К восьми вечера на КП дивизии прибыли командиры полков и артиллеристы для уточнения задач на завтра. Пётр в разработке диспозиции участия не принимал, но наблюдал за всем внимательно, лишь изредка недоверчиво хмыкая и то и дело повторяя: «Зело, зело... Ну-ну, ну-ну!».
Всю ночь царь не спал. До полуночи он каждые полчаса посылал в палатку, где отдыхали на походных кроватях Головин, Маковей и Шестов, своего ординарца с уточняющими вопросами: достаточно ли подвезли снарядов, что предпринято для недопущения ночного прорыва из крепости, на всех ли дорогах выставлены дозоры, чтобы вовремя сообщить о неожиданном сикурсе защитникам города и т.п. Около часу ночи он не выдержал и приказал перенести свой шатёр с обратного ската высоты на самую её вершину и установить рядом с дивизионным КП. Усевшись около входа в свои апартаменты, Пётр установил на треноге бинокль ночного видения и, укутавшись в огромную медвежью шубу, до утра наблюдал за крепостью. Меньшиков, составляя компанию царю, сидел тут же, приказав разложить перед собой на раскладном столике закуски, которые менялись каждые двадцать минут, так как застывали на морозе, коньяк и раскуренные трубки. Головину царь сказал, что ему с утра воевать и отправил спать. Маковею и Шестову он так не сказал, и тем пришлось до утра отвечать на вопросы царя, поясняя замысел завтрашнего штурма, изредка подбадривая себя стопкой армянского коньяка, которым угощал их Меньшиков, да чашечкой кофе, периодически подносимого ординарцами. Владимир Михайлович понимал, что Пётр переживал не за исход операции – крепость так или иначе завтра будет взята, царю просто не терпелось увидеть своими глазами, насколько мощным и эффективным оружием он обладает.
Как только начало светать, на КП прибыл майор Шанский и доложил, что привязка произведена, необходимые замеры температуры, скорости ветра, влажности и давления воздуха сделаны, артиллерия к выполнению задач готова, через полчаса будет готов к запуску воздушный шар с корректировщиком.
Пётр вскочил с места, подошёл к меньшиковскому столику, взял его кружку с еще тёплым кофе, вылил туда стопку коньку и почти залпом выпил.
– С Богом, Михайло! Первый час поутру минул. Начинай!
Головин вышел с КП на пригорок и медленно, важно взмахнул рукой с зажатым в ней красным платком.
Дежурный офицер, ждавший этого момента рядом с табуреткой, на которой лежали три сигнальные ракетницы с открученными предохранительными колпаками, схватил ракету, направил её в сторону крепости и дёрнул за шнур. В небо взлетела и через несколько мгновений хлопнула, раскрываясь, ракета СХТ. Из серого сумрака утреннего неба вниз скользнули три красные звезды. Еще через несколько секунд над равниной перед городскими стенами разлился жуткий нарастающий свист. Немного подождав, офицер выпустил одну за другой ещё две ракеты.
Ещё не затих вжимающий головы в плечи вой, как крепость окуталась грязно-белыми всполохами – это начали непонятно куда и зачем палить шведские пушки.
Пётр приник к биноклю и недоумённо начал водить ним из стороны в сторону.
– Чего это они всполошились так? – спросил он стоящего к нему ближе всех Меньшикова.
– Всё ясней некуда, государь! – улыбнулся тот. – Ты наши позиции видишь?
– Окопы, что ль?.. Вообще-то вижу, но не так ясно, как давеча… Хорошо за ночь в землю зарылись, молодец Смолин!
– А с той стороны, государь, их и вовсе не видно! Вот шведы и палят в белый свет – боятся, что мы каким-то макаром уже у стен оказались, а ракета – сигнал к штурму. Ничего, зараз по десять ядер на орудие выпустят – передых устроят, чтоб дым развеялся, я их знаю!
Шведские ядра скакали и рвались на всём досягаемом пространстве перед крепостными стенами, поднимая вверх тучи снега и порой разнося в щепы уцелевшие с ночи жалкие избушки городского посада. Минут через двадцать артиллерийская паника прекратилась, и дым над крепостью начало медленно относить несильным ветром в сторону реки.
