(Трилогия о Бальзаминове)
Итак, о Капочке поговорили. Теперь, наверное, нужно посмотреть на семью, где её вырастили.
Маменька — совсем, по нашим понятиям, молодая женщина: «Клеопатра Ивановна Ничкина, вдова, купчиха, 35 лет».Ничкина богата - и Красавина говорила о Капочке как о «золотой невесте», и сама обстановка подчёркивает достаток в доме: «В доме купчихи Ничкиной: богатая купеческая гостиная, хорошо меблированная; рояль». Уже сам по себе этот рояль, мне кажется, показывает, что Ничкины живут не по-старому. Невольно вспомнится Фамусов:
Чтоб наших дочерей всему учить, всему —
И танцам! и пенью́! и нежностям! и вздохам!
Как будто в жены их готовим скоморохам.
Во всяком случае, «пенью́» и игре на рояле Капочку, видимо, обучили. Поёт она, сама себе аккомпанируя, хорошо известный романс П.П.Булахова.
Ничкина понимает, что обычаи требуют держать дочь «в строгости» («Да уж и воли-то вам большой дать нельзя... с вами стыда-то и не оберёшься... на всё Замоскворечье...»), и подчас пытается это делать - ведь дочь пожалуется на её обращение: «Чем же мне развлекаться прикажете? Кавалеров у нас не бывает. Только и делаем, что по целым дням с Малашей в окно глядим. Вы, пожалуй, и этого не позволите»,- однако устоять против постоянных упрёков доченьки и её подруги («А в чахотку-то, маменька, разве не приходят от родителей?», «Разве есть законы для чувств?») не может: «Делай что хочешь, только не тревожь ты меня», - и позволяет ей довольно много (одно приглашение Бальзаминовых чего стоит!). Сейчас она будет сетовать: «Какое тиранство! Не то что тиранство, у меня и рассудку-то не хватает... да и жарко-то... Батюшки!.. говорить-то, и то тяжело... так уж и махнула рукой - что хочет, то и делает».Сейчас ей жарко, в другой раз будет холодно или просто лень что-то предпринять, и дочь сумеет всё повернуть на пользу себе.
Она сама признаёт, что поступает наперекор старым обычаям («И не надо б мне вас слушать-то, а я послала нынче. Кто меня похвалит за это! Всякий умный человек заругает. Да вот пристала, ну я по слабости и послушалась. Кто его нает, какой он там! Придёт в дом... как жених... страм»). Но по глупости и лености действует (если это вообще можно назвать действием) именно так.
О её интеллектуальном уровне ясно говорят попытки вести беседу. Все видевшие фильм охотно цитируют слова вроде бы Бальзаминовой о «планиде». В подлиннике же это великолепная беседа Ничкиной со свахой. Ну не могу сократить — позвольте привести полностью:
«Ничкина. Нового нет ли чего?
Красавина. Что бы тебе новое-то сказать? Да вот, говорят, что царь Фараон стал по ночам из моря выходить, и с войском; покажется и опять уйдёт. Говорят, это перед последним концом.
Ничкина. Как страшно!
Красавина. Да говорят, белый арап на нас подымается, двести миллионтов войска ведёт.
Ничкина. Откуда же он, белый арап?
Красавина. Из Белой Арапии.
Ничкина. Как будет на свете-то жить! Такие страсти! Времена-то такие тяжёлые!
Красавина. Да говорят ещё, какая-то комета ли, планида ли идёт; так учёные в митроскоп смотрели на небо и рассчитали по цифрам, в который день и в котором часу она на землю сядет.
Ничкина. Разве можно знать Божью планиду! У всякого человека есть своя планида...»
Через несколько лет в пьесе «Тяжёлые дни» Островский как будто процитирует этот разговор, рассказывая о «стране» «где есть свои астрономы, которые наблюдают за кометами и рассматривают двух человек на луне; где своя политика, и тоже получаются депеши, но только все больше из Белой Арапии и стран, к ней прилежащих».
Впрочем, чуть позднее, в разговоре с Бальзаминовым, поинтересовавшись, читает ли он газеты, Ничкина покажет, что кое-что о мировой политике всё-таки слышала: «Вот я у вас хотела спросить, не читали ли вы чего про Наполеона? Говорят, опять на Москву идти хочет». Речь идёт, разумеется, о «Наполеоне Малом» (по определению В.Гюго), только вот интересно: пьеса написана в 1857 году, совсем недавно закончилась Крымская война, не её ли по-своему вспоминает купчиха? Впрочем, Мишенька её быстро успокоит: «Где же ему теперь-с! Он ещё внове, не успел ещё у себя устроиться. Пишут, что всё дворцы да комнаты отделывает». И тут же — снова потрясающая «глубина» знаний:
«Ничкина. Да вот ещё, скажите вы мне: говорят, царь Фараон стал по ночам с войском из моря выходить.
Бальзаминов. Очень может быть-с.
Ничкина. А где это море?
Бальзаминов. Должно быть, недалеко от Палестины».
И великолепные рассуждения о расстояниях (после ответа, что Палестина «не очень далеко-с» от Царьграда): «Должно быть, шестьдесят вёрст... Ото всех от таких мест шестьдесят вёрст, говорят... только Киев дальше».
Порассуждает она и о моде. Ужаснувшись, глядя на «жениха»: «Узко как платье-то на вас сшито», - и услышав, что «это по моде-с», заметит: «Какая уж мода в такую жару?.. Чай, вам жарко... ну, а по улице-то ходить в таком платье, просто угореть можно».
А вот «благородные разговоры» у Ничкиной получаются плохо. Она предложит было тему: «Двужильные лошади, говорят, бывают... и не устают никогда, и не надорвутся», - но её не поддержат: «Что за разговор об лошадях!» А когда Устинька предложит свою тему («Что лучше - мужчина или женщина?.. Пускай мужчины защищают своё звание, а женщины своё; вот и пойдёт разговор»), реплика Ничкиной сразу покажет, как её воспитывали: «Уж что женщина! Куда она годится! Курица не птица, женщина не человек!» А о более «антиресном» разговоре («Что тяжеле: ждать и не дождаться или иметь и потерять?»), который Бальзаминова назовёт «самым приятным для общества», просто скажет: «Уж этого я ни в жизнь не пойму», - чем вызовет замечание дочери: «Что вы, маменька! Не страмите себя».
Когда «братец»скажет: «Вот у меня сестра - она женщина богатая, а ведь глупая - с деньгами-то не знает, что делать»,- Ничкина, по существу, не найдёт, что возразить ему и лишь попытается немного урезонить («Перестаньте, братец... поймут»). Но услышав о женихе, сразу попросит: «Посватайте, братец», - думаю, почувствовав, что забот у неё резко убавится, и тем самым ещё раз доказав, что глупец, осознающий свою глупость, не так уж и глуп.
Ну, а о «братце», я думаю, поговорим уже в следующий раз.
********************
Снова обращаюсь к моим читателям.
В статьях о «бальзаминовской» трилогии я очень подробно пишу о тех моментах, где всеми нами любимый фильм отходит от оригинала или же просто выпускает какие-то эпизоды. Интересно ли это? Или же этого не нужно?
И ещё одно — получила комментарий-поправку: «Не "открытия", а "откровения" в любви от подруг!» Да, так говорит героиня Л.Гурченко в кино. Но я и здесь, и везде цитирую только Островского, а уж все изменения пусть остаются на совести сценариста и артистов...
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь
"Путеводитель" по пьесам Островского здесь