На подготовительных курсах для поступления в "Московскую Государственную Юридическую Академию" наш пожилой профессор-преподаватель А.М. Осавелюк, любивший поговорить о политике, читал лекцию по "Теории права", и размышлял вслух о гомосексуальных браках, существующих в капиталистических государствах. Я удивился: тогда был школьный КВН, где директором школы №30 была жена губернатора В.Цветкова, а затем прошёл общегородской КВН, где была моя жена. На этих КВН-х высмеивалась тогдашняя "попса" в духе нынешней французской (гомосексуальной) олимпиады. Сидя боком к аудитории, я смотрел тихонько за психологической реакцией студентов на слова (а поведение у всех разное) ректора А.Осавелюк, профессора и заведующего кафедрой "Теории государства и права". Я подумал: -"Какую из этих девушек я смог бы полюбить?"; и начал посматривать в их сторону, пытаясь рассмотреть их. Вот сидит девушка В.Деревягина, сидит, смотрит на преподавателя, и взгляд ее равнодушен. Я "про себя" думаю: -"У этой уже всё позади". Вот ещё девушка И.Белякова, взгляд её, устремленный на преподавателя - острый, лицо покрасневшее, она смотрит со страстной прямотой. Я подумал: -"А ведь она похожа на меня!". А вот ещё девушка Е.Дианина, повернулась к соседке со своей тетрадкой, и что-то переписывает, вообще не обращая внимания на преподавателя. Девушка эта красивая: длинные светлые волнистые волосы; носит красящие её лицо очки. Я подумал: -"Вот бы мне такую... Но она - Мечта - слишком красива, она меня, наверно, и не полюбит".
До своего совершеннолетия я совсем не пил. Мама посоветовала мне подарить на Новый год преподавателю бутылку шампанского, однако, уже принеся подарок, я из чувства угрызения совести расхотел дарить её, тем более, что там присутствовал один свидетель - наш однокурсник, и унёс бутылку обратно домой. На дне рождении же, я думал, от шампанского будет веселее, будут танцы, но на дне рождения от выпитого фужера меня чуть не стошнило, но я постеснялся вырвать этот алкоголь в ванную раковину. Потом, повеселившись, подруги ушли, а я их не проводил, потому что никакую из них не любил; ночью у меня была бессонница - началась интоксикация.
Эта девушка смотрела на меня, пристально сквозь свои очки, за которыми были добрые, ясные, мудрые глаза, а я улыбался ей. Когда она одевалась, меня смутило ее тело со спины, когда она нагибалась за своей одеждой, вместе со своей подругой. Я еще удивился, что они обе одинаковые с подругой, если смотреть так. И поспешно смутившись удалился по-лестнице наверх, к библиотеке, тем более что в холле был свидетель - наш однокурсник. На улице в это же время я увидел её снова, а потом она шла со мной рядом, и улыбалась мне, а я думал: -"Возможно-ли это? Разве это возможно, чтобы вот так, быстро, все мои желания исполнились?" Я был счастлив, но в то же время робел - я хотел спросить её имя, но робел, боясь её оскорбить. Она разговаривала со мной, она говорила что московский преподаватель "постарается" перед молодой преподавательницей А.В. Соловьёвой, которая присутствовала слушательницей на лекции. И это её - Мечту - посмешило. Я хотел остановить её, когда она переходила дорогу, спросить её имя, но вместо этого спросил, придёт ли она завтра на лекцию по Теории государства и права, она ответила, что: -"Да, приду", но на следующий день она не пришла.
Логику мы сдавали с ней вместе. В этот день я забыл дома зачетную книжку, и отпросился у того самого преподавателя, кому постеснялся дать взятку шампанским. Как же ярко светило в этот день солнце! Такого огромного желто-оранжевого солнца я еще никогда не видел. И вот, когда я прибежал с зачеткой обратно, и уселся подготавливаться, она подошла ко мне, посмотрела мои вопросники, и улыбнувшись сказала: "ерунда, сдашь"; потом подошла отвечать к доске, и ответила на пятерку, о чем сообщил ей преподаватель. Я по-доброму улыбнулся ей, а она вся светилась от счастья!
