Интерлюдия. Гроностай и Ильве.
***
Спустя добрый десяток часов, уже глубокой ночью, лежа на своей жесткой койке и прислушиваясь к ровному дыханию спящего рядом парня, Гроностай вновь раздумывал о событиях сегодняшнего дня и поразительных открытиях, что были им сделаны. А вернее, об одном «открытии», по-прежнему порученном его надзору.
Удивительно, но после столь вопиющего взрыва эмоций, случившегося у обоих участников утреннего столкновения характеров, затем последовал трезвый и рассудительный разговор, закончившийся в итоге настоящим примирением. Будто бы приоткрывшаяся чужая боль в самом деле помогла медику собраться с мыслями и обуздать собственные переживания, Василек убрал колючки и, каких бы щекотливых тем они ни касались в последствии, Ильве держал себя сдержанно и спокойно, благодаря чему для скоя*таэля горожанин раскрылся с совершенно иной стороны. Не нервным мальчишкой, нуждающимся в присмотре, а молодым волевым мужчиной, специалистом своего дела, со своим жизненным опытом и твердыми убеждениями.
Не то чтобы Ильве было явлено совсем уж какое-то резкое и внезапное преображение, но чем дальше, тем больше мелких деталек вставало на места, придавая образу и характеру младшего эльфа глубину и резкость в глазах беличьего бригадира. Хотя касалось это, казалось бы, самых элементарных вещей. Например, когда Гроностай заикнулся об обеде, медик лишь небрежно пожал плечами, мол, у него есть с собой немного денег, так что купят что-нибудь по дороге, а при виде безвозвратно прибранной к рукам «белками» бывшей тюремной повозки – иронично дернул губами, но смолчал, удержавшись от язвительных комментариев.
Правда, вероятнее всего, такая молчаливость была вызвана отнюдь не тактичностью, а желанием поскорее добраться до дома, как и отказ от еды – не щепетильностью в отношении нуждающихся собратьев, а желанием иметь как можно меньше общего с теми, кого считаешь преступниками. Предполагать подобное было неприятно, хотя и вполне закономерно, однако Ильве продолжил удивлять скоя*таэля.
Поскольку после отъезда из замка до поры Василек не вмешивался в управление повозкой, Гроностай подумал решил, что в первую очередь тот все же решил навестить свое жилище, между тем все оказалось еще проще. Ильве попросил остановиться на углу, дома за три до своего, и только тогда старший эльф обратил внимание на вывеску, а оказавшись в помещении, ощутил, что у него второй раз за день кружится голова – на сей раз от запахов.
Соблазнительнейших, сконцентрированных в одном месте запахов, от которых его собственный желудок жалко сжался в болезненном спазме. Опрятная булочница, судя по уже увядающим чертам и округлой комплекции, с большей примесью человеческой крови, нежели эльфской, смерила вооруженного незнакомца на пороге настороженным и неприязненным взглядом, зато при виде вошедшего следом врача тут же расплылась в улыбке. Буквально за пару минут она успела посетовать на погоду, на беспорядки, на нынешние цены и перебои в поставках, на то, что давненько не видела у себя мастера Асплена и его милую скромную сестрицу, при этом умудрилась всучить кивающему и уклончиво поддакивающему медику практически половину содержимого ее крохотной лавочки, включая только что вытащенные из печи пышки, за которыми пришлось отлучиться в задние комнаты.
- Эта женщина очень радушна, - заметил Гроностай, с облегчением выйдя из пекарни.
- Естественно, - Ильве покосился на своего вынужденного спутника с изрядной долей недоумения, - я живу здесь не первый год и обычно каждый день хожу к ней за хлебом.
- Разве этого достаточно? – резонно возразил скоя*таэль. – Я никогда не жил раньше среди людей… впрочем, мне все равно есть что о них вспомнить, но в наших отрядах достаточно тех, кто вдосталь нахлебался горя от таких же соседей. Эта женщина, она ведь совсем не нашей крови!
Асплен даже остановился, разворачиваясь и с нехорошим прищуром взглянув в аметистовые глаза:
- Да ну? – с обманчивой легкомысленностью парировал он. – И что с того?