В полуверсте от КП справа и чуть впереди над замаскированной миномётной батареей начал подниматься вверх огромный воздушный шар с подвязанной внизу плетёной корзиной. От шара в три стороны побежали солдаты – в каждую сторону по десять человек в колонну по одному, унося с собой невидимый с высоты длинный шелковый шнур. И шар, и корзина были обтянуты тканью серо-серебристого оттенка, под цвет зимнего неба, и только по тому, как каждые полминуты под куполом вспыхивала ярко-оранжевая струя горящего газа, можно было сразу заметить в небе это необычное сооружение. В корзине стоял и наблюдал в закреплённый на её борту прибор небольшой человек. Время от времени он перегибался через борт и показывал рукой, куда надо было довернуть шар.
– Хочу полетать на нём! Немедля! – вдруг сказал Пётр.
Маковей и Меньшиков испуганно переглянулись. Первым пришёл в себя Александр Данилович.
– Государь! – он подскочил к царю и наклонился к его уху. – Государь, полетать – дело хорошее, но тока давай подождём, пока они его испробуют до конца. А ну, как газ кончится, али верёвки оборвёт – мы ж и косточек твоих не соберём! Не дело это… пока…
– Ваше величество! – Маковей решил прийти на помощь Меньшикову, пока царь не упёрся на своём. Владимир Михайлович уже знал, что такие случаи бывали, и тогда никакие уговоры, увещевания, доводы не могли свернуть Петра с выбранного им пути. – Ваше величество, этот аппарат ещё не прошёл все испытания! Мы закончили его постройку за день до отправки сюда, и это только второй его полёт. Мы даже парашютов пошить не успели, и, случись что – корректировщику ничем не поможешь! Обещаю, что на следующем шаре мы полетим вместе!
– Когда? – По тому, как Пётр задал вопрос, стало ясно, что настаивать на своём он не будет, но ответ требовался ясный и конкретный.
– Ну-у… – Маковей обернулся к Шестову.
Шестов пожал плечами и показал три пальца.
– Думаю, ваше величество, к лету построим побольше этого, надёжный и удобный. Кроме того, нужны еще и парашюты, а у нас просто нет столько шёлка, вернее – его весь на картузы пустили. Но летом – полетим!
– Смотри, Михалыч, я это крепко запомню! – сказал Пётр и снова с восхищением уставился на уже поднявшийся вдвое выше сопки шар.
К стереотрубе подошёл Шанский и включил радиостанцию.
– «Беркут», я – «Земля»! Докладывай, что видишь!
Маковей подошёл к столу, за которым сидел царь, и включил другую станцию. В динамике затрещало, но треск сразу затих, и из него донёсся чёткий громкий голос корректировщика.
– «Земля», «Беркут» на связи! Наблюдаю крепость. Вижу много людей на стенах и за укрытиями. Все смотрят на меня и показывают руками. В двадцати метрах от левой башни – группа старших офицеров с подзорными трубами… Василий Степанович, мне бы еще метров пятнадцать потравить – за крепостными постройками города не видно!
Шанский переключился на батарею и приказал поднять шар ещё выше.
Через пару минут рация передала весёлый голос корректировщика:
– «Земля», я – «Беркут»! Есть панорама! Вижу ратушу, вижу казематы. Можно начинать!
– «Беркут», я – «Земля»! Давай координаты, дальность и ветер на твоей высоте!
Маковей по второй радиостанции связался с командиром полка:
– «Сосна-2», я – «Сосна», приём!.. Юрий Данилович, видишь на стене, метрах в двадцати от башни, группу офицеров?.. Дай команду снайперам – пусть они одним залпом выведут их из строя… Нет, совсем не надо, подстрелят только…
Тем временем Шанский давал указания своим артиллеристам:
– «Носороги»! Цель – городские ворота, две башни! Дальность – две сто пятьдесят, температура – минус три, ветер – северо-северо-запад, пять часов, три метра… Бризантным… Замедление – ноль-семь… Под середину… Два снаряда, беглым… Огонь!
Впереди внизу, с обеих сторон от дороги, ведущей в город, жахнули, доселе невидимые даже с высоты, две пушки. Через несколько мгновений в середину обеих башен у ворот с огромной скоростью врезались своими заострёнными рыльцами два фугасных снаряда, вгрызлись на три корпуса в полутысячелетний кирпич и там с оглушительным громом и треском взорвались, пыхнув черным дымом и тучами грязно-красной пыли. Ещё ни один кирпичный осколок не успел упасть на землю, а пушки у дороги рявкнули ещё раз. Взрывы у башен снова повторились, и ещё больше дыма и пыли устремилось вверх.
