С портрета смотрит на нас молодая женщина в расцвете яркой красоты. Лоск тёмных густых волос, жемчуга на атласной коже, плечи, укутанные в меха и бархат, холёные руки, унизанные перстнями делают её похожей на пышный оранжерейный цветок. И так трогательно сочетание цветущей женственности с детскими ямочками на нежных, озарённых румянцем щеках, что невозможно поверить: именно об этой моднице и законодательнице роскошных балов говаривали, будто она втыкает шпильки в руки своих горничных, словно в подушечки для булавок!
Но это, увы, чистая правда.
В конце 1840-х годов московское аристократическое общество было взбудоражено до крайности. Светские гостиные кипели и бурлили, обсуждая в высшей степени необычную свадьбу: известный богач и интеллектуал, друг Ивана Тургенева и Александра Дюма-отца, камергер из древнего дворянского рода Константин Павлович Нарышкин женился на Софье Ушаковой – девице, безусловно, достойной и наделённой всяческими добродетелями, если бы не одна деталь: жених много лет состоял в скандальной связи с матерью невесты, известной московской очаровательницей Марией Антоновной Ушаковой (урождённой Тарбеевой).
Он открыто содержал свою любовницу на глазах у всей Москвы и имел от неё внебрачного сына Павла, родившегося в 1841 году.
Таким образом, новобрачная становилась мачехой своему младшему единоутробному брату.
Мать Софьи Мария Антоновна слыла в свете красавицей, обладавшей мягким и нежным сердцем, что позволяло ловким, расчётливым и хитрым мужчинам не раз обводить её вокруг пальца. У неё, по словам современника, были «правильные черты лица, тёмные волосы, прекрасные голубые глаза и чисто греческий профиль», но в возрасте она «имела вид какой-то поблекшей одалиски». В браке с генерал-майором Петром Сергеевичем Ушаковым появилось на свет семеро детей, причём когда наследники выросли, репутация многих из них была не лучше, чем у матери – особенно отличились свободой нравов девицы Ушаковы.
Овдовела Мария Антоновна очень рано – ей не было ещё и тридцати. Тут и появился блистательный и неотразимый Константин Нарышкин, всегда живший с размахом, на широкую ногу, и вскружил голову мечтательной, романтичной, не слишком любившей о чём-либо задумываться молодой вдове. Однако бурный роман по неизвестной причине не имел пристойного продолжения. В апреле 1842 года Мария Александровна Лопухина писала Александре Михайловне Верещагиной: «...Опять поговаривают про женитьбу Нарышкина на вдове Ушаковой, но я этому поверю только когда они обвенчаются. Об этом так давно объявляют, что я с трудом этому верю».
И вдруг – какой пассаж! – Нарышкин женится на молодой Ушаковой, которая едва ли не годится ему в дочери!
Первенец Софьи Петровны и Константина Павловича Пётр Константинович был всего на восемь лет младше единокровного брата по отцу – Павла Константиновича, который с детства воспитывался в семье отца и мачехи. Всего же в этом союзе родилось пятеро детей: сыновья Пётр, Сергей, Дмитрий, Николай и дочь Мария.
Пользуясь протекцией московского генерал-губернатора Арсения Андреевича Закревского, но в особенности – громадным состоянием мужа, который и прежде держал открытый дом и давал балы и вечера, о которых толковала вся Москва, Софья Петровна стала настоящей столичной гранд-дамой. На её блестящие балы съезжался высший свет, однако славилась она отнюдь не умом, любезностью и деликатностью в обхождении: о Нарышкиной говорили, что она зла, груба и капризна столько же, сколько и красива.
Русская писательница и художница Екатерина Ивановна Бибикова (в замужестве Раевская) вспоминала, что известный в столичном обществе парикмахер мсье Шарль – господин воспитанный и деликатный – с неподдельным ужасом рассказывал о Софье Нарышкиной: «Когда я её причесываю, она втыкает шпильки в руки своих горничных, будто это подушечки для булавок! Знаете, это очень злая дама».
С мужем Софья Петровна обходилась очень круто и не стеснялась показывать свой вздорный нрав. Однако в Париже, куда Нарышкина перебралась в конце 1850-х, барыня имела успех и слыла интересной и весёлой особой. Вероятно, она попросту не нашла повода подпустить французам свои шпильки.
Читайте также:🐈
Софья Петровна Нарышкина умерла в 1877 году от чахотки в возрасте 54 лет. Она пережила свою мать всего на семь лет.
Мечтательная и легкомысленная Мария Антоновна и в старости сохранила поразительную моложавость и красоту. Она почти никуда не выезжала и бывала только в доме губернатора Закревского, с женой которого, знаменитейшей красавицей пушкинского времени и музой поэтов Аграфеной Фёдоровной Толстой, была очень дружна.
Константин Павлович Нарышкин пережил обеих своих возлюбленных: он скончался в декабре 1880 года и был похоронен в московском Спасо-Андрониевском монастыре.
Я убеждена, что красота, как созидающая и спасительная сила, не может быть злой. Поэтому теперь, зная, какова была Софья Петровна и глядя на её портрет кисти Винтерхальтера, я вспоминаю только пушкинское:
Воротился старик ко старухе.
Что ж он видит? Высокий терем.
На крыльце стоит его старуха
В дорогой собольей душегрейке,
Парчовая на маковке кичка,
Жемчуги огрузили шею,
На руках золотые перстни,
На ногах красные сапожки.
Перед нею усердные слуги;
Она бьёт их, за чупрун таскает.
Говорит старик своей старухе:
«Здравствуй, барыня сударыня дворянка!
Чай, теперь твоя душенька довольна».
На него прикрикнула старуха,
На конюшне служить его послала.
А. С. Пушкин. «Сказка о рыбаке и рыбке»
Я смотрю в обманчиво ласковые глаза Софьи Петровны – и она больше не кажется мне красавицей.
Вас может заинтересовать:
Ранее:
Далее:
✅©ГалопомПоЕвропам
Все права защищены. Копирование материалов без указания источника запрещается.