Политика и армия
Северную войну Пётр начинал уже с полками нового строя, образованными ещё при его отце, царе Алексее Михайловиче – солдатскими, рейтарскими, драгунскими. После того, как боярин А. С. Шеин в 1698 году под Воскресенским монастырём разгромил взбунтовавшихся стрельцов, такого войска, как стрелецкие полки в русской армии больше не существовало. Однако, с одним ополчением в современной войне воевать было невозможно; для защиты своих границ и интересов страны нужна была профессиональная, хорошо обученная, хорошо вооружённая и всегда готовая к боевым действиям армия. С этой целью в 1699 году был издан указ о комплектовании профессиональной армии путём набора «даточных людей», рекрутов, и формировании наёмных полков из людей вольных, которым платили почти вдвое больше, чем стрельцам – по 11 рублей в год.
А их, этих интересов, было много, и все они в этом нестабильном, постоянно меняющемся мире, были глобальными. К исходу семнадцатого века Россия оказалась в прочной международной изоляции, вызванной, с одной стороны, многовековой угрозой татаро-монгольского вторжения в Европу, с другой стороны – сохранившимся в первозданном виде, не без помощи тех же татар, православием, соперником католичества более серьёзным, нежели магометанство. После сошествия на нет татарского владычества на Руси, ослабленное Русское государство было спасено от полного раздробления и присоединения по кускам к окрепшим за это время европейским странам не только и не столько мудростью его правителей, сколько раздираемыми Европу междоусобицами и вечной борьбой за соседние освобождающиеся троны. Когда Европа, наконец, обратила свой алчный взор на Восток, там уже правили единолично великие князья, прекратившие в своей стране внутренние распри, которые, параллельно с упрочением собственной власти, занимались и укреплением государства, что при существующем укладе было тождественным друг другу. Такие зубры международной политики, как Василий Третий и Иван Четвёртый дали понять Европе, что Россия вполне может быть её соперником. Этого допустить было нельзя, и поэтому Европа благосклонно смотрела, как Швеция и Польша по кусочку откусывают от России её северо-западные вотчины, перекрывая той выход к Балтийскому морю. Укрепив в целом государство и государственность, Иван Грозный не смог защитить дедовские земли, и Европе удалось довершить начатое татарскими ордами – отрезать Россию от морей. А торговать выгодно возможно было только морем, так как в условиях сплошного бездорожья русская поговорка «За морем телушка – полушка, да рубль – перевоз» звучала достаточно фигурально, потому что перевоз «телушки» на то же расстояние посуху обходился, как минимум, в десять рублей. Международная торговля же для России была насущной необходимостью, так как экстенсивное сельское хозяйство в самых неблагоприятных в Европе климатических условиях уже не удовлетворяло растущие запросы населения, тормозило рождаемость; необходимость заниматься только сельским хозяйством не давала возможности развивать промышленное производство, так как на него попросту не хватало людей.
Русские люди ещё не знали, что на просторах их страны зарыта вся таблица Менделеева; потому, наверное, не знали, что Дмитрий Иванович ещё не родился, как не родился и его предшественник Ломоносов, который предрекал, что «богатство России Сибирью прирастать будет». В России практически не было своего золота; уголь для рудоплавильных печей не в шахтах и не в карьерах добывали, а выжигая его из дерева. Самая богатая по запасам железа и угля страна плавила низкосортный чугун в явно недостаточном даже для себя количестве и не из железной руды, а из натуральной болотной жижи. Но чтобы вырыть богатства из земли, надо было сначала их разведать. А чтобы разведать в дремучих лесах, в тайге, в болотах, в тундре, в степях и безлюдных пустынях, без путей и дорог эти богатства нужны были большое количество специалистов, учёных людей и ещё большее количество времени. Специалистов катастрофически не хватало. Времени не было вообще. Поэтому для России быстрее, дешевле и проще было вернуть себе оба русских моря и, наладив торговлю и внешние самостоятельные связи, двигаться дальше вслед за Европой.
Понятное дело, что шведам и полякам, в своё время славно поживившимся за счёт России, такой расклад не улыбался. Что уж говорить о Турции, практически полновластной хозяйке Чёрного моря. А крымские татары? Уж они-то точно не собирались в Азию возвращаться – кто бы их туда пустил, если б и захотели!
