Ночь в «карцере».
Вот уже целая неделя, как я дома. Понемногу прихожу в себя, и сейчас уже есть возможность коротко рассказать, как это было, вернувшись ко времени более чем двухнедельной давности, к событиям, которые разрушили мои предпасхальные планы.
Итак, домыв в субботу последнее окно и переделав попутно ещё несколько дел, пришло понимание, что это предел – силы иссякли, суставы не гнутся, всё отваливается. Решила - в воскресенье отлежусь, никуда не пойду и отменю все дела, тогда в понедельник буду снова полна энергии, бодра и весела.
Но как же я ошибалась: на следующий день состояние ухудшилось, а после обеда поднялась температура. И это для меня был тревожный сигнал, потому что температура и мой организм очень редко пересекаются между собой. И в последний раз она наблюдалась в ноябре 2021 года в виде реакции на вакцинацию. В ночь стало хуже.
Так продолжалось до четверга. Температура колебалась 38-39,2, состояние ухудшалось, ничего не помогало – ни вызов врача, ни прописанные лекарства.
И вот, как я не сопротивлялась этому, как не оттягивала время, надеясь на улучшение, но наступил момент, когда пришло осознание, что сил бороться у меня уже нет и пора вызывать «скорую».
«Скорая» приехала быстро, но вопрос врача меня сразил наповал: «Не хотите полечиться дома, зачем вам в больницу?» Я пятый день помираю от температуры, сутками вымокаю, не могу ходить, а мне предлагают продолжать лечиться дома методом тыка, не пойми от чего. Конечно, я отказалась.
В приёмной инфекционной больницы мне пришлось провести достаточно много времени, пока улаживали все формальности, возили на снимки, ждали результат. Наконец, вердикт – правосторонняя пневмония, госпитализируем. В ожидании машины, чтобы доехать до отделения, я почувствовала, что начинаю мёрзнуть, хотя температуру до этого мне сбили до 36,5 градусов, и временно я находилась в более-менее нормальном состоянии.
В отделении меня поселили в большую шестиместную, но пустую палату с двумя огромными окнами. При том, что я уже мёрзла, так и в палате был сущий лЕдник. Раздеваться я попросту не стала. Сняла только куртку, а сверху надела тёплый халат. Так и сидела в ожидании врача – в джинсах, толстой кофте, махровом халате и вязаной шапке.
Пришёл дежурный врач. Женщина меня осмотрела, спросила, почему не раздеваюсь. И на ответ, что замерзаю, сказала, что сейчас вам измерят температуру. Надо сказать, что в данном изоляторе не было ни одной розетки, а мой телефон в этом плане был на последнем издыхании, поэтому я вышла в коридор, спросить, где его можно зарядить.
И тут внезапно появилась медсестра с градусником. Пробегая по коридору и на ходу бросив фразу: «Кому мерить температуру?», ткнула мне в лоб «пистолетиком» и мгновенно изрекла – 36,4. После этого так же молниеносно удалилась, даже не обратив внимания на мою реплику в ответ: «Да? Странно».
Зайдя в палату, я закуталась в тонкое одеяло, продолжая трястись от холода.
Пришла другая медсестра с капельницей. В очередной раз мне предложили раздеться, на что прозвучал отрицательный ответ. Тогда она потрогала мою шею и со словами «Да вы вся горите!» убежала за градусником. Градусник подмышку показал истинную картину – 38,7. Тогда она с криками убежала ещё раз, а вернулась уже со шприцем. И только потом мне поставили систему.
После мне стало лучше. Но мои надежды на спокойную ночь развеялись меньше, чем через полчаса, когда внезапно началось обильное потоотделение. Нет смысла описывать всё в мельчайших подробностях, но за эту ночь я несколько раз переодевалась во всё, что у меня было, продолжая мокнуть и трястись от холода. Пронизывающий ветер за окнами лишь усугублял ситуацию, ещё больше выхолаживая палату. А у меня были ощущения, что я нахожусь где угодно – на необитаемом острове, в тюремной камере, но только не в больнице. Потому что слово «больница» у меня ассоциируется с понятием облегчения состояния и возвращению к жизни, а в той ситуации я просто всю ночь помирала от холода, и этот изолятор я окрестила никак иначе, как «карцер», потому что другим словом его не назвать.
В пять утра обо мне вспомнили, чтобы измерить температуру. И она соответствовала моему околевающему состоянию – 34,3 градуса.
К этому времени уже все койки в «карцере» были завешаны мокрой одеждой, и палата больше напоминала прачечную. Санитарка принесла мне сухое бельё, новое одеяло. Мокрое одеяло она прямо с пододеяльником тоже развесила сушить на кровать. На моё счастье у неё была и кое-какая больничная одежда (новая ночная сорочка и пижамная рубаха с мужского плеча), в которую я переоделась. Плюс по моей просьбе мне принесли ещё два одеяла.
К тому времени, как я стала понемногу отогреваться в сухой одежде и в двух одеялах, за окнами появились и первые проблески рассвета, а вместе с ними внутри меня затеплилась надежда на лучшее, на то, что жизнь продолжается и всё будет хорошо.