейтенант Колодяжный. Разрешите ещё раз поинтересоваться, что тут за собрание?»
«Да вот…» – начал было Лось на правах хозяина.
«О, и ты тут? – Колодяжный уже глядел на Смотрящего, – какими судьбами?»
Татуированный не спеша встал и набросил на плечи рубашку.
«Да вот напиться зашёл. Жара. Хороший компот. Спасибо», – он сделал пару глотков, поставил кружку на стол и вышел со двора.
***
Мы были как на театральной сцене. Толпа балашовцев, пришедшая на бесплатное представление, растянулась вдоль ограды. Мальчишки попытались было оседлать плетень, но после окрика Лося залезли на росшую на улице жерделю и застыли там серыми комочками.
«Так ещё раз спрашиваю, что тут происходит?»
Лось посмотрел на Колодяжного и развёл руками: «Да ничёго ж такого. Ось хлопци прийшлы до нас…»
«В сумке что?» – лейтенант был резок, и Лось сдался.
«То не наша торба! То вони сами принэслы! Той сказав, що принесе зброю!» – он побледнел, затрясся и ткнул пальцем в мою сторону.
«Значицца, зброя? Интире-е-сна. А ну-ка отошли все под грушу!» – участковый, осторожно присел перед сумкой, дёрнул молнию и заглянул внутрь. Сначала на лице его появилось недоумение, потом удивление и наконец – озадаченность.
«Мне вчера донесли, что тут готовится… стычка. Кровавая, – он обернулся ко мне: – Ну, рассказывай, коли на тебя указали, как вы вот этим собирались драться?»
С этими словами Колодяжный выволок из сумки и кинул на стол огромную мясорубку.
«По голове, что ли, бить?»
«Ну, зачем же по голове, – я старался не улыбаться и краем глаза видел, что Восолатий, Корнеев и Мартынюк тоже едва сдерживают улыбки, – тут особая форма дуэли».
«Особая форма дуэли? Гм. Ну, так обозначьте ж диспозицию чётко!».
Мишка достал из рюкзака молоток с гвоздём, отвёртку с винтами и через десять минут обе мясорубки были прикручены на противоположных сторонах стола. Лось хотел было что-то заявить о порче столешницы, но участковый только махнул на него рукой и сказал: «Так, получается, что по голове никого бить не планируется. Уже хорошо».
В центре стола меж тем были выложены четыре алюминиевые миски, две разделочных доски, два кухонных ножа, и два куска говядины.
«Да иди ты!» – ахнул участковый.
«Ну вот, кто, значит, быстрее прокрутит мясо на фарш, тот и победил».
«Да иди ж ты!» – Колодяжного распирало от восхищения.
«А вы, кстати, если не возражаете, вроде как в секундантах сейчас можете оказаться. Вот на их стороне. А то у нас на одного человека больше».
«А я не возражаю!» – надо было видеть в этот момент расцветающие лица балашовцев, нежданно-негаданно заполучивших на свою сторону не кого-нибудь, а служителя закона!
«Ну, тогда идём таким путём: сначала хлопцы нарезают по команде мясо, и сразу начинают его вертеть сквозь мясорубку. Как только кто закончил, сразу стучит по столу».
«Не согласен, – заявил новый секундант, – ножи ни при чём. Они же не оружие… ну в смысле для дуэли, так? Оружие – вот, – он похлопал по ближайшей мясорубке, – А значит, мясо режут секунданты, а хлопцы спокойно разминаются».
Мы согласились.
«Так, а что с фаршем?»
«Делаем люля-кебаб!»
Глаза Колодяжного сияли: день, начинавшийся так смутно-опасно, перерастал во вполне замечательный пикник. Но тут он насторожился и беспокойно спросил: «На сухую?»
Я тут же вспомнил про самогон и затребовал его от балашовцев. Из куста была вынесена литровая банка: судя по неаккуратному стуку, там же осталась и вторая неизвестной ёмкости. Андрюха достал чистую тряпицу, раскрутил и разобрал мясорубки и протёр самогоном все детали и внутренности.