Пётр, как и его сестра Софья, повязанный союзническими обязательствами с Польшей и Австрией, вынужденно воевавший с Турцией, добросовестно обломав ещё неокрепшие зубы о Крым и Азов, справедливо решил, что для могучей Османской империи он ещё не созрел. Ближе было Балтийское море, его и надо воевать. Молодой царь понимал, что в одиночку со шведом не справиться – нужны были союзники. Естественными союзниками в сложившихся к началу восемнадцатого века условиях были Дания и Польша. Дания – как ближайший сосед Швеции, которой та не прочь была полакомиться. Польша – как владелица балтийских берегов, огромных плодородных территорий и многочисленного народонаселения, наполовину, правда, состоящего из белорусов, украинцев и русских. Австрия не смогла стать полноценной союзницей, так как французы, отрывая от России и войны с Турцией, втянули её в войну за испанское наследство против Голландии и Англии.
Заключив к апрелю 1699 года столь трудный, но необходимый союз с Данией, королем польским и курфюрстом саксонским Августом Вторым, а также с курфюрстом Бранденбургским, 9 августа 1700 года Россия объявила войну Швеции «за многие неправды шведского короля» и «рижское оскорбление государя российского». Однако Августа и лифляндское рыцарство интересы России волновали мало, им нужны были собственные приобретения, причем там, где это было выгодно им. Поэтому они заранее ограничивали результаты будущих завоеваний России Карелией и Ингерманландией, «не дальше Наровы и Пейпуса»; России этого было явно недостаточно, но Пётр, чтобы сохранить союз, вынужден был согласиться; Дания также решала свои проблемы.
Не имея единых планов ведения войны и единого командования, но, торопясь опередить Россию, в феврале 1700 года Август ввёл саксонские войска в Ливонию, взял Динабург и неудачно осадил Ригу. Союзники очень боялись, что из Нарвы Пётр сможет захватить Ревель, Дерпт, Пернау, а потом Ригу и всю Ливонию. Ещё раньше Дания открыла военные действия против союзницы Швеции Голштинии и застряла на осаде крепости Теннингем. Таким образом, России пришлось вступать в войну, едва заключив скоропостижный и не очень выгодный мир с Турцией, наспех, как следует не подготовившись.
К 1700 году костяк новой армии составляли 29 пехотных полков, 2 драгунских, Преображенский, Семёновский и Лефортов полки. Из них только три последних полка были укомплектованы действительными профессионалами, в остальных личный состав, не прослужив в армии и года, пороху еще не нюхал.
Практически со всеми наличными силами, составляющими около 40 тысяч человек, Пётр пошёл возвращать России утраченные по несчастливому Столбовому миру северо-западные земли.
Начало войны могло быть гораздо более успешным, тем более что старинные русские города, населённые, в большинстве своем, русскими и чудью, Ям, Копорье, Сыреноу добровольно сдались русским войскам, и ближайшая цель войны – захват городов Нотебурга-Орешка и Нарвы-Ругодива – была близка, если бы Август, опасаясь успехов русских армий, внезапно не снял осады Риги и не ушёл в Польшу, высвободив шведские силы в Саксонии, а датский король Фридрих Четвёртый не сдался бы и не заключил мир со Швецией. В результате Б.П. Шереметев под натиском превосходящих сил вынужден был отступать от Ревеля, но соединиться с Петром и помешать главным силам Карла не смог. В том числе и вследствие всего этого русские войска под командованием генералов А.М. Головина, А.А. Вейде и Н.И. Репнина под общим водительством герцога фон Круи 19 ноября 1700 года потерпели сокрушительное поражение под Нарвой, в результате которого только погибшими значились более 6000 человек, сдана вся артиллерия, а несколько десятков генералов во главе с главнокомандующим были пленены на несколько лет.
Но были и другие причины в нарвском конфузе. Главная из них, безусловно, – недостаточная обученность и неопытность войск, из которой вытекала череда последующих. К объективным причинам можно отнести отсутствие систематизации в вооружении, в первую очередь – в артиллерии. Если старые пушки, отливаемые чуть ли не кустарным способом, без единых шаблонов и калибров, ещё годились против татарских луков и стрел, то стремительно и грамотно наступающим, хорошо обученным частям они почти не наносили урона. Если добавить к этому частые несовпадения калибра ствола и подаваемых ядер, малую дальнобойность, разносортность порохов, к тому же, часто отсыревающих, то пушки оказывались не только бесполезными в скоротечном бою, но и становились дополнительной обузой войскам. Кроме того, под Нарвой оборона против наступающих извне войск специально не готовилась, была растянута более чем на семь вёрст. Большинство средних и старших офицеров были иностранцами, даже не владеющими русским языком, и вести в настоящий бой непонятную им сермягу, а тем более умирать вместе с ней, они желанием не горели.