После дня рождения у меня случилась алкогольная интоксикация. И у меня еще и вес был меньше положенного, а рост высокий. Той же весной, покормив голубей, и съездив на 23-й км. за гербовой печатью на справке о том, что не состою на учёте, я начал задумываться о самоубийстве и казни надо мной, потому что жизнь для меня после внезапно перенесенного тогда же гриппа, когда я лежал с температурой, обесцветилась. В диспансере, куда меня привела моя мама, врач задал мне при ней вопрос, после которого мне захотелось врезать врачу по морде: "Ты мальчиков любишь?" Затем меня, вдвоём с наркоманом из Олы, привезли в приёмный покой больницы на 23-й км., врач-психиатр вместе с медсестрой осмотрели меня, врач спросил: -"Ты хочешь вылечиться?" -"Да", - ответил я. И затем, возмущённый (-"Ну это вообще") врач , порвал то направление во втрое отделение, которое было им самим только-что написано, и при мне-же оформил другое, в первое отделение, направление (а в первом направлении лежат только отслужившие в армии). Я отлежал в больнице с "белой горячкой" и интоксикацией, которая возникла у меня после выпитого с подругами из "Академии" шампанского. Врач-военный, может быть, отдал бы меня в армию, если бы на врачебном консилиуме на его вопрос: -"У тебя есть голоса?", я честно подтвердил: -"Да, есть". Затем мой отец рассказал мне, что тот врач - сам "был главой Марчеканской (это 7-й рабочий район) мафии", но затем стал учиться, получил образование, стал заведующим отделением больницы. Неудивительно теперь, что потом, прямо в больничной палате, врача ранил, выстрелив ему в ногу, лежащий там на лечении милиционер (из переданного его женой и спрятанного им в трубу тепло-отопления табельного оружия - пистолета).
В больнице я подумал, что неплохо было бы, чтобы меня кто-нибудь навестил из девушек, но никто из них не пришёл - пришли только мои сестра и мама. Я обиделся, когда понял, что девушкам не нужен, такой больной. На самом деле эти подруги мне звонили по телефону. Но когда я летом позвонил после выписки одной из них (Кокетке), и сказал ей, что зайду к ней домой - "после диспансера" - та не захотела меня ждать у себя дома, и ушла с подругами загорать на море.
Именно поэтому я назвал этих девушек "умниками" (хотя потом они снова со мной подружились на встрече выпускников Академии). "Девочка-мечта" на следующей сессии, когда меня выписали, давала девчонкам жевательные резинки, ну и мне заодно (я не ем жвачку). И когда я сказал ей, что перешёл в другую группу, потому, что в той, где я был, одни умники, меня спросили там же: -"Кого ты считаешь умниками?" А я ответил -"Ну те, две девушки (что были на моём дне рождения)". Она (Мечта) сказала: -"Ему тогда надо в школу для умственно отсталых". Но разговор дальше пошёл, вроде того, что они и вправду дуры. А она от этого прокола посмотрела на меня - пристально - но не так, как в первый раз, а с болью во взгляде.
Она хотела быть умной: -"Что я, дура что-ли?" - думала она вслух, когда все сдали, а она не сдала предмет (логику), и подготавливалась к пересдаче. Это её мама подтолкнула ее к поступлению в Академию, где на вступительных экзаменах по истории она получила пятерку.
А я в тот день подумал: - "Нужно обязательно её угостить". Я купил шоколад, и первоначально хотел весь ей отдать. Но подумав, что будет лучше, если я при всех угощу ее кусочком, я подошел и угостил ее. Она спросила: - "Зачем?" - и покраснела. А рядом сидели те две подруги. А потом я увидел, что Алёна пришла с фотоаппаратом. Но не подошел к ней сфотографироваться.
После этой сцены иногда она смотрела на меня с тревогой, огорчаясь моей робости. Эта моя робость и нерешительность иногда ее пугала, а иногда она старалась вообще на меня не обращать никакого внимания.