Никогда ещё стены старинного Дерпта не выдерживали таких потрясений. От сильнейшей вибрации стены крепости по обе стороны ворот заходили ходуном. С высоты в бинокли хорошо было видно, как обрушились вниз многие зубцы на расстоянии до пятидесяти метров от обеих башен. Несколько шведских солдат, не удержавшись, полетели вслед за ними почти с десятиметровой высоты в крепостной ров, нелепо расставив в стороны руки и ноги.
Наконец дым и пыль над воротами рассеялись, и на КП увидели, что в результате двух удачных попаданий левая башня полностью развалилась, а верхняя её половина вся сползла в ров, утащив за собой поднятый мост вместе с подъёмным механизмом и частью городских ворот. Правая башня, изначально выглядевшая покоренастей своей соседки, устояла, но в левом боку её не хватало огромного куска, настолько большого, что казалось – сядь на макушку башни ворона, и она тут же рухнет.
Городских ворот больше не существовало. Не пригоден был к употреблению и мост, но он, практически, и не был нужен, так как не очень глубокий ров оказался почти полностью засыпанным битым кирпичом и деревянными конструкциями.
Пётр не опускал от глаз своего бинокля. Рот у него был приоткрыт, а дыхание участилось.
– Данилыч! – крикнул он, когда разглядел результаты обстрела.
– Я!
– Коньяку!
Меньшиков схватил початую бутылку, плеснул в пластмассовый стаканчик и подскочил к царю.
Пётр повернул голову и дёрнул усом:
– Бутылку! Бомбардирам!
Меньшиков понимающе хохотнул, сбегал в палатку, вынес оттуда бутылку коньяка и подозвал ординарца:
– Пулей к артиллеристам, передай бутылку, скажи – государь жалует!
Между тем, Шанский продолжал руководить артиллеристами. Не обращая внимания на оживление вокруг себя, он принимал доклады, отдавал указания и что-то постоянно записывал карандашом в свой блокнот.
– «Беркут», «Беркут»! Заснул ты там, что ли? Давай «Зебре» целеуказания на казематы!.. «Зебра», «Зебра», как слышишь «Беркута»? Приём!
В динамике снова затрещало, и раздался голос комбата миномётчиков:
– «Земля», я – «Зебра», «Беркута» слышу хорошо, задачи поставлены, таблицы сверены, к стрельбе готов!
– «Зебра», я – «Беркут»! Азимут – 267, дальность – две шестьсот пятьдесят… Наблюдаю!
Со стороны миномётной батареи послышался негромкий хлопок. Несколько секунд было тихо, и казалось, что ничего не происходило.
Пётр не выдержал и повернул голову к Шанскому:
– Что, порох отсырел?
В этот момент из-за шпиля кирхи, хорошо видимого с высотки, показался столб дыма, а ещё несколько секунд спустя долетел звук далёкого разрыва. Сейчас же затараторил корректировщик:
– Разрыв наблюдаю. Поправка: влево ноль-ноль-три, дальше пятьдесят!
Снова глухо хлопнул миномёт, и снова на несколько секунд стало тихо.
– Разрыв наблюдаю! – снова заговорил «Беркут». – Поправка: вправо ноль-ноль-два, дальность – ноль!
После третьего выстрела корректировщик заголосил:
– Есть! Есть!.. Разрыв наблюдаю! Прямое попадание! Так стрелять!
Шанский тут же взял инициативу на себя, не забыв что-то черкнуть в блокноте:
– «Зебра», я – «Земля»! Прицел… Азимут… Дальность… Ветер, температура – прежние… Фугасным… Батарея… Пять снарядов, беглым… Огонь!
Спустя несколько мгновений простужено и не очень дружно закашляли минометы. Когда «кашель» уже прекратился, из-за кирхи один за другим стали всплескиваться фонтаны дымов, пока не слились в одну сплошную, средних размеров тучу. До высоты докатился нарастающий гул разрывов.
----------------------------------------------------------
Подписывайтесь, друзья, – и тогда узнаете, с чего всё началось! Подписался сам - подпиши товарища: ему без разницы, а мне приятно! Не подпишетесь – всё равно, откликайтесь!
-------------------------------------------