— Петрович, уйди от мисок, окаянный! Они тебя трогают? Чтоб ты сам бездомным стал, узнал бы каково это - жить на улице!
Раиса Никитична высунула растрёпанную седую голову в окно второго этажа и её расплывшееся, похожее на тесто лицо дрожало от негодования. Петрович был отъявленным обидчиком её деточек, дворовых котов, которые нашли приют в подвале дома.
— Нечего им тут! А будешь и дальше прикармливать - заколочу все дырки! - гневно парировал дед и поддел тростью последнюю миску: сделав пируэт над цветами, она приземлилась возле тротуара. - Расплодили! Заколочу-у! - горячился он, отвратительно хмуря стариковское серое лицо, испещрённое морщинами. Тут Петрович заметил на углу дома чёрного кота, который застыл в напряжённой позе перед его лютым взором.
— Пшёл! Брысь! - топнул на него ногой Петрович.
Кот нервно выгнул спину, обдал Петровича искрами зелёных глаз и шмыгнул за угол.
— Ирод! Безбожник! - хрипела в бессильном негодовании Раиса Никитична. - Ну, я щас тебе устрою! Всё,иду к твоей жене! - её лохматая шевелюра исчезла в оконном проёме. Послышался глухой грохот упавшей на пол пустой кастрюли, Никитична выругалась, на том всё и смолкло.
Петрович воспользовался моментом одиночества и, не пожалев своих ржавых позвонков, заглянул в продух подвала, вокруг которого сердобольные женщины расставляли миски с кормом и водой. Правда, благодаря стараниям Петровича, в данный момент место было расчищено. Из темноты на старика таращились два жёлтых глаза, испуганных, больших и круглых, и ещё две пары поменьше, принадлежащие котятам. Котята жались к лупоглазой трёхцветной кошке с жёлтыми глазищами. Вообще в помёте было пять хвостатых, но троих сердобольным женщинам удалось пристроить.
— Прррр! Брысь! Брысь! - зашипел на них Петрович и поколотил о щель тростью, просунув её конец в недра подвала. Голос, раздавшийся позади, заставил его внутренне встрепенутся.
— Кто тут мусор опять накидал? Ещё час назад всё было чисто.
Петрович так и присмирел, не разгибаясь от неудобной позы. Ворчливый голос принадлежал главной по дому. Лукерья баба-зверь!
— Ах, а это что? - продолжала поражаться главная. - Не кошачья ли миска висит прямо на розовом кусте?
Тут женщину осенила догадка и она потянулась на носках, чтобы через кусты цветов рассмотреть кошачий лаз...
— Петрович!!! - проревела главная. Тот, подпрыгнув, выровнялся, как солдат - по струнке: грудь колесом, в глазах боевой огонь. "Пушки к бою!" - подумал каждый из них. Петрович воровато и трусливо переступил с ноги на ногу.
— Опять вы за своё?! Теперь не в мусор миски выбрасываете, а просто расшвыриваете? Вот что с вами делать, а? Чем вам мешают кошки?
Она рывком подняла с обочины тротуара одну миску, а перешагнув низкое ограждение цветника, дотянулась хваткими пальцами и до второй. Петрович оставался стоять как вкопанный. Лукерья заработала монументальными квадратными плечами ему навстречу. Петрович приготовился к схватке.
— Лукерья! Филипповна! Не сметь! Всё равно выброшу, разгоню это кодло к чертям собачим! - раскинул руки в стороны Петрович, ограждая собой место кормёжки.
— Как бы не так! Уйди, не то как толкну - повиснешь на розовом кусте вместо миски! - уверенно напирала Лукерья и прошла сквозь Петровича, словно тот был неосязаемым. Мисочки вернулись на базу. - Кис-кис, идите сюда мои хорошие, я вам пакетики принесла, не бойтесь, старый хрыч вас не тронет...
— Кто тут хҏыч?!
— Ты!
— А ты... ты... Мымҏа!
— Двойная плата за уборку подъезда-а! - взвизгнула Лукерья, высокой нотой пропев последнюю букву, как это всегда с ней бывало при выходе из себя. - Всем домом подписи соберу-у! Главный безобразник - все докажу-ут! - встряхивалась она всем телом.
— А я на вас санинспекцию натравлю-ю! - рискнул перекривить её Петрович, морщась, как контуженный.