Я-же вдруг опьянел от любви. Это было наяву, когда я сидел с ней на задней парте библиотеки и любовался ее нежным обликом. Она сделала тогда красивую прическу, ей вообще идут светлые волосы. Вот как я ее потом описывал в газетной заметке: "У нее светлые, вьющиеся волосы, она была светлая, солнечная, улыбающаяся. У нее была мягкая, едва уловимая улыбка. Взгляд ее прямой, когда она смотрела на меня, ее левая бровь слегка изгибалась, поднималась, а брови у нее тонкие, длинные..." Она попросила меня помочь одной ее однокурснице, когда она сидела со мной в библиотеке, и вышла, а я заметил, что на нас обращают внимание, после чего я совсем свихнулся. Она сначала попросила меня отсесть от нее, потом ей принесла девушка конспект, она попросила у меня ручку, я передал назад, а она коснулась моего пальца быстрым и нежным движением своего пальца, после чего я удивленно на нее посмотрел, а она молча кивнула мне и опустила вниз свои глаза. А придя потом в библиотеку, я увидел, как она вошла, а я стоял внизу, и она подошла плавно ко мне, закрыв свои глаза, и издали вдыхая мой аромат, а я тогда пахнул хорошим запахом, одеколоном после бритья. А еще она была вместе с однокурсница, и я стал всматриваться в эту однокурсницу, когда та прихорашивалась в зеркале, а моя сказала ей: -"Ой, красивая, красивая". Она спросила, что я сдал, я начал перечислять, а она сказала: - "Ладно, не отчитывайся". Я принес по просьбе той ее однокурсницы все мои конспекты (я хорошо учился), отдал её подруге, а потом дома у меня от переутомления "поехала крыша", я представил во сне образ девушки, которая просит о меня о помощи, а потом у меня появились цветовые иллюзии - красный спасательный вертолёт - и прочие продукты расстроенного воображения (мне представился огромный красный вертолет, на котором я должен улететь её спасать).
Врачи лечили меня полтора месяц в психиатрическом СИЗО, потому что в том отделение, где держат призывников и хроников не было места (хотя их всех всё равно забрали в армию). Потом заведующий городским диспансером врач рассказал мне всё это, и про мой диагноз сообщил, что: -"У тебя пограничное состояние". И спросил меня: -"У тебя есть девушка?" А я тоже задал вопрос: -"А что, нужно?" -"Кому-то, может и не нужно", - сказал, улыбнувшись про себя чему-то врач, и заметил: -"Не обращай внимание, я просто спросил".
И вот, когда мы шли с моей девушкой Алёной ко мне домой спустя год,а я не знал, как ее фамилия и имя. Мы шли с ней ко мне домой за тетрадкой с моей контрольной, и она у меня спрашивала: -"Что из школьной программы по литературе тебе понравилось?" Я сказал: - "Мне понравился Лев Толстой". -"А, Война и мир!" Нет, уже тогда я читал роман "Воскресение", и его имел ввиду: -"Ну почему "Война и мир", "Воскресение". -"Мне тоже". -"Тоже?" -"Нет". А она любила читать роман Булгакова "Мастер и Маргарита": -"А мне понравился "Мастер и Маргарита". -"Мне тоже". Она спросила: -"А что тебе больше всего понравилось?" -"Как Маргарита на маскараде стоит, и ей целуют колени". -"Много мрази тогда вышло". Она задумалась: -"А ещё?" Я ответил: -"А ещё когда одного человека поместили в дурдом, было очень смешно", - имея ввиду поэта Ивана Бездомного. Она удивилась: -"А как его фамилия?" -"Не помню", - ответил я, и воодушевленно продолжал пересказ. И я в это время смотрел на нее, когда она шла рядом, и хотел вернуть то волнующее, что было в ней, когда я влюбленно глядел на нее в Академии. Но вместо этого ощутил холод ее разума. Она шла и думала, все время думала, а мне хотелось просто поговорить о пустяках. Когда же она комментировала мои воспоминания о прочитанном, я тоже стал, про себя, думать, а когда услышал её вопрос, когда она спросила: -"Чем там всё закончилось?", ответил: -"Мастер и Маргарита вместе скакали на коне навстречу Луне", - и Алёна задумалась: -"Но с ними ещё кто-то был". -"Это монах какой-то". -"Это из Библии". И она добавила спустя паузу: -"А что в Библии, в Библии много чего"...
Далее разговор молодых состоял в пересказе юношей сюжета романа, где он упомянул, что Маргарите дали какой-то крем. -"Мазь Азазелло", - вспомнила она. И что этот крем повлиял на неё - она им намазалась, и полетела на бал к Волану. -"К Воланду", - вспомнила она; где её встретил Мастер, написавший роман об Иисусе. -"Иешуа", - уточнила она.
Наконец, по освещённой фонарями тротуарной дороге, недалеко от моего дома, я смог развеселить её, когда мы говорили об Антонине Соловьёвой, нашей преподавательнице "Теории государства и права", которая вспоминала меня: -"Где ваш Иванов?" - спрашивая у студентов куда я делся, когда я болел и не присутствовал на сессии.
И когда мы спускались по огромной уличной лестнице к моему дому, она сказала мимоходом: -"Вот так находим своих мужей". Но я не воспринял это серьезно, а лишь вздохнул. А потом она спросила меня возле подъезда: -"Почему вздыхаешь?"
И вдруг, недалеко от моего дома, она мне и говорит: -"А!, значит ты живешь, где Валентина Деревягина живет?" Меня это тогда совсем расстроило, потому что это имя было для меня интимно, и обращено именно к ней, к Алёне. Вся "петрушка" в том, что я думал, что она и есть Деревягина В., я думал, что она подшучивает надо мной. И я тогда еще сказал: -"Да это же моя соседка", - специально чтобы проверить ее реакцию. И она рассмеялась! Она сказала: - "Деревягина в этом доме живет", - показывая мне на дом что находится рядом с моим. Оказывается она - её подруга - из дома напротив моего. Она повеселела, стала смеяться. А потом дома у меня так и грянула заливным смехом. Я резко спросил, так, что она удивилась, я сказал, что: -"Провожу тебя". Она ответила: -"Я могу и сама дойти". Я кивнул, она выходя обернулась и ласково улыбнулась.
По болезни я устроился летом риэлтором (оформление договоров по сделкам с недвижимостью), для начала. Я ухаживал за ней, но она как-бы нехотя это восприняла. Ее раздражало и утомляло многое, и она заболела, и взяла академический отпуск, а вскоре поправилась. После выписки я опять с ней встретился, когда она от меня отстранилась. Мы с однокурсниками собрались у входа и она нас сфотографировала, потом я решил её проводить но вместе с ней шли ещё два парня, и один - Иванов - её увел.
Потом она встретила меня на улице и сказала, что болела (у неё близорукость), что работу нашла не сразу, я же тоже не работал. Потом она спросила: - "Что так легко одет?" Я сказал, что - "Постепенно"... я хотел сказать "закаляюсь", но передумал, увидев ее допытывающий взгляд, и продолжил так: - "Меняю свой гардероб", и улыбнулся, она рассмеялась и положила свою руку мне на сердце, но я строго и с боязнью на неё посмотрел (боясь её поцеловать), и она виновато отвела руку. Потом она сказала: - "А я часто вижу возле дома того парня, Иванова", (мы учились с моим однофамильцем Ивановым в одной группе; а Алёна до своей болезни и своего академического отпуска, после которого осталась учиться на второй год - в параллельной группе) я ответил: - "Да, он, в принципе, в моей группе". Она сказала: - "Да я, в принципе, знаю", и добавила с недовольством: - "Я оставлю тебе свой домашний телефон, потому что...", - с недовольством, сказав: - "Ты просил".
У меня дома мы, молодые люди, организовали встречу, а я использовал это как предлог, чтобы встретиться с ней. Я звонил ей, чтобы пригласить ее ко мне и представить как мою девушку.
Вечер состоялся, но я чувствовал себя неуютно. И не потому, что "она не пришла", а потому что она никогда и не была моей девушкой, а я много о себе возомнил.
Когда я звонил ей, в телефоне слышался голос, не похожий на ее. Поэтому, когда я сказал: - "Здравствуйте, позовите пожалуйста Алёну", и она ответила: - "Привет. Как дела?", - я не расслышал, я подумал, что, наверно, это ее брат балуется, и поэтому повторил: - "Позовите Алену". Она, наверно тогда рассердилась на меня и обиделась, что я второй раз к ней обращаюсь позвать ее же, и бросила трубку.
Я подумал: - "Наверное, это была не она у телефона".
И я перезвонил вечером, когда она должна прийти с работы, потому что не знал точно, работает ли она. "Алёну можно?", - спросил я. Голос её матери (а наверняка это была ее мать) ответил: "конечно можно..." Послышались уходящие шаги... И вдруг я услышал в телефонной трубке, как издалека внезапно разразились и прорвались рыдания Алёны. Мне становится не по себе. По-видимому, Алёна переживала, очень переживала тогда, после моего звонка.
