Сегодня я решила рассказать свою историю про город, в котором родилась. Я родилась в 1983 году в городе Караганда Центрального Казахстана. В этом году ровно 30 лет, как мы переехали в Россию, и до 5 мая 2023 года я ни разу не возвращалась в город, в котором, согласно всем теориям личности, сформировалось мое Я.
Когда думали с мужем, куда поехать на майские праздники, он попросился в Караганду. Начитавшись трэвел-блогера, признанного иностранным агентом, я стала отговаривать мужа:
- Я сегодня читала, что смотреть там нечего: все завешено рекламными баннерами, половину из которых предлагают услуги девушек по вызову.
-Мы едем за твоими детскими воспоминаниями, а не оценить градостроительство и архитектурное наследие.
И тут я впервые задумалась: база моей личности сформировалась в Караганде, часть из которой я вытеснила и отщепила, потому что нужно было выживать и адоптироваться в России. Интересно, а что это за часть?
После того, как оплата за билеты была списана, в голову стали приходить пешие маршруты, которыми захотелось пройтись в первую очередь:
-дорога от маминой работы домой (было порядка трех вариантов, но если бы удалось пройтись хотя бы одним, то большая удача),
-посмотреть по пути, что стало с двухэтажкой, где жила тетя отца, и в квартире которой я себя чувствовала «дома у бабушки»,
-посмотреть, что стало с нашим домом,
-дорога из школы в «стекляшку» (магазин самообслуживания с большими стеклянными витринами, куда мы после того, как подруга получала двойку, ходили воровать булочки, потому что она после этого никогда не шла домой, где ее молодые родители лупили шлангом от стиральной машины),
-посмотреть, что стало со школой,
-уцелел ли детский садик, в который я ходила и в котором работала поваром моя мама,
-обязательно Парк культуры и отдыха,
-зоопарк, куда я несколько раз в неделю приезжала с сумками, набитыми хлебом, чтобы покормить животных, но первым делом бежала кормить слона, от которого возвращалась с пустой сумкой через клетки с голодными обезьянами, и мне было дико стыдно, что я не проявила силу воли со слоном и скормила весь хлеб.
Когда самолет приземлился, и я увидела родную степь, пришло ощущение, что я вернулась домой: базовая тревога, которая со мной с переезда в Россию, улетучилась. Я разревелась, по-детски размазывая слезы кулаком. Солидности при прохождении паспортного контроля добавил муж-иностранец: спросили цель визита, отсканировали паспорт и пожелали приятных впечатлений.
Санаторий, в котором работала мама, превратился в реабилитационный центр, вазоны, раньше стоявшие в холлах, выставили на улицу, на территории выросли деревья, которые в памяти отложились саженцами.
Я потащила мужа к рабочему входу кухни:
- Вот слева видишь железные двери, за ними склад продуктов, вот сюда приезжала машина и разгружалась, иногда кладовщица разрешала нам кататься на жестяной горке, по которой спускали продукты. А вот на территории рядом, ты видишь, это санаторий «Утро»: вон в тот шар я залезала и представляла, что я в ракете в космосе.
-Давай сфотографирую, - следил за моими восторгами муж.
Он сфотографировал меня у забора, который в детстве мне казался очень высоким, так уровень глаз был ровно на его середине. Мы зашли во двор баб Натыной двухэтажки, запах в подъезде почти не изменился, и деревянная лестница, по которой мы поднимались к ней, сохранилась (или была отремонтирована).
-А вот этот забор – 1:1 ограждал нашу школу, мы майскими вечерами забирались на него и ели цветки желтой акации, сфотографируй меня пожалуйста.
Мы прошлись мимо дома одноклассницы сестры, напротив которого жила моя подруга, и на секунду мне показалось, что я ее увидела, и пошли разыскивать наш дом.
Улицу Сейфуллина переименовали в улицу Бадина: я следила за номерами домов – дом 193, кажется, выстроили огромный двухэтажный дом. Затем мы проскочили дом моей «заклятой» подруженции, который я не узнала, потому что когда она там жила, не было высокого ограждения ,и стоял штакетник.
Сторону дома нашей соседки я узнала сразу: сарай, в котором они хранили сено для коров, кажется, даже вырос. Ее собаки по кличке Барон, предсказуемо, не оказалось, зато по территории двора бегал огромный овчар без привязи. Летняя кухня в конце двора не выглядела жилой, смелости покричать: «Тетя Маша, тетя Маша!» не хватило.
Нашу сторону дома оградили высоким забором, на который у нас никогда не было денег. Пристроенную часть коридора убрали, окна на кухне и в холодной комнате (нужно у мамы уточнить, почему мы так ее называли) заложили кирпичом.
Двор в памяти был сильно больше, хотя соседи и снесли все наши хозяйственные постройки: сарай, углярку и еще один сарай. Туалет на улице остался стоять на своем месте, но куст смородины рядом исчез. Разросшиеся в двух частях вишни тоже искоренили, видимо использовали этот участок для выращивания картошки. Обрадовала ванная, так и оставшаяся стоять посреди двора: мы в ней купались летом, чувствуя свою принадлежность к продвинутому уровню жизни.
Я стояла и удивлялась, насколько дом был огромным в моем воспоминании и насколько сильно меньше он на самом деле. Муж не торопил, только изредка задавал вопросы, нужно ли сфотографировать меня.