Ильве уже было набрал воздуха в грудь, чтобы разразиться едкой тирадой насчет самоуверенности некоторых излишне благородных особей, которых, тем не менее, свои же, гораздо благороднейшие из Дол Блатанны турнули, но вовремя прикусил язык, а потом оценил незамутненный взгляд аметистовых глаз и страдальчески вздохнул.
- Это довольно сложный вопрос, - великодушно признал медик, - и, как мне кажется, заключается он отнюдь не в расе.
- В чем же, по-твоему, он заключается? - Гроностай вообще впервые оглянулся на улицы Вызимы с несколько другим интересом, нежели в поисках потенциальной угрозы либо с подсердечной скорбью об утраченном наследии.
А заодно заметил, что его «подопечного» если и не чествуют столь же бурным словопотоком, как булочница, но многие в квартале ему по крайней мере кивают, обозначая приветствие.
- Дело в банальном в столкновении интересов, мне думается,- между тем пожал плечами Ильве. - Для ненависти нужно не так уж много причин, и расовые различия чаще всего не более чем прикрытие.
За разговором они уже дошли до дома Аспленов, и он даже соизволил кивком поприветствовать охрану в лице одного торчавшего под дверью скоя*таэля. Второй обнаружился в теплой кухне, где варил из сушеных ягод согревающий напиток. Ильве поморщился, опуская на стол покупки.
- Когда нечего делить, человек ли, эльф или краснолюд занимается своими делами сообразно интересам. Зато если у кого-то есть что-то, что тебе очень хочется, или что-то, что тебе до зарезу необходимо, то для подлости всегда найдется удобное оправдание, к какому бы народу этот кто-то ни принадлежал. Бандиту все равно, кого грабить, а вот для насилия он все же выберет женщину по своему вкусу, да еще и скажет, что сама хотела. Дескать, что такого, все бабы только об одном, хотя причина, разумеется, не в женщине, кем бы она ни была, а в отсутствии у подонка моральных ограничений, - между тем продолжил развивать свою мысль медик, сохраняя похвальное самообладание. – С другой стороны, зажиточный купец не пойдет грабить и поджигать занюханную лавчонку, какой бы формы ни были уши ее хозяина, а вот конкурента задавит с радостью. Если что-то или кто-то вызывает у тебя опасения, несет в себе угрозу, пусть даже она мнимая или самая минимальная, или кажется, что это что-то тебе мешает, - тем более тогда странно ожидать взаимной любви, терпения и понимания. Любая мелочь способна вывести из себя, и тогда даже самое положительное качество воспринимается как нечто непростительное. Даже если никаких личных обид еще не нанесено.
Ильве замолчал, нахмурившись, а потом махнул рукой и решительно пододвинул к «белкам» блюдо с теплым рыбным пирогом:
- Угощайтесь.
- Спасибо, - улыбнулся, чуть склонив седую голову, бригадир. Про себя он отметил, что по крайней мере последнее суждение прекрасно соотносится с поведением самого врача, однако заострять на этом внимание мудро не стал.
- А затем происходит подмена понятий, суживается точка зрения, и вот кто-то уже враг не потому что ты хочешь у него что-то забрать или он на тебя напал, чтобы что-то забрать, а лишь потому что чем-то отличается. Раз отличается – значит вообще мерзость, а раз враг – у него не может быть благородства, чести, добрых и светлых чувств. В общем, гадость какая-то несусветная вроде утопца, которую раздавить и обобрать – благое дело. Вот и множатся фанатики, а ведь для какого-нибудь пьянчуги из «Кудлатого мишки» студент Оксенфуртского Университета – куда большее чудо-юдо, чем сосед-краснолюд. С первым куда больше принципиальных отличий, - невесело закончил Асплен свою импровизированную лекцию.
- Занятно, - в отстраненной задумчивости протянул Гроностай, с любопытством наблюдая за младшим собратом.
К этому моменту неназвавшийся скоя*таэль давно испарился из кухни, прихватив с собой две кружки доваренного морса и пирог целиком, но особого внимания на него за спором не обратили.