Когда телефон бросили, я звоню через каждые пять минут, до девяти вечера. Я не знал, что короткие гудки означают, что телефон отключен, я думал, что она слышит звонки, но не берет трубку. Поэтому я прекращаю тупо звонить, чтобы не мешать ей спать, и иду в ванну. Там я сижу в теплой воде, но расслабиться никак не получается, и голова у меня становится тяжелой и пустой. Нет, у меня не было мыслей о самоубийстве, но мне не хватало молитвы, для душевного равновесия. А когда я не молился, а только пил спиртное с однокурсниками и одноклассницей, то не ходил в храм, и вскоре опять заболел.
Она наверно думала, что я пытаюсь ее затащить в комсомол, хотя в это время некоторые девушки из Академии говорили мне о желании вступить в Комсомол, но я это не воспринял это серьезно, потому что знал, какая борьба идёт в Комсомоле и в Коммунистической партии в это время, и не хотел её в это вмешивать.
После этого я видел Алёну на улице, и она смотрела на меня. Мне казалось, например, что она несет ребенка на руках, хотя я не могу утверждать, что это было точно она, поскольку так задурил себе голову ее образами, что в любой девушке видел ее. Другой раз она шла с подругой, а я, в этот момент, с коммунистом Валерием С., и я помахал ей рукой. Когда же она отвернулась и ушла, я видел, что она показала подруге взмах руки. Я же, проводив до горкома коммуниста, не стал ее искать, чтобы не расстраивать ее лишний раз. Третья наша встреча произошла, когда я увидел ее на перекрестке близ моего дома. Я наверно взглянул на нее как-то дико, потому что, хотя она и улыбнулась мне, но тут же изменилась в лице и выглядела расстроенно. Мне она показалась нелепой с стильным зонтиком, в своей ярко-красной куртке, вся напомаженная и намалеванная. Не менее нелепо выглядел и я в такого же ярко-красного цвета бросающейся в глаза куртке, с безумными, как это я себе сейчас представляю, глазами, из-за того, что врачи мне отменили лекарство, и у меня была бессонница.
Потом мы еще вместе увиделись с этой прекрасной девушкой.
Зимой 2006 года, вступая в партию, я читал стихи возле памятника Ленину перед собравшимися коммунистами и молодёжью - наших анархистами из магаданской организации - о Зое Космодемьянской: "Что вспоминает она? Горком комсомола? Возьмите меня туда, я готова на все. Она так ненавидела... Но умереть, или быть убитой, не все ли равно для того, кто так ненавидит". - "Всех не перевешаете!" Чей-то сдавленный плачь,чей-то стон... - "Нас много, нас двести миллионов!" Содрогнулась толпа. Тяжелый солдатский сапог выбил ящик из-под ее ног. Взлетело могучее девичье тело. Как сигнал к наступленью, как весть о грядущей победе, как символ бессмертия оно над землею взлетело!". И для меня фашистами были те, кто жестоко относится к детям в настоящее время, стреляя по ним из пневматической винтовки, и уничтожает память в виде книг, вывозя на сожжение Библиотеку Дома Политпросвещения... И поэтому я боролся на выборах за победу КПРФ. - "Бой идет не ради славы, ради жизни на Земле". А большинство моих старших соратников-коммунистов умерли во время этой борьбы за победу над фашиствующими властями, так и оставшись преданными идеалам добра и справедливости.
В 2012 году я вспомнил ещё об одной любви в своей жизни. Я купил себе красивое дорогое кольцо с молитвой Богородице внутри, и, надевая ее дома лежа в постели на указательный палец, вспоминал то о Гуле, то об Алене; а потом надел кольцо на безымянный палец и сразу вспомнил об ныне умершей девочке из детского сада, которой симпатизировал. В тот же день я, под воздействием сильных нейролептиков, посмотрел фильм "Солярис" полностью и без рекламы по телевизору, плакал, и в тот же день пришел на избирательный участок и проголосовал за президентство Путина, который в этот день тоже на виду у всех плакал, сославшись на ветер.
Почему за все время работы в партии я не разу не позвонил Алёне? Почему я позвонил Алёне через пять лет после той ее истерики? Почему я ей вообще позвонил? И я не стал узнавать про нее от однокурсников, как её зовут, как её фамилия. Почему?