Напоследок он махнул тряпицей и по внешним поверхностям, от чего зброя засияла и на её боках чётче проявилась надпись «ENTERPRISE TINNED MEAT CHOPPER», обрамлённая с краёв рукой с указующим перстом.
«Ентерприсе тиннед меат чоппер», – неуверенно прочёл Жих, а Восолатий с гордостью добавил: «Мейд юса».
А потом пошло веселье! Лось и Василь по команде Колодяжного стремительно завращали ручки мясорубок, стол заскрипел, но уже через полторы минуты всё стихло, и парни одновременно шлёпнули ладонями по столу. Ничья!
«Стоп! – неожиданно всполошился Жих, – а як же першая кровь?»
«А это что, не кровь?» – я взял со стола почерневший сгусток, растёр между пальцами и мазнул Лося и Ваську по щекам. Все радостно загомонили: дуэль была признана состоявшейся!
Пока прогорал костёр, мы под принесённые с огорода помидоры и огурцы, подняли кружки за… Нет, первый раз мы выпили без тоста, это потом уже всё пошло так, что говорили все и вместе и порознь. В фарш кинули пару яиц, лук, чабрец, укроп и что-то ещё, росшее на грядках. Из рюкзака достали шампуры, чем привели в неистовый восторг Колодяжного, который сказал, что следующие четыре тоста будут за каждого из нас!
Когда по округе потянулся ароматный дымок, зрители, чертыхаясь и плюясь, потянулись по домам, и только пацаны провисели на дереве ещё час, на что-то надеясь, если не в плане зрелища, то возможно нечаянного угощения…
Уже стемнело, мы медленно шли по Костромской, как вдруг у переезда вспомнили о забытых мясорубках и шустро вернулись.
Лось, Жих и Жир крепко спали на травке вокруг стола, над которым навис Плохиш, успевший уже открутить одну мясорубку и выкручивающий последний винт у второй.
«А мени дозволылы…», – пробормотал воришка и исчез в темноте огорода с нашей отвёрткой.
***
Через четыре года я неожиданно встретился с Колодяжным в Москве, куда его в числе лучших милиционеров Кировоградской области командировали на Фестиваль молодёжи и студентов.
Я тогда уже поступил в геологоразведочный и вместе с однокурсниками принимал участие в композиции «Мир победит войну» на стадионе «Динамо». Когда мы шли гомонящей толпой на стадион, меня неожиданно выдернул в сторону милиционер, в котором я с изумлением узнал бывшего участкового лейтенанта. Впрочем, он был уже капитаном. Мы поговорили накоротке, и я спросил, не знает ли он что-то о балашовцах.
Про Лося и Жиха Колодяжный ничего не знал: «Они ж не местные были, бурсаки, на Балашовке у них родня жила». Про татуированного сказал коротко: «Сидит». А когда я спросил про мальчиша-плохиша, уточнил: «Это такой дёрганый? Всё с заточкой бегал? Ага. Зарезался. Как? Сам. Он же припадочный был, и во время приступа стал себе ногу резать… Не спасли». Он задумался и, вспоминая, добавил: «А третий, что с ними был, фамилию запамятовал, в Афгане недавно погиб. Рассказывали, что отход раненых прикрывал. Орден Красной Звезды… посмертно… В области похоронили... Кажись, в Бобринце… Да, точно! Вот и вспомнил сразу: Гордиенко его фамилия».
Колодяжный немного помолчал, а потом, чтобы отвлечься от невесёлой новости, стал с жаром рассказывать стоящему рядом коллеге: «Перед тобой, Тофик, самый лучший спец по приготовлению люля-кебабов!» Тофик с лейтенантскими погонами, явно из Азербайджана, недоверчиво покачал головой и хмыкнул.
Мы распрощались, и я побежал догонять своих. Из-за спины донёсся возмущённый голос Колодяжного: «Я тебе говорю! Вот когда приготовишь да угостишь, тогда и сравним! Не слыхал-а-ал?! Тебе капитан Колодяжный говорит! Слушай сюда! Ты ж такого не видал. Дуэль на мясорубках! Не слыхал!? А туда же – специалист!»