– Теперь я начинаю понимать, почему борьба с оружием в руках против твоих убеждений, пусть желание вернуть Aen Seidhe свободу и достойное положение предельно четко вписывается в твои рассуждения. Однако, признаюсь, мне странно столкнуться с полным отсутствием гордости за свой народ у столь достойного его представителя.
Ильве фыркнул в подставленную ему кружку с остывшим напитком.
- Почему же? Я искренне горжусь прошлым своего народа и его былыми достижениями, однако считаю безмерной глупостью по поводу и без кичиться происхождением, как свойственно, к сожалению, многим. Сама по себе кровь – не более чем физиологическая жидкость, поверьте медику.
- Возможно, - слегка нахмурился невольно задетый за живое Гроностай, - однако и в человеческом обществе происхождение значит очень многое.
- Не стану спорить, - легко парировал Асплен, запив морсом последний кусочек пирожка с куриным мясом, соленым огурчиком и сыром. – Вот только даже в человеческом обществе умные особи смеются над теми, кому, кроме факта рождения с определенной родословной, нечем больше гордиться.
Он поднялся, завершая перекус и трудный разговор. Ильве мог бы продолжать дискуссию и дальше, всерьез соскучившись по студенческой поре, свободной атмосфере Университета и постоянным диспутам между преподавателями и студентами независимо от принадлежности к факультету. Было бы интересно пообщаться в таком ключе с высокородным сеидхе, по возрасту вполне способному лично помнить не только времена Аэлиренн и Лары Доррен, но и их самих во цвете лет… Однако вместе с тем он неожиданно для себя испытал нечто, подозрительно смахивающее на жалость – и такие уникумы еще как-то воюют? Да этот Гроностай наивен, как новорожденное дитя! Его самого как реликт охранять надо с оружием в руках, а то вон, аж поседел от переживаний.
Взгрустнулось. Поэтому, поднимаясь из-за стола, Асплен обратился к бригадиру скоя*таэлей даже мягко и вместе с тем строго, невольно копируя тон и обращение, которые обычно распространял лишь на сестренку.
- Время уж поджимает. Я пойду переоденусь и посмотрю по аптечке, что следует восполнить или обновить, а вы пока кушайте. Этот пирог с картошкой и салом, очень сытный, этот с яйцами, а в этих булочках добавлен сыр… Лилиана очень вкусно и разнообразно готовит, особенно летом со свежими ягодами, с грибами, с травами, - и все же он не смог удержаться от полуязвительного - полулукавого укола. - Нынче, конечно, всем очень трудно, но «эта женщина» со своей семьей старается на совесть и никого не обманывает. Пробуйте, не пожалеете.
Гроностай на сей раз подскакивать к лестнице не стал, лишь проводил задумчивым взглядом скрывшуюся в проеме второго этажа фигуру хозяина дома, чьи категоричные слова вновь разбередили в нем чувство острого сожаления от понимания, насколько же глубока пропасть между разными представителями их несчастного народа. Казалось бы, Ильве Асплен – настоящая находка, сокровище, живое подтверждение, что не так уж беспросветно будущее Aen Seidhe. Молодой, талантливый, мыслящий. Вот только стал он таковым вопреки своему происхождению, а не благодаря поддержке сородичей, и мыслит совершенно иными категориями в своей, сложившейся системе мировоззрения, которая как раз благо Aen Seidhe как единой общности – не подразумевает.
Даже наоборот, он был вполне уважаем непосредственным окружением, самодостаточен и, судя по всему, не просто доволен своей тихой жизнью, наполненной работой и кропотливыми исследованиями, но, в его парадигме сознания, Асплен имел неоспоримое превосходство перед так называемыми свободными сородичами. И, к своему стыду, Гроностай не только лишь терпеливо выслушивал мнение столь отличное от его собственного, чтобы наиболее полно составить себе впечатление, но… Разменявший третий век, эльф попросту не смог сходу подобрать достойного возражения, какого-либо неоспоримого аргумента против его позиции.
Ведь кто, как не он сам с лихвой убедился, что благородная кровь – вовсе не означает благородных побуждений, а решения «избранных» могут оказаться таковыми, что на их фоне даже проститутка, непринужденно торгующая своим телом, и каратель-убийца – будут выглядеть образцом душевной чистоты? В то время как доктору Асплену уже есть чем гордиться без всяких допущений и натяжек, ведь он занимался созданием лекарства, которое могло бы помогать всем.