Ответ прост: я знал, что со временем, если конечно наше чувство крепко, мы бы все равно рано или поздно опять встретились. Однажды я сказал своим родителям, что, кажется, нашел себе девушку. На что они мне тогда сделали замечание, что если я буду менять подруг, нарвусь когда-нибудь, что меня побьют.
Что действительно было реально - это мои внутренние образы и представления. Я часто сидел на диване и мечтал, представляя ее образ, находясь в счастливом блаженстве. На самом деле, свалив камень с плеч, должен признаться, облегчая сердце, что меня влекло к ней физически, что в конечном счете привело меня ко греху блуда. Началось с того, что я стал смотреть порнографию по телевизору. Затем я начал уже ублажать себя образами Алены, но никакого удовлетворения не получил. Попав в больницу, и выйдя из нее в августе 2... года, я решил повидаться с подругой детства, приехал к ней домой, но ее не было дома, и мне сказали, что она (Гуля) уехала из Магадана. И посоветовали найти ее, написать ей. Но меня это тогда не заинтересовало, поэтому еще долго я у нее дома не появлялся.
Проснувшись однажды утром, не выдержав одиночества, я решил позвонить, взял сотовый и вышел на улицу. Но ее мама ответила мне в трубку, что я ошибся:
- Алёну позовите.
- Вы ошиблись.
- Значит, она уехала?
Молчание.
- А как её фамилия?
Как её фамилия?
Я не знаю. Короткий росчерк авторучки, несколько цифр телефонного номера, и имя - "Алёна Д." Как же так вышло, что я не знаю ее фамилии? А она мне ее и не называла. (Я запутался). Я думал, что тогда, когда она сказала в Академии, читая в списке фамилий: "Деревягина В.", что это и есть ее фамилия. Будучи в психиатрической больнице, куда попал уже второй раз, я произносил в бреду эту фамилию, а имени "Алена" я вообще не знал.
"На букву "Д", - вот что я сказал в ответ на вопрос ее матери . "Вы ошиблись", - урезонила меня она и повесила трубку. Я тут-же позвонил снова. Странно, что мама вообще взяла трубку. И я говорю: "Дерюгина ее зовут" - и сразу выключаю сотовый. Почему Дерюгина? Это было глупо, но Дерюгина - переиначенное Деревягина в устах моей матери, когда она узнала о том, что мою девушку так зовут. До смешного нелепо. Кстати был советский фильм "Судьба", где у героини фамилия Дерюгина; и она была женой командира партизан, и спасала психически больных русских от расправы над ними немцев.
На следующее утро, как я позвонил по телефону, решив для себя уйти из Магадана, я ушел пешком из города (по пути на 23-м километре сбросив в воображении на город атомную бомбу). Сначала у меня не было плана дальнейших действий, но меня так и подмывало свернуть в горы. Но потом я подумал, что будет лучше добраться по трассе автостопом до Якутска, а там и до Москвы - анархисты говорили мне, что это возможно, они сами путешествовали автостопом. А потом, думалось мне, и на Украину поехать можно жить.
На 23-м стоит такой маленький деревянный православный храм. Я зашел, и сказал, что я бомж. У меня спрашивает матушка, седая старушка: - "Ты крещеный?". - "Да", - говорю я. - "А почему крестик не носишь?" - "Потому, - отвечаю я, - что цепочки рвутся". - "Надо носить...". Я говорю ей, что не понимаю распятия. Она сказала: - "Кто человек, изображенный на распятии?" Я ответил: - "Иисус Навин" (это во время войны). Она говорит: - "Что кричали эти люди, когда его распяли?" Я отвечаю: - "Распни его, распни". - "Ну вот, ты все понимаешь" - говорила она.
Я сказал, что впервые задумался о смысле жизни, когда девочка в школе призналась мне, что не знает, зачем человек живет. "Это значит, что душа у нее пустая" - сказала матушка. - "Ты должен знать, что христианин так поступать не может". (Она, наверно, имела в виду грех самоубийства, считающийся в христианстве самым страшным грехом - поминальный день для самоубийц в Церкви только в самый тёмный день (вмч. Варвары) в году).
Старушка отрезала мне бечевку и дала крестик. У меня в кармане только 2 рубля. Я положил эти два рубля ей на стол, и надел крестик. После этого разговора я оставил мысль пуститься в горы - это было бы самоубийственно.
Однажды мне приснился сон. Мне снилось, как я брожу по городу, моросил дождь. Я увидел многоэтажный дом, я захожу туда и в подъезде я вижу девушку. Она говорит мне вопросительно: - "Почему ты ходишь за мной?" Спрашивает это она строго, даже с некоторой неприязнью. - "Больше не ходи за мной", - говорит она и отворачиваясь, направляется вверх по лестнице подъезда. Я отвечаю ей расстроенно вдогонку: - "Потому, что я люблю тебя!". - "Ага!" - с недоверием говорит девушка, снова отворачивается, и я слышу ее удаляющиеся шаги, она уходит, я вижу ее удаляющийся силуэт. Я грустно смотрю ей вслед, но внезапно она останавливается, поворачивает головку, и глядя на меня лукаво и мягко улыбается мне...
В реальной действительности она так сказала, когда я ей по телефону предложил: - "Мне надо тебе помогать". Вот тогда я и услышал ее недоверчивое - "Ага"... Потом я хотел с ней связаться по интернету и предложил чтобы она по электронной почте прислала мне законы. И стал зачитывать список законов, пока не понял, что их слишком много для диктовки по телефону, и остановился на Декларации прав ребенка. Она сказала: "ну ты и загрузил меня". Потом я узнал у своего брата список адресов электронной почты и продиктовал ей. Она сказала: "некоторые законы у меня на работе есть". А на следующий мой звонок, во время Дней комсомольского братства, она и вовсе разрыдалась. Сначала я не узнал ее голос, когда она мне ответила, и решил вечером перезвонить. Трубку взяла ее мама. И Алена рыдала, сорвалась в истерику.
И в этот момент я изменился внутренне. Будучи ночью на дороге, я смотрел на звезды и Млечный Путь, а днем пел веселые и жизнерадостные песни. Я испытал целую гамму чувств всего за сутки - и дружбу, и общение с детьми, и печаль от разрыва со своей матерью. Поэтому я вернулся домой. Я опьянел от спиртного, и вырвал его по дороге. Вернувшись домой я выпил молоко и поел грецких орехов, и отчего-то опять вырвал. Потом я заснул. Утром ко мне пришел молодой участковый. Он записывал протокол моего допроса. Я ему в подробностях все рассказал. Он говорил для меня непонятные вещи. Он спросил: - "Правда, что Академию можно окончить за три месяца?" Я ответил: - "Чтобы окончить Академию, нужно пройти шесть курсов". - "Заочно? Она тоже заочно", - сказал участковый. Потом он сказал: - "С ней то-же самое происходит". А потом уходя кинул вслух моей маме: - "Может, она его будущая жена".
А на следующий день меня родители отправили на скорой в СИЗО психиатрической больницы, и я там встретил в коридоре того-же участкового милиционера, который приходил на прием к врачу - заведующему отделением, по видимому по-поводу меня. Я пролежал в больнице долго, почти полгода. Это было зимой 2008/09 года.
В 2010 году я впервые посмотрел по телевизору советский фильм о любви ("Адам женится на Еве" (1980г.), где подразумевалось, что любовь надо испытать искушением другой женщиной. Гульнара была та самая девочка из детства, о которой я разговаривал со старушкой из православного храма. Я после того случая, когда съездил автостопом, стал искать встречи с Гулей; я поговорил с ее мамой (адрес я её знал с детства), которая дала мне ее сотовый, и я позвонил по этому сотовому номеру ей в Ленинград, сказал что лучше напишу ей, и она сказала, что: "Подумаю". А потом она спросила: - "Мама моя дала тебе мой телефон, чтобы ты письма писал?" - а я ей говорю: - "Что я, навязываюсь тебе, что-ли?"
Я исповедался у православного священника, тот спросил: - "Какие у тебя грехи?" Я ответил, что когда хорошее настроение, надо тоже в храм приходить. И рассказал ему историю из своей жизни, когда просил у Бога послать мне образ, чтобы я смог его нарисовать. А он улыбнулся и сказал, осеняя меня крестом: "ограждаю тебя крестом от дурных образов и представлений". Я сначала даже не понял, что такое "грех", от которого меня ограждал батюшка. В это же время я устроился на работу, собираясь скопить денег на поездку в Ленинград. А пока копил, позвонил извиниться и весь наш второй разговор с Гулей я молчал и только вздыхал, она же сказала мне: - "Да и не хочу я с тобой общаться". И голос ее сменился от веселого на печальный: - "Пока", - произнесла она мне вдогонку.
И вот, когда я уже имел серьезные намерения насчет Гули, а не Алёны, я увидел опять Алёну.
В 2010 году я стал больше ходить и заниматься гирями, отчего возмужал, я искал встречи с Алёной, но так и не найдя ее, устроился на работу грузчиком. Батюшка так и сказал всем в Церкви: "кто не работает, тот не ест". Когда ехал в служебном автобусе по утреннему Магадану на Птицефабрику, куда меня перевели работать рабочим кормоцеха, я в окно автобуса, в утренней туманной дымке, увидел на перекрестке девушку. Девушка шла в черной куртке, у нее были черные волосы, она шла с серьезным лицом. Она посмотрела на асфальт, потом остановилась, а автобус тоже остановился на красный свет светофора, и она взглянула на меня, по-доброму слегка улыбнулась мне, а я узнал эту улыбку - это Алёна, и удивился. Вдруг, я захотел помахать ей рукой, но внезапно вспомнил том, как я в тот раз ей махал, отчего ее разозлил. И тут-же, глядя на ее улыбку, я вспомнил и сон, в котором встретил ее, а она от меня отвернулась и ушла, а потом улыбнулась. А пока я это вспоминал, выражение ее лица изменилось, стало грустным, и глаза прослезились. Она, наверно, тоже что-то вспомнила свое, потому что отвела глаза вверх, вздрогнула, и выпрямилась, одернув руку от ремешка сумки на груди. У Алёны лицо обновилось, стало серьезным и добрым, ее глаза повлажнели, и она смотрела теперь ими прямо в мои глаза. В этот момент автобус тронулся, но она не ушла, а осталась стоять на перекрестке, а я не догадался выйти к ней из автобуса.
Потом меня опять поместили в "дурдом", и я пролежал там три месяца, до 2012 года. Я ещё приходил к Гуле домой (она тоже юрист), но её мама меня больше в квартиру не пускала, а спросила только, чего я хочу. Я спросил: - "Как её крещеное имя?" - "Она не крещёная", - ответила её мама.
Позже по Интернету в телефонной книге я узнал полное имя Алёны. Сергей Дианин - ее отец. Теперь я знаю и её адрес, но не пойду, потому что стыдно показаться на глаза её маме, она меня не примет, наверно. Я по телефону ей звонил, спрашивал, может номер не тот. - "Номер тот же" (к двойке добавилась шестёрка, после перехода на шестизначные номера магаданской телефонии). Потом я попросил опять Алёну, и её мама в гневе сказала, что - "Такой здесь нет, и этот телефон дан сотруднику УВД", - и я решил её перебить, и сказал: - "Передайте ей, что я её люблю", - и повесил трубку.
Это всё я пишу не для того, чтобы потешить публику, а для того, чтобы показать, что взаимные чувства у нас - молодёжи - были, в наше бездушное время. А для того, чтобы признаться девушки в любви, вовсе необязательно громко говорить: "Я тебя люблю!", или делать широкие жесты вроде вставания при всех на колено и дарения ей в коробочке обручального кольца, можно проводить её, вместе пройтись, и тихо-душевно поговорить: это и станет вашей помолвкой.
А теперь я перечитал "Мастера и Маргариту", и та любовь, что там описана, меня самого рассмешила: я стал постоянно сотрудничать с Управлением МВД по борьбе с незаконным оборотом и распространением психотропных и наркотических средств (у меня высшее юридическое образование), в качестве свидетеля при применении мер пресечения преступлений (при мед. осмотре и обыске задержанных подозреваемых). А в своём романе произошло то, что любовь Булгаков подменил блудом, пьянством и наркоманией, от которого один сошёл с ума, и умер, а вторая умерла вместе с ним. Слава богу, Мой Ангел Хранитель (свщмч. Рустик Парижский) оберег меня от подобного. А впервые заболев душевно, я впервые же помолился Богу о моём выздоровлении. И с тех пор моя жизнь напоминает мне тропинку, по которой я иду медленными шажками к Иисусу Христу - нашему Истинному Господу Богу.