Андрей Васильевич три дня назад схоронил свою единственную и любимую женщину. Почти пятьдесят лет он прожил с ней в мире и согласии, правда детей так и не народили, увы, видимо такова была судьба. Сейчас он сидел перед телевизором и невидящим взглядом смотрел на завешанный тряпкой экран. Шесть дней прошло после смерти, но до сих пор он не проронил ни слезинки и вообще, не выражал своих чувств. Родственники и знакомые с недоумением смотрели на него, стоящего у бархатного гроба, поражаясь этой чёрствости. Некоторые спрашивали его о самочувствии, он отвечал — всё хорошо… и улыбался. Когда пришло время родным подойти и кинуть в бездонную яму горсть земельки, Андрей Васильевич отвернулся и пошёл прочь, оставив всех у могилы. Потом на поминках, в столовой, пока сестра покойной носилась по залу и между столиками, он продолжал блажённо улыбаться сидя на стуле, в стороне от всех, у окна, при этом кутью не ел, компот не пил. «Он тронулся» — крутили многие пальцем у виска, бросая украдкой сочувственные взгляды на старика... — Лен, приготовь что-нибудь перекусить! — неожиданно крикнул Андрей Васильевич, перепугав свернувшегося на коленях рыжего кота Буяна. В квартире больше никого не было, свояченица со своим мужем ещё утром ушли к себе, сделав уборку. Никто не ответил. — Ленка, хватит дуться, не молчи! Представляешь, мне сегодня приснилось будто бы ты, старая, умерла раньше меня… Присниться же… Понимаю, ерунда, ты же всегда говорила, что я со своими сигаретами загнусь раньше тебя… Старик встал с дивана и прошёл в коридор. В прихожей большое зеркало было завешано цветастым платком, который так обожала жена. Андрей Васильевич с возмущением сдёрнул тряпку и посмотрел на своё отражение. Седые, редкие волосы, нос картошкой и сеть паутинок-морщин, расходящихсяот уголков глаз. Да-а-а… возраст был на лице, на дряблой, с пигментными пятнами, шее и во всей сгорбленной, придавленной атмосферным давлением, фигуре. — Эх, Леночка… Совсем не Ален Делон… — вздохнул печально Андрей Васильевич и тут в зеркальной глади, он увидел её. Она стояла на проходе в кухню и печально улыбалась. — Ленка, какая ты красивая! Она была такой же молодой и восхитительно красивой, как в тот первый день знакомства, пятьдесят лет назад, на Ленинградском мосту. В том же платье в горошек и белыми босоножками… — Леночка, любимая… ты помолодела?! Как? — оторопел старик, не отводя взгляда от неё. В зеркале она протянула навстречу руки, приглашая его к себе. — Я иду, родная… Андрей Васильевич сделал шаг к жене, проходя сквозь зеркальное стекло, и не почувствовав никакого сопротивления, он оказался на лесной поляне. Пахло тысячелистником и лесной земляникой. Лена стояла среди полевых цветов, а на русых, и как никогда густых волосах, белел венок из ромашек. — Ты теперь тоже молодой! Идём со мной… — прощебетала звонким голосом жена. — Да, родная… — Андрей Васильевич распрямил спину, чувствуя, что больше нет ревматических болей в суставах и позвонках. На душе было радостно и легко, хотелось кричать от счастья. Они, молодые и счастливые, взявшись за руки, побежали по траве навстречу Вечности… **** — Миша, смотри, сорвана тряпка с зеркала… плохая примета!.. Где там Андрюша? Что-то совсем был не важен он сегодня утром, ничего не ел… — Ира, он в зале… И мне кажется, он того, умер… — Ох ты боже мой… может “скорую” вызвать?.. Пульс есть?! — Нет, уже и холодный… Не пережил он всё таки смерть твоей сестрёнки… Сердечко то не железное… — Эх, Андрюша, бедненький… Смотри, Миш, какое у него счастливое лицо, даже улыбается… — Нда… что-то часто в последние дни он улыбался….