Увы, додумать все эти, без сомнения, глубокие мысли, как и дожевать спокойно наконец-таки вежливо взятую из хлебницы изумительнейшую, мягкую, теплую и ароматную плюшку, - высокородному скоя*таэлю помешал гневный возглас сверху.
Гроностай резко встал, с сожалением отложив булочку, и с некоторой досадой направился наверх: что опять могло такого случиться, что вызвало у вроде бы пришедшего к душевному равновесию медика столь бурную реакцию! Действительно, он не успел подняться до конца лестницы, как кипящий от ярости Ильве буквально вылетел ему навстречу.
Едва не столкнувшись на площадке с удивленным скоя*таэлем, медик отпрянул и, вцепившись в перила, сделал несколько глубоких вздохов, после чего наконец смог высказаться, кривя белые от бешенства губы в гримасе безмерного отвращения:
- Ну знаете, должен же быть хоть какой-то предел наглости! Хорошо, я согласен, что в отсутствие хозяина дому нужна охрана. Я даже признаю, что куда удобнее, если такая охрана находится внутри, и смирился с тем, что они свободно пользуются моей утварью и шарят по припасам! Допустим! Допустим, привыкли ваши «белки», что в их гребаных лесах все вокруг общее, все вокруг мое, хотя я считаю, что утащить и выжрать бочонок чужого эля - это уже перебор даже с точки зрения оплаты за услуги! Но делать это, валяясь на хозяйской постели – это уже за гранью любого нахальства! Бесстыдства! Бесцеремонности…
- Какой еще эль? – ничего не понимающий, оторопевший от натиска, Гроностай едва выцепил хоть что-то из негодующей тирады распаленного сверх меры парня.
- Вишневый! – в исступлении проорал Ильве, задохнулся от распиравшего его возмущения и, прикрыв ладонью лицо, добавил несколько грубейших выражений, крепким словцом пройдясь по скоя*таэлям и их понятиям о допустимом.
Последнее поразило старшего эльфа до глубины души, все же настолько вульгарную лексику он слышал от образованного, высокоинтеллектуального врача впервые за все время знакомства. Он решительно шагнул мимо Ильве, подозрительно осматривая помещения второго этажа, однако для того, чтобы установить причину бурного гнева, не потребовалось и минуты.
По счастью, шкафы с медикаментами и книгами были не тронуты, зато в спальне хозяина обнаружился беспорядок, которого там точно быть не должно было. Гроностай никогда не давал повода упрекнуть себя в забывчивости и отсутствии наблюдательности, оттого прекрасно помнил, что, когда он в последний раз видел эту комнату, в ней царила образцовая чистота – все вещи находились на своих местах, постель аккуратно заправлена, а лишнюю посуду и грязные тряпки он убирал сам. Теперь же белье на кровати было разворошено, подле нее на полу в полукружиях разводов действительно стоял початый небольшой бочонок эля с замысловатым названием, что-то валялось на сундуке, а на столике с изящной резьбой - живописной композицией располагались грязное полотенце, миска и добрый пяток кружек.
С каменным лицом Гроностай распахнул дверь в комнату девушки, однако в ней все оказалось не в пример благополучнее. Правда, у скоя*таэля невольно закралась мысль, что такое разграничение объясняется всего лишь покровительством Ярлиссы или сопровождением Фелосте: то есть девочка, Ориэль, своя, а это просто их женская территория, не влезай – убьёт... Объяснимо, Ильве в чем-то прав, ведь «белки» и сейчас делят между собой все имеющееся и добытое, привыкнув к тому, что это вопрос выживания, но… какой же позор!
А если помножить это на предубеждение, на обостренное чувство собственного пространства, понятие о личном? То-то и оно.
- Я разберусь! – заледеневшим тоном уведомил Гроностай, вернувшись к устало поникшему медику.
- Уж будьте добры, - язвительно ответствовал дожидавшийся его Ильве, косо взглянув на старшего эльфа из-под руки.
Как там бригадир собирается разбираться со своими излишне шустрыми «белочками», Асплен воочию наблюдать не пожелал, да и вид нетронутой уютной комнаты сестры вместе с результатом незапланированной инспекции шкафов и собственных личных вещей – несколько примирил его с действительностью. Могло быть и хуже, без энтузиазма признал молодой эльф, стараясь успокоиться и напоминая себе о принятом утром решении изо всех сил вести себя разумно, выдержанно и хладнокровно, что бы еще ни происходило и как бы ни хотелось некоторых «белочек» подвесить за хвост на ближайшей перекладине.
Куда деваться, иначе их семье не выпутаться из переплета, не говоря уж о том, чтобы при этом умудриться сколько-нибудь по возможности минимизировать урон, - Ильве потер лоб, раздумывая, как ему лучше в данной ситуации конкретно и четко обозначить границы между собой и скоя*таэлями. – Это однозначно следует сделать, но сделать так, чтобы его услышали.
За этими раздумьями он собрал с кровати использованное белье, мимоходом порадовавшись, что хоть характерного запаха и следов бурной сексуальной жизни на нем не обнаружилось, а то точно бы больше не смог спать на этой постели, затем спустился вниз, бросив ком на козетку у лестницы, и присел рядом.
- Послушайте, - обратился медик к замолчавшим при его появлении «белкам», устало потирая лоб, - положим, я опять несколько погорячился. Я уже сказал, что признаю необходимость охраны: пусть здесь нет особых сокровищ, но мои книги уж точно ценнее, чем эль… хотя и тот был достаточно дорогой, для праздников! И раз в доме топят, он не выстудится, не отсыреет, поэтому глупо было бы заставлять охранников торчать не дальше дверей. Но! Личные комнаты – это все же личные комнаты! И мне хотелось бы, чтобы вы ограничились кухней и этим помещением.
Он твердо встретил злые взгляды угрюмых парней, сдержав порыв едко поинтересоваться, неужто скамья и кушетка в зале – менее удобны, чем лапник в лесу? Тоже мне, принцессы на бобовых выискались, мягкий матрасик им вдруг подавай и пуховую подушечку! Вместо этого, Ильве великодушно продемонстрировал готовность к компромиссам:
- Что касается отдыха, в сарае должна быть складная кровать - ну, на всякий случай, - да и запасные спальные принадлежности найдутся, - он выжидающе посмотрел на старшего эльфа и заметил, как после его предложения у Гроностая разгладилась морщинка между бровей.
- Это разумно, - слегка склонил голову скоя*таэль, - и весьма любезно с твоей стороны. А насчет беспорядка можешь больше не беспокоиться.
Его тон разительно переменился, как и взгляд, доставшийся двоим понурившимся «белкам», ясно давая понять, что ничего хорошего нарушителям этой договоренности ждать не придется. По сравнению с Иорветом, седой бригадир имел куда менее крутой нрав и, казалось бы, бездну терпения, однако при необходимости тоже превосходно умел не повышая голоса донести до адресата как поставленную задачу, так и всю степень своего разочарования недостойным поведением отдельных несознательных индивидов, позорящих своим существованием гордую высшую расу.
- Что там, - невесело усмехнулся Ильве, с горечью махнув рукой вокруг, - похоже, мне еще и спасибо сказать стоит, что тут-то вы даже прибирались после наших доблестных стражников.
Теперь уже на лицах скоя*таэлей отразилась богатая гамма эмоций по мере осознания, что их, благородных борцов за свободу, ничтоже сумняшеся приравняли к уборщикам в доме какой-то сомнительной трусливой клистирки, и Гроностай поторопился воспользоваться уступкой медика, переведя разговор в практическое русло, подальше от возможного нового витка взаимных бесполезных пререканий и упреков.
Ситуация, конечно, в самом деле образовалась неловкая, постыдная и даже опасная, ведь скоя*таэли действительно предстают в ней беспардонными варварами и разбойниками. С одной стороны, он не мог не понимать вполне объяснимого порыва своих ребят воспользоваться свалившейся им в руки шикарной оказией расслабиться и в кои-то веки отдохнуть в пристойных условиях, а с другой, Ильве был совершенно прав, требуя соблюдения элементарных приличий. Не говоря уж о том, что если подуспокоившиеся «белки» начнут себе позволять подобные вольности в Вызиме, то проблем они заполучат моментально с самыми серьезнейшими последствиями для всех. Так что Гроностай увидел суровую необходимость не просто пропесочить нарушителей дисциплины, но и поднять этот вопрос среди других бригадиров и членов отрядов, пока не дошло до чего-то такого, чего не исправить обычными извинениями, а то, как выражаются dh*oine, аппетит приходит во время еды.
Эту мысль он и попытался разъяснить готовым окрыситься на хозяина дома парням, погнав их под своим чутким руководством искать обещанную походную кровать. За время их отсутствия Ильве, очевидно, успел проверить обе комнаты первого этажа на предмет сохранности прочего своего имущества, потому что выглядел гораздо более довольным и даже несколько удивленным. «Белкам» был щедро продемонстрирован рундук с постельными принадлежностями с разрешением оными пользоваться, правда, кое-что, в том числе парочку лучших одеял, он попросил отнести в повозку. Туда же последовала корзинка с педантично собранными так и несъеденными булочками и пирожками, после чего уже без помех медик завершил запланированные дела, и они смогли наконец выехать к алхимику.
Ильве даже удалось пообщаться с соседом, как и в лавочке Лилианы, постаравшись создать нужное ему впечатление: дескать, нынче спецслужбы возятся с «белками», само собой, что понадобились и его услуги, он же единственный врач-нелюдь в столице, а что до ареста и обвинений, так эти невежи не разобрались в его новаторских методах лечения. Однако, как видите, все живы и относительно здоровы.
- Охохошеньки, - повздыхал почтенный краснолюд, убирая в карман настойку от каких-то своих хворей, - опасное, оказывается, у вас ремесло, мастер Асплен!
- А то как же, - засмеялся Ильве, - никогда не знаешь, у какого больного найдутся буйные недовольные родственники.
Слышавший это Гроностай только головой покачал, - а ведь даже не соврал Василек ни в едином слове. Значит ли это, что он и правда не держит зла, рассматривая все происшедшее как профессиональный риск? Когда они отъехали немного, бригадир скоя*таэлей мягко обратился к младшему эльфу:
- Думается, что вскоре ты и впрямь сможешь вернуться домой и к своей привычной жизни.
- Хорошо бы, - благодушно улыбнулся Ильве.
Настроение его разительно улучшилось. Во-первых, он убедился, что с домом все в относительном порядке, оккупировавших его «белок» удалось приструнить, хотя, к его изумлению, те и так, некоторым образом, себя блюли, не набивая карманы безделушками и прочим, что не приколочено гвоздями, совсем уж безудержно. Во-вторых, он потихоньку занялся восстановление репутации, а ведь репутация – это практика, много ли налечит и долго ли протянет доктор Асплен, если от него даже соседи станут шарахаться.
- Хотя пациентов вы мне все-таки распугали, - заметил Ильве, вслух продолжая размышлять. – Знаете, я ведь действительно не против лечить не только вашего командира. В конце концов, это моя работа! Однако, помимо предвзятости, есть и другой момент. Я не могу позволить себе работать исключительно на благотворительных началах. Мне тоже нужно что-то есть и пить, платить прачке и за топливо, приобретать необходимые медицинские средства и оборудование, ингредиенты… Вы же не думаете, что ту же клюкву, которую ваши охраннички пустили себе на чаепитие, я сам собирал на болотах? Каждый должен заниматься своим делом, и можете считать меня меркантильной дрянью, но мне тоже ничего не достается задаром.
Гроностай сокрушенно вздохнул: такая перемена в медике от категорического неприятия до практически дружелюбия - радовала, конечно, а его квалифицированные услуги в будущем понадобятся несомненно, однако предложенные Аспленом деловые взаимоотношения предполагали определенное возмещение за знания и усилия, и вот этот аспект, безусловно, представлял бы собой очередную проблему. Как в самом прямом, материальном плане, так и ввиду неизбежно острой ответной реакции наиболее радикально настроенных «белок», нерушимо уверенных, что правильный aen seidhe – это тот, кто если не борется вместе с ними, то однозначно им помогает, понимая борьбу как свою святую обязанность. Понятно, что за святую обязанность - денег не берут, а следовательно, в отношении скоя*таэлей к доктору Асплену мы возвращаемся к тому, с чего начинали, и кто знает, как разбить этот круг!