Неизвестно, чем бы кончилось Нарвское сражение 1700 года, если бы Карл был ещё бóльшим авантюристом, а его генералы не были бы опытными военными. Несмотря на авантюрно-вздорную натуру 18-летнего шведского короля, в здравом смысле отказать ему нельзя: даже он понимал, что загнанная в угол побитая собака может больно укусить. Ограничившись достигнутой победой на поле боя, он не сделал попыток ринуться малыми силами вглубь страны и уничтожить русскую армию до конца, а, укрепив гарнизоны, вернулся назад, крепко побил Августа в Саксонии и надолго увяз в Польше.
Приобретённый опыт для Петра оказался бесценным. После Азова, а после Нарвы – тем более, на войну он смотрел не как боевой генерал в битве, а как настоящий стратег, способный оценить не только соотношение сил на поле боя, не только предсказать заранее и оценить исход сражения, но и увидеть всю перспективу войны во многих ракурсах. Теперь он знал, что боеспособная, умелая, хорошо оснащённая армия – это лишь пик, вершина огромного количества всех тех дел, трудов, усилий, которые необходимо предпринимать, чтобы выигрывать не только сражения, но и войны.
Оставив Шереметева беспокоить шведские гарнизоны в Лифляндии, Пётр принялся лично заниматься комплектованием и подготовкой армии к войне. Особой передышки в ней и не было: шведы попытались высадить десант в Архангельске, захватить Гдов и Печёрский монастырь. Эти попытки были довольно успешно пресечены. Чтобы Август не вышел из союза, а также для того, чтобы прочнее сковать шведские войска в Польше, Пётр послал туда 20-тысячный корпус А.И. Репнина и ещё пообещал польскому королю в течение двух лет доплачивать по 100000 рублей и не забирать Лифляндию и Эстляндию.
А тем временем в России срочно вводились в строй доменные и молотовые заводы, в основном, на северо-западе и на Урале, плавился чугун, с колоколен снимался каждый третий колокол, а медь шла на изготовление пушек на Каменском и Невьянском заводах. Из деревень набирались новые рекруты, из русских дворян и просто вольных людей готовились офицерские кадры; на возможных путях армии строились и наполнялись армейские магазины; большие и малые города подготавливались к обороне, запасались ядрами и провиантом. Вместе с потом и ненавистными Петру бородами щедро лилась кровь, и летели головы тех, кто становился у царя поперёк дороги или каким-то образом мешал осуществлению главной для страны цели – подготовке к войне. Боярам и замшелым дворянским родам стало не до возмущений попранием их привилегий и свобод – остаться бы целыми и не оказаться задвинутыми на задворки власти и внимания царя! Страна выдавливала из себя все соки по капле: кто-то – сознательно, понимая, что нужно потерпеть, потом станет легче, большинство – подневольно, проклиная всё на свете.
К 1702 году основные силы новой армии Пётр сосредоточил в Ингерманландии и Карелии. Используя военную хитрость и оперативно-тактическую маскировку, через непроходимые леса и болотные топи построил «царёву дорогу», протащил по ней корабли и к августу выбил шведов с Ладожского озера и из района реки Ижора. В устье Невы осадил остров-крепость Нотебург и 11 октября после десятидневной артиллерийской бомбардировки взял её и переименовал в Шлиссельбург – Ключ-город, учредив медаль «Был у неприятеля 90 лет». В апреле 1703 года была взята крепость Ниеншанц в устье притока Невы Охты.
16 мая 1703 года Пётр Первый заложил Петропавловскую крепость, укрепил крепость в заливе – Кроншлот и, если верить Пушкину, сказал: «Отсель грозить мы будем шведу!..».
В мае же снова взяты старинные русские города Ям и Копорье.
Самой большой неприятностью года было то, что, хотя Люблинский сейм летом и постановил воевать Литве вместе с Россией со шведами, осенью Варшавская конфедерация низложила Августа и избрала королём Польши сторонника Карла познанского воеводу магната Станислава Лещинского. Теперь Августу, который остался формально лишь курфюрстом Саксонским, приходилось не только бегать от Карла по всей Польше, но и лавировать политически между ним и царём Петром.
------------------------------------------------------------
Подписывайтесь, друзья, – и тогда узнаете, с чего всё началось! Подписался сам - подпиши товарища: ему без разницы, а мне приятно! Не подпишетесь – всё равно, откликайтесь!
-------------------------------------------