— Милицию! Сейчас же! За оскорбления! - наливалась перезрелым томатом главная по дому.
— У нас давно уже полиция, ты, кенгуру без мозгов!
— И её тоже! Сапожник! Варвар! Антихрист!
— Окорок свиной!
— Ну, всё!
Лукерья толкнула Петровича в грудь - она могла стерпеть любое оскорбление, только не намёк на её лишний вес... Петрович отлетел к стене и глухо врезался в неё спиной.
На этом кульминационном моменте к Лукерье из подъезда вывалилось мощное подкрепление в лице Раисы Никитичны, а следом за ней, охая и причитая, явилась жена Петровича. Тут уж они на него напали всем скопом и старик прямо таки ошалел от напора.
— Только подойди ещё раз к котам! - хрипела Раиса Никитична, потрясая растрёпанной сединой.
— Самого замурую в подвал! - без тени шутки грозила кулаком Лукерья.
— Еды лишу, слышь, Коля? Сам готовить будешь! - нанесла неожиданный контрудар жена, тихая и покладистая бабёнка, которая превращалась в гарпию лишь в одном случае - когда обижали детей. За этих детей - своих ли, чужих, неважно, - жена готова была вгрызться обидчику в глотку. Но так как дети этих женщин давно уже выросли, то их любовь была перенаправлена на вшивых, наглых и грязных подвальных котов. У каждой в квартире имелось по две-три кошки. У каждой, кроме жены Петровича, ибо муж был категорически против.
Женская рота напирала неистово. Петрович, сдавая позиции, скользил к углу дома, но продолжал храбро отстреливаться слабыми контраргументами:
— О! О! Раскудахтались! Развели тут ходячую инфекцию и рады! Внуков нянчите!
— Никакая они не инфекция, а несчастные создания, зависящие от человека! А ты брысь отсюда, пока до греха не довёл! Уходи!
— Ох, Лукерья, грубовато ты... - нерешительно вступилась за мужа жена.
— Молчать! За котиков убью! Они, может быть, единственная радость в моей жизни! - горячо парировала откровенностью Лукерья и её лоснистые щёки тряслись в такт словам.
Незаметно для самого себя Петрович дополз до угла дома и чуть не упал в просвет, лишившись опоры. Он выпрямился и поправил съехавший ворот рубашки. Окинув презрительным взглядом дам, Петрович удалился с гордо поднятой головой. Побеждён, но не сломлен! Когда женщины отвлеклись от него на бурное обсуждение случившегося, а параллельно стали призывать из укрытия котиков, размахивая пакетиком вискаса, Петрович повернулся и погрозил им кулаком. Чёрный кот уже был тут как тут и ласково тёрся о ноги женщин.
— Ух, вонючий... Из-за тебя всё, - прошипел себе под нос Петрович.
Нельзя сказать, что Петрович ненавидел котов. Скорее, он им завидовал. Милые, невинные пушистики, способные умилить любого! И абсолютно непонятно за какие заслуги. Чем он, Петрович, хуже? Почему ему никто ласкового слова не скажет, не поинтересуется его здоровьем и делами? Разве он не прав, когда в очереди на кассе стимулирует бестолковую молоденькую кассиршу словами "что ты возишься, давай быстрей, люди ждут, вся молодёжь как под копирку - руки из одного места, только в телефонах и умеете клацать!" Продавщица губы дует, но начинает работать шустрее. Мужики ему рот затыкают, а он-то за всех беспокоился. Неблагодарные. И так сплошь и всюду - не внимает народ мудрым наставлениям Петровича, только шикает и советует заткнуться.
Вечером того же дня вышел Петрович опять из дома за сигаретами. Жене он устроил бойкот, словом не обмолвились за день. Взглянул на продух подвала - опять там эти котики: кошка с рыхлым, иссосанным животом, двое резвых котят и чёрный кот. Животные обнюхивали пустые миски, а в кустах сидели ещё двое полосатых разбойников. Они-то и заметили Петровича первыми. Ретировались. Петрович оставил трость на лавке, хищно согнулся и, припадая на правую ногу, стал подкрадываться к кошачьему семейству. Кот мигом заподозрил неладное и отбежал, подав сигнал остальным. Кошка с котятами шмыгнула в продух подвала. Петрович выругался, но не сдался.