- Ни в коем случае, Ильве! - с чувством заверил медика седой бригадир, всем сердцем желая убедить младшего собрата, что на его поддержку тот точно может рассчитывать. – Я согласен с тобой, что любой труд заслуживает награды. Но, увы, при всем желании не всегда это бывает возможно.
Ильве покосился на расстроенного скоя*таэля и хмыкнул про себя.
- По крайней мере, не хотелось бы злоупотреблений, - поставил он последнюю точку в поднятой теме, пощадив хрупкую психику реликтовой «белки».
Правда, пришлось в который раз прикусить язык, чтобы с него не сорвалась едкая фразочка про голоштанных борцунов, которые предпочитают это занимательное занятие богатому разнообразию более полезных.
Тем паче, что они уже добрались до места жительства алхимика, где встреча оказалась привычно неласковой, пусть, вроде бы, по вполне уважительной причине.
- Дык я ж вам внятным человечьим языком толкую: занемог он! – у тетки даже обвисшие щеки тряслись, как брыли у упреждающе рычащей бойцовской собаки. – До чего ж наглые нынче пошли что люди, что нелюди!
Со всей очевидностью, ей было глубоко и абсолютно начихать, скоя*таэль ли перед ней или сам пророк Лебеда, есть ли у него оружие, чтобы пустить его в ход, либо же тот, сотворив чудо, принес в канун Солтыция цветущие крокусы. Да хоть император Эмгыр со всеми чадами и домочадцами и Дикая Охота в придачу!
- А я и есть врач, надо же, какое потрясающее совпадение! - выступил из-за плеча уже как-то измученно напрягшегося эльфского бригадира Ильве, всем своим видом демонстрируя утомленную снисходительность к чужой глупости.
- И с чего это я тебе верить должна, красавчик? Кто ж тебя знает, по правде ты врач или так, какой сторонний ушастый хрен в шапочке! – не сдавалась тетка.
- Хотя бы с того, что мы здесь уже были, - холодно окоротил ее Асплен. – Или мне теперь каждый раз у начальника «охранки» отдельный приказ брать для посещения?
Намек на некую службу, на которой подвизается эксцентричная надежда алхимической науки, все же заставил эту помесь вихта и мантикоры отступить, хотя явно расстроил. Она наконец открыла ворота и, осуждающе качая головой, как и во время прошлого визита, не оборачиваясь пошаркала вглубь двора, бурча и причитая себе под нос что-то осуждающее. Нежданным посетителям не оставалось ничего иного, как завести кобылу внутрь и опять отправиться на самостоятельные поиски мэтра Рене.
Судя по всему, сегодня Ильве однозначно был намерен взять на себя активную роль, поскольку, не замешкавшись ни на минуту, он первым двинулся ко флигелю и решительно распахнул дверь внутрь, окликая хозяина по имени. Наблюдать за собранным и уверенным парнем Гроностаю было весьма любопытно, и он последовал за медиком, не вмешиваясь и не отвлекая его замечаниями, даже когда Асплен без малейшего колебания направился прямиком в подвал, лишь предусмотрительно подставил руку, чтобы тот мог опереться.
Озабоченно хмурившийся Ильве тоже ограничился лишь благодарным кивком, принимая помощь: в отличие от его дома, здесь ступени были довольно высокими, а лестница в подвал не имела перил. Он вновь окликнул алхимика, - свет в лаборатории и характерные звуки однозначно указывали, что Алоис, несмотря ни на какое недомогание, просто не мог находиться где-то еще, - и на этот раз эльфу ответили:
- Ну кто там еще, йод твою медь?! Aeternum sulfur, покой нам только снится…
Голос человека звучал раздраженно, но вместе с тем как-то глухо и надтреснуто, без врезавшейся в память кипучей жизнеутверждающей энергии, а вскоре стала ясна и причина. Алхимик с предельной очевидностью в самом деле был нездоров; на его узком лице еще больше выделялся нос, и даже тот казался осунувшимся, а хроническая небритость вкупе с черными кругами под глазами – вместе довершали общее удручающее впечатление.
