Во время Великой Отечественной войны моя бабушка была медсестрой в санитарном эшелоне. Когда состав останавливался надолго в населенном пункте или даже в поле, медсестры и политрук шли в ближайшую деревню с концертами. Клуб набивался до отказа. Приходили дети, женщины, старики. Люди, на себе пахавшие землю и получавшие похоронки. Им нужно было это – искусство. А сестрички понимали, что это очень важное дело – пойти и устроить концерт в селе, где, может, вообще нет радости.
Подумаем, что же мог исполнять этот женский коллективчик под наигрыши политрука на таких концертах. Может быть, байки травили про москвичей с бронью? Может, частушки пели о дураках-мужиках, воюющих за родину, за Сталина? Может, сальные куплеты пели, песенки из немецких фильмов? Может, блатнягу какую-нибудь? А может, они канкан плясали в своих военных юбчонках или в рубашках с синим штампом хозчасти?
Конечно, они пели военные песни, песни из советских кинофильмов, они пели о любви, о синем платочке, а если были солистки, то и что-то из классики, романсы, наконец, арии из оперетт. Но и то думаю, что оперетты не очень-то заходили вдовам и сиротам, потому что когда ты испытываешь боль, когда горе вокруг, хочется, чтобы тебя кто-то понял, утешил, проявил сострадание, а не «Сильву».
А вот песня «Темная ночь» – это и есть сострадание и утешение. А «В лесу прифронтовом» – это для солдат споют агитбригады из театров и киностудий, потому что эти стихи Исаковского про них, про бойцов на привале, про мирную довоенную жизнь, но про войну тоже.
И вот он снова прозвучалВ лесу прифронтовом,И каждый слушал и молчалО чем-то дорогом;И каждый думал о своей,Припомнив ту весну,И каждый знал — дорога к нейВедет через войну…
В этой песне и призыв подниматься в атаку, и причина – почему и за какие святые вещи нужно бить врага, и нежность. Значит, развлечение развлечению рознь, когда идет война.
Когда часть твоей страны – на войне, это значит, что вся страна – на войне. Посмотрите на карту ВОВ – вряд ли четвертая часть СССР территориально была ввергнута в страшную ту войну. Но вся страна работала на Победу, все мысли были только о том, чтобы опрокинуть фашистов. Когда я пишу вся – это значит большинство. Этого не понять тем, кто не застал своих бабок и дедов.
Были ли развлечения в тылу? Разумеется. Работали театры, как известно, даже в Ленинграде, не говоря уж о Средней Азии, куда эвакуировались столичные театры, писатели, киностудии. Шли ли там комедии? Да, конечно, шли. И там снимали кино. В первую очередь, военные киносборники. Но главное, во время Великой Отечественной (да и после) не могло появиться ничего, подобного «Беспринципным в деревне», да и подобного многим другим фильмам последних двух лет. Невозможно представить, что все ночи напролет по первому каналу мог бы идти откровенный трёп.
Почему же в тяжелейшие годы Великой Отечественной могли снимать хорошее кино, а мы оправдаемся одним «Праведником», и то про ту войну, а не про эту?
1941-1942 годы – «Машенька» Райзмана, а также «Антон Иванович сердится», «Богдан Хмельницкий», «В тылу врага», «Валерий Чкалов», «Свинарка и пастух», «Сердца четырёх», «Александр Пархоменко», «Как закалялась сталь», «Клятва Тимура», «Парень из нашего города».
1943 год – «Актриса» Трауберга, «Жди меня» Столпера и Иванова, «Радуга» Донского, Перельштейна, «Два бойца», «Кутузов».
1944 год – «Кащей Бессмертный» Роу, «В 6 часов вечера после войны» Пырьева, «Дни и ночи», «Зоя».
1945 год – «Небесный тихоход» Тимошенко, «Великий перелом» Эрмлера, «Без вины виноватые», «Близнецы», «Пятнадцатилетний капитан».
Фильмов было гораздо больше, а еще и детских фильмов, мультфильмов снималось множество, не считая радиоспектаклей, к слову. Вы хотите и сейчас сатиру? юмор? шаржи? – сколько угодно! Люди только благодарны будут, если появится талантливая сатира на украинское руководство, на ситуацию в Западной Европе или в США. Но пока юморит на эту тему только Владимир Соловьев да Тигран Кеосаян. Впрочем, нет – все юморят, но это всё издевки, которые иногда кажутся саморазоблачением, потому что скабрезности и кривляния над кем бы то ни было – это неприлично, и прежде всего, неприлично по отношению к собственной аудитории. А вот если сделать это художественно, с достоинством и вкусом, это будут нехолостые выстрелы.
Что же, оставить только военную тему? А солдату, приехавшему на побывку, что, уже и над стендапом не поржать? А кто сказал, что солдат, приезжающий с фронта, должен немедленно опустить голову в унитаз, промыть мозги и слушать отупляющую пошлятину, лубочный псевдофольклор, тюремный шансон? Вы уверены? Вы уверены, что он не должен зайти на пару уроков в школу и рассказать о своих товарищах, о боях-пожарищах? Получить билет в театр прямо на почту, а если в деревне живет – приглашение на встречу с жителями, на худой конец, в поликлиничку вне очереди, в союз ветеранов, на бесплатный прием у юриста.
А что до культурного досуга в смысле телевизора, есть у меня такое ощущение, что любой вернувшийся – хоть на побывку, хоть насовсем – с передовой боец должен в первую очередь чувствовать поддержку на каждой кнопке пульта и круглосуточно. Просто потому, что мы страна, мы народ. Не бывает так, что одни воюют, а другие не хотят ничего об этом знать, желают веселиться и жить в свое удовольствие: война (см. выше) – она у всей страны. В виде чего должна сойти к солдату эта поддержка с экрана? В чем она состоит? Да, прежде всего в уважении к нему. Вот он похоронил своих пацанов, разорванных мирных, повоевал за наших сограждан, которые просто живут не в Москве, а в Донбассе, в Херсонской, Запорожской областях, а так они – прям вот наши, как жители Таганского района по отношению к жителям Басманного, а дома солдат включает телевизор, а там танцуют все, в костюмах пчелок песенки поют, тут тебе Киркоров, тут тебе КВН, тут Петросян, тут про котиков…
И дело не в солдате, который настрадался. Дело в том, что нас в таком виде (то есть с такой самоидентификацией) просто голыми руками приходи бери. И ведь берут. Иное молодое «эго» считает, что его ломают через колено, заставляя делать не то, что хочет, и думать не то, что он привык думать. Но получается так, что когда «советская железная машина давила и проворачивала через мясорубку наши мозги», как-то и люди были светлее, добросовестнее в общей массе, и за страну все встали и победили, и культура была великой. А я всегда говорила – некоторые вещи нужно в голову запихивать насильно, ничего не поделаешь. И если часть элитки может слушать песенки губастых девок, только если те в одном нижнем белье, то это надо закрывать, как «Черкизон» Тельмана Исмаилова, просто потому что девяностые прошли.
И вообще третье десятилетье 21 века. Тяга к развлекухе – она же тяга к разрухе – это пережиток прошлого, ау! А вот тяга к развлекухе во время СВО – это уже повод побеседовать о границах дозволенного: не залезаете ли, мол, товарищ, своей личной свободой на территорию личной свободы вдов, раненых, донбасских жителей? У них есть, знаете ли, святые вещи, этакий храм веры в свою страну, в свой народ, а вы в этом храме пусси райт устраиваете. И дополнительный вопрос: мы вообще народ или не народ? Мы – тыл или не тыл? Если вы лично не народ – тогда что вы тут делаете?
Вот этот вопрос вскоре сконцентрируется в воздухе до состояния шаровой молнии: почему мы должны жить рядом с теми, кто не считает себя частью народа? – спросит народ.
О, как мы боимся репрессий, как нас начинает подташнивать от цифры 37! Как мы ненавидим себя за то, что родились в стране, где вечно страдают люди! В наших семьях были репрессированные, и никогда – участники троек. Мы носим на себе вину перед всем миром за то, что у нас были такие вожди, такие революции, такие одурманенные толпы. Ну-ну.
Я точно помню времена, когда нам начали «дрелить» мозг всеми видами вины, чтобы мы и все последующие поколения уже никогда не смогли полюбить свою некогда великую страну. Чтобы можно было любой трезвый вопрос: а не пора ли порядок навести? – выдавать за начало репрессий. Как удобно держать в хаосе целую страну. Заодно нам рассказали, что культура наша – дрянь, потому что цензура убила всё живое. И надо раскрепоститься (оголиться), говорить правду (снимать чернуху) и вообще потакать всем прихотям толпы (следить за рейтингами).
Мы очень боимся вторгаться на территорию совести частного человека, давать оценку «нетвойнистской» позиции, понимаем милых «молчунов», которые за «гуманизм». При том, что «гуманизм» этих сограждан всегда за украинских детей и никогда за русских детей. А нужно за всех детей. Поэтому такой выборочный гуманизм – это какой-то национал-гуманизм получается.
Я могу досконально пересказать, что в головах многих молодых людей, которые презирают всех, кто работает на нашу победу. С их точки зрения, это всё быдло, одурманенное путинской пропагандой, и откровенные подонки, убивающие несчастных украинцев, а про нацистов пропаганда всё врет, просто Украина хочет идти своим путем, а мы не даем. В них это влили, как свинец в горло, не выскребешь.
Время сейчас другое – нет диктата коммунистической идеологии и цензуры. Результат – бесталанность телевидения, веселуха стендаперов, все выходные мы смотрим, как готовят улиток, по несколько часов по Первому – как живут попугайчики, кошки и собаки, которых засняли хозяева, а в будни, помимо политических программ, везде кинодетективы или однообразные мелодрамы, словно у нас вся страна или убивает, или расследует, или чморит родственников. «Ликвидация», «Мосгаз» и «Диверсант» идут по кругу на нецентральных каналах. Телевизионным работникам лень даже в Госфильмофонд заглянуть, чтобы хоть что-то незаезженное из архива показать.
Может быть, дело не в том, что во время длительной военной операции внутри России в тылу веселится и ликует весь народ, а в том, что вседозволенность девяностых в культуре продолжается, и нам нечего, кроме, пожалуй, поэзии и отдельных музыкантов, предъявить для военного времени и сплочения нации?
Неужели мы никогда не увидим народной позиции со стороны государственной власти, не услышим четкой правовой оценки уехавшим из страны и высказывающимся в поддержку ВСУ известным деятелям культуры, журналистики, политики и экономики? Неужели их высказывания не повлияют на их место в русской культуре?
К подобным лицам, оставшимся в стране, у которых есть выход к большой аудитории, тем более должно быть «отказано в доме» – пусть не приходят ни в наши телевизоры, ни на наши сцены. Нужно не исподволь вытеснять их бизнес или их имена с афиш, а обоснованно применять административные санкции (которые сперва следует ввести в действие), называя вещи своими именами. Тогда никто на патриотических каналах в патриотических ток-шоу не станет спорить о том, нужен ли армии, ведущей тяжелую битву, адекватный и солидарный с армией тыл. Или пусть его блаженствует в одуванчиковых полях, пока польские наемники не приедут на немецких «Леопардах» прямо к нашим шнуркам на ботинках?
Мария Ватутина