Присев рядом с щелью он принялся елейным голосом призывать котят, пошелестел завалявшимся в кармане пакетом. Один котёнок вскоре клюнул на наживку и показал мордочку из продуха. "Ути мой хороший, иди, иди сюда, сладенький... Попался, гадё ныш!" Котёнок был схвачен за шкирку и Петрович победоносно взметнул его вверх. Одним блохастым меньше! Унесёт его отсюда Петрович куда подальше, вовек не найдёт обратной дороги. Заодно и бабам отомстит! Трепещущий от победы старик поковылял к лавке за тростью, как вдруг ему в ногу вцепился чёрный кот! Чёрный дьявол верещал, как бесноватый, он быстро перебирал когтями под штаниной Петровича, пока не добрался зубами до самого мяса. Петрович взвыл, забрыкал ногой и выронил котёнка. Кот отбежал к углу дома, шерсть его стояла дыбом, хвост - как тот ёршик для мытья бутылок. Петрович запоздало разразился отборной бранью. Вот за что он их ненавидит! Прислужники сатаны, ведьмовское отродье! Из нанесённых котом ран выступили капли густой кҏови и Петрович вернулся домой, чтобы обработать боевые увечья.
Он ничего не сказал жене - опасался очередных разборок с истеричной Никитичной и проклятой Лукерьей. Раны Петрович обработал йодом и перед сном они вспухли, стали болеть, неприятные импульсы шли до самого бедра. А вдруг кот заразил его бешенством? Да пусть! Вот помрёт он, Петрович, от лап дворового кота, тогда уж старухи раскаются у его могилы, цветов принесут, и сами возьмутся разгонять эту силу нечистую из подвала. Проронив скупую мужскую слезу от жалости к себе, Петрович тревожно уснул.
Проснулся он на рассвете оттого, что кто-то кусал его в бок. Кусали его со всей одури, вызывая безжалостный зуд. Не разлепляя глаз, Петрович остервенело начал чесать бок, как вдруг понял, что делает он это не рукой, а зубами! Да, да, зубами! Рот его наполнился шерстью, пахнущей улицей и почему-то кроликом. Петрович вскочил, ему удалось это сделать на удивление легко. Нога не болела и не причиняла никакого беспокойства. Было темно, но видел он всё как никогда зорко. Рассеянный свет пробивался только через узкое окошко под потолком. К окошку вели трубы и наставленные друг на друга ящики. Петрович в ужасе посмотрел назад - рядом с ним на старой фуфайке спала вовсе не жена... А кошка с котятами.
— Мур... Уже проснулся, милый? Мы ещё поспим, - мурлыкнула Жужа (откуда Петрович знает, как зовут это создание?) и свернулась в ещё более плотный клубок.
Что это ещё за "мур"? Петрович машинально почесал задней ногой ухо. Сон, должно быть. Потом он встрепенулся. Слишком явственно. Сильно захотелось потянуть тело и Петрович прогнулся, выставляя вперёд передние лапы. Ах, как же грациозно у него это вышло! Всё, сейчас он проснётся. Или может он умирает и этот свет над потолком - его проход в иной мир? Не будем же терять времени. Петрович изящно прошёлся по трубе, перепрыгнул на ящики и пролез в световую щель.
Обычное утро. Роса на цветах и траве. Есть хочется. Петрович понюхал воздух - он был наполнен необычайной свежестью, как в детстве. Петрович различал в нём и розы, и запах бензина, и земли, и даже мышей. Так он умер или как? По тротуару к нему приближалась Раиса Никитична, известная любительница прогулок чуть свет. Ну, вот сейчас всё и выясниться, развеется этот дурацкий сон. Петрович устремился к ней, как к лучшей подруге.
— С добрым утром, Никитична! Рад вас видеть в такую рань, мне тоже отчего-то не спится. Где гуляли?
Никитична тоже несказанно обрадовалась соседу, чего с ней ранее никогда не происходило. Она заговорила с ним ласково, по-матерински:
— А что это тут у нас за мальчик проснулся? Мяу-мяу говоришь мне, да? А кто это здесь такой хороший котик? Да мой же ты красавец! Погуляй, погуляй чуток, скоро я тебя покормлю...
Моя книга в Читай-городе и Лабиринте.