- А, мастер Асплен и его конвой! – при виде нежданных визитеров Рене попытался встать со своего причудливого ложа в жилой части лаборатории. – Я вас ждал, да! Занятную хрень вы насублимировали. Вроде бы как разберешься - и просто все, на поверхности лежит, а ведь не каждый додумается! Я бы парочку интересных опытов хотел обсудить…
Лицо его посерело еще больше, губы сжались, а на виске выступили переливающиеся от отблесков лампы капельки пота.
- Лежите, – неожиданно жестко прервал его Ильве, - сейчас все обсудим...
И, обернувшись к скоя*таэлю, бросил через плечо как само собой разумеющееся:
- Нам нужно побольше света.
Правда, в первую очередь медик все-таки убедился, что процесс получения лекарства идет своим чередом, забрал свой лабораторный журнал и колбу с готовой порцией вещества, передав его в руки Гроностаю, а затем уже подступил к топчану, где с видимым облегчением вновь вытянулся Рене.
- Так, теперь с вами, - строго обратился Асплен к молодому человеку, - сдается мне, что мы заглянули как нельзя кстати! Жаль, мой саквояж остался в цитадели, но поверхностный осмотр я могу провести и так, да и обезболивающее у меня с собой.
От его непринужденного замечания мимоходом скоя*таэль замер, полоснув по эльфу острым взглядом, а вот Рене, казалось, абсолютно не удивился, что у врача, совершенно точно не ожидавшего, что его профессиональная помощь может кому-то немедленно потребоваться, тем не менее имеется при себе заглушающее боль средство.
- Спасибо, конечно, но не загоняйся, - отмахнулся алхимик. – Обезболивающее у меня и свое есть, только уже действует совсем хреново. Наверное, скоро вообще перестанет и останется фисштех жрать, но это уж совсем край… А сделать ты вряд ли что-то сделаешь: медичка, которая меня собирала, была очень, хм, красноречива! Короче, мне еще повезло, что под себя не хожу.
Алоис иронично хмыкнул, однако Ильве его натужного веселья не поддержал.
- Ну, убедиться лишний раз не помешает, - осуждающе покачал головой эльф, присаживаясь рядом и беря алхимика за жилистое запястье. – Хотя, должен признаться, что в чем-то эта дама права. Насколько мне известно, даже для чародеев, которые запросто перекраивают себе внешность, могут едва ли не мгновенно сращивать кости и удалять практически любые шрамы, - восстановление нервной ткани представляет существенную сложность, а некоторые случаи критичны даже с их способностями. Позвоночник – это действительно очень серьезно, ведь если лопнет основной канат, то упадет весь груз, какой бы крепкой веревкой он ни был привязан… И потом, кто его знает, могли развиться самые разные осложнения, а о том, что они есть, - твои походка и осанка свидетельствуют не менее конкретно, чем постоянные боли!
- Уговорил, зараза языкастая, - усмехнулся алхимик, - делай, что считаешь нужным, а то и впрямь, как прихватывает - так хоть на стенку лезь...
Ильве деликатно обошел вниманием это неловкое невольное признание и вместо того деловито поинтересовался, приступая к осмотру:
- Сама травма давно была?
- Да не так чтобы очень, три года как…
Дальше за происходящим Гроностай наблюдал с искренним восхищением. Ему не довелось присутствовать при осмотре и операции Иорвету, зато теперь он смог воочию наблюдать за младшим собратом за работой и убедиться, что Ильве Асплен без преувеличений специалист своего дела. Да, медик не проводил сейчас каких-то сложных манипуляций, однако его спокойная сосредоточенность, экономные выверенные движения, вроде бы небрежный, однако вместе с тем доброжелательный и уверенный тон, каким он обращался к измотанному болью человеку, - как кусочки мозаики органично складывались в единую картину, производя довольно сильное впечатление. Довершала его тщательная скрупулезность опроса, искусно вплетенная в отвлеченную вроде бы беседу, призванную успокоить больного и заставить расслабиться.
- И кто, говоришь, тебя «собирал»? – полюбопытствовал Ильве, все же заставляя своего нового пациента встