Хотя есть мнения, что "Саша, привет!" Дмитрия Данилова, вовсе не антиутопия, а так… в некотором роде предсказание, экстраполяция событий, толковая такая футурологическая работа. Про то, что грядёт вот-вот.
Возможно.
Ну грядёт и грядёт, пусть. Оно, мне кажется, примерно так (не детали технические, а суть человеческая) уже и есть. Книга, кстати, очень небольшая, а называется романом. Сюжета, считай, что и нет. А конфликт есть. И много чего там ещё есть, пусть и малый объём. Во мне этот малый объём оставил след, наследил, значит. Не сказать, что вогнал в тоску. Не сказать, что я прямо запечалился или ужаснулся… Но задумался, впечатлённый. Или впечатлился, задумавшись. Подобный осадочек остался у меня после "Отдела" Сальникова. Но там-то вообще страшный мрак. Там прямо страницы не хотелось переворачивать. Здесь полегче.
Стиль, знаете, такой… простецкий. Типа того, что автор глядит откуда-то сверху (а иногда так и пишет: "Мы видим их издалека") и выкладывает наблюдения за субъектом в подробном настоящем времени с помощью самых обычных слов: красивая, комфортная, вкусно, калорийно, идёт, садится, встаёт, ложится…
"Лифт всё движется, Серёжа неподвижно находится в лифте.
Лифт приезжает на нужный Серёже этаж."
Очень много повторов (нарочитые, конечно). Прямо кусками, абзацами. Или вот кружевные такие канцеляриты: "осуществляет обычную входную возню". Специально всё это, да. На дело пущено. Тащат тебя туда, в текст этими штучками. Мучаются там все? Ну, вот и ты, читатель дорогой, помучайся.
Разговаривают там много. Очень много. Там, собственно, разговоры и есть в основном. А чего им там всем делать, если героя приговорили к расстрелу за адюльтер с несовершеннолетней (а совершеннолетие в пространстве романа – это двадцать один; а девушка не дотянула, двадцать ей на момент совершения преступления). Ах, да: за экономические и нравственные преступления смертная казнь теперь. За убийства там, изнасилования и прочий маньячизм – нет. Вдул, простите, малолетке (двадцати лет) – и привет, на комбинат. Это тюрьма так называется. И при этом сплошной гуманизм. Постоянно в тексте это подчёркивается. Сарказмы и ерничание густо насыпаны. А гуманизм, между тем, следующий: расстреливает автомат (робот) в момент выхода на прогулку. В один из дней. Случайным образом выбранный. А так, живите не тужите, условия хорошие: питание многоразовое (обильное, вкусное), прогулки, интернет, телевидение, камера не камера, а номер в трёхзвёздочном отеле, никаких заборов и колючей проволоки – Брейвик позавидует. И нате вам психолога, раввина, муллу, священника и ламу. Красивая (согрешил герой тоже с красивой, даже очень) и соблазнительная волонтёрша для общения: "спасибо-извините-спасибо-спасибо". И все облегчители (гуманизм, не забываем) участи, содержания, существовании и дожития приговорённого не очень, можно сказать, успешны в исполнении своего предназначения. Их слова полны скучающей безнадёги: да, что тут уж поделаешь… я бы помог, если… а в вашем случае… помочь можно, когда у человека есть перспективы, а у вас… Вот только если о футболе.
Герой – филолог. И жена его тоже. И оба они прямо-таки учёные, интеллигенты высшей пробы (почерк, по словам героя, интеллигента – матерщина; и, хотя это отдельно не выделяется, алкоголь). Пример диалога (студенты и жена героя):
" Другой студент хочет высказаться.
– Да, Евгений, слушаю вас.
– Светлана Игоревна, а правда, что ваш муж сидит в тюрьме и будет расстрелян?
– Да, Евгений, это правда. Евгений, простите, вы совсем ох..ли?
– Светлана Игоревна, я…
– Вы совсем е..нулись? Вы считаете, что это нормально – задавать такие вопросы?
– Нет, Светлана Игоревна… нет, я…
– Что нет?! Что нет?! Если нет, то зачем вы такие вопросы задаёте?
– Светлана Игоревна, нет, я просто… просто хотел спросить.
– Просто хотел спросить. Меня всегда восхищала эта формулировка. Просто хотел спросить. Ну ладно, хорошо, давайте, спрашивайте. Что вы там хотели спросить?
– Я… ну… я хотел спросить, как там ваш муж. Как он там.
– Нормально. Наверное. Я, знаете, не знаю, как он там. Плохо, наверное. Х..во. Как ещё? Как было бы вам, если бы вы сидели в тюрьме в ожидании смертной казни, а? Как бы вам было? Нормально, ничего так? Норм?"
"Ну" в диалогах также много, как "спасибо" и "извините" – наверное, это маркеры такие.
Про писательство тоже есть. На БС такое тоже частенько бывает (и даже свои "свои" есть):
"– Виталий, да нет, я вас не обманула. Вас невозможно обмануть. Можно обмануть крепкого, способного автора, сказав, что он гений вселенского масштаба. А вас обмануть нельзя. То, что вы пишете, – это, простите, звенящая пустота. Это даже не бездарность, это не «плохо написано», нет. Это просто такая, скажем так, яма, огромная яма. Пустая, на месте которой никогда ничего не будет построено. Поэтому я вас не обманула. Яму обмануть нельзя. Действительно, вас нигде не напечатают (хотя, кстати, почему, есть места, где такое любят, я могу подсказать). Да, вас будут затирать, будут отказывать вам в публикациях и премиях, будут публиковать и давать премии, как вы говорите, своим. И правильно будут делать. Потому что эти «свои», как вы выражаетесь, пишут примерно в миллион раз лучше вас, вот их и будут публиковать и давать им премии. Потому что они гораздо, несравнимо лучше пишут, чем вы. Такая вот, понимаете, несправедливость.
– Светлана… Света. А что же мне делать? Да и почему так? Мне вот говорили на семинаре в Липках, что это неплохо."
В кого ни плюнь, все начитанные и культурные. Здрасьте-пожалуйста-спасибо-извините-не стоит. Охранник в тюрьме цитирует Северянина, а священник читает Хармса наизусть.
Сами супруги (бывшие?) специалисты по советской литературе двадцатых-тридцатых годов. Мостики такие наводятся автором, да.
И вот всё в таком вот (с нотками, гори они синим пламенем, горькой иронии всё это подаётся) безвыходном и тяжёловатом ключе. Все мы ждём, когда случится… Когда, когда, когда. А всё нет и нет. И вроде как не сама СК наказание, а вечное её ожидание. Домоклов меч, вот.
Читаю. Думаю. Думаю и читаю. Не, как-то это просто всё. Не то всё это… Ну и надумал – сам Данилов так и сказал, о чём книга, спрашивать надо у читателя. Впрочем, я его словами воспользуюсь, из текста. Лама говорит: "Буддисты! Последователи Будды! А вы говорите. Обычные люди. Такие же, как и все остальные, мусульмане, христиане. Такие же примерно мудаки.". Обычные. Обычные муд..ки.
Их ведут на расстрел, им и они сочувствуют (кое-как), они графоманят, они комментируют в сосцетях (герой выкладывает своё бытьё в тюрьме, у него толпа подписчиков, пока его не банят; одни проклинают, другие поддерживают и восхищаются), они – священнослужители, охранники, филологи, мамы, секретари, волонтёры и дочки прокуроров, красивые и обычной офисной внешности... Все. Они не злые, не добрые; они умные и вежливые. И все они какие-то бессмысленные. Т.е., приговорили Серёжу этого, бедолагу, за ерунду какую-то. Абсурд, за гранью. А этих не тронули пока. И при этом никакой разницы нет между ними всеми. Нет смыслов в их жизнях. Они все активно где-то и в чём-то копошатся, а сами не знают, зачем. И Серёжа – он же их отражение. И им от этого немного (или как раз много) печально. Приговорённого жалеют, да. Возмущаются дежурно, сочувствуют заученно, заглядывают затем в себя, а там пустовато…
Конец непонятный. Данилов подкладывает на этот случай соломки: "это дикий киношный штамп". Ну и ладно, финал тут и не так уж важен (добро победило или пулемёт, тупость или ум…). Важно то, что не очень понятно, закономерный это итог развития человека или так, эпизод.
И на контрасте с этими безликими (не в смысле авторского исполнения, а в смысле осмысленности существования) героями вспомнился мне рассказ Шукшина "Верую":
…
И поп загудел про клен заледенелый, да так грустно и умно как-то загудел, что и правда – защемило в груди. На словах «ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий» поп ударил кулаком в столешницу, и заплакал, и затряс гривой.
– Милый, милый!.. Любил крестьянина!.. Жалел! Милый!.. А я тебя люблю. Справедливо? Справедливо. Поздно? Поздно…
Максим чувствовал, что он тоже начинает любить попа.
– Отец! Отец… Слушай сюда!
– Не хочу! – плакал поп.
– Слушай сюда, колода!
– Не хочу! Ты слаб в коленках…
– Я таких, как ты, обставлю на первом же километре! Слаб в коленках… Тубик.
– Молись! – Поп встал. – Повторяй за мной…
– Пошел ты!..
Поп легко одной рукой поднял за шкирку Максима, поставил рядом с собой.
– Повторяй за мной: верую!
– Верую! – сказал Максим.
– Громче! Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
– Ве-ру-ю-у! – заблажили вместе.
Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил:
– В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у! В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
– Ве-ру-ю-у!
– Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую!
– Верую-у!
– В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и мякость телесную-у!
…
Автор: Андрей Ваон
Источник: https://litclubbs.ru/posts/5615-ne-utonut-v-antiutopii-sasha-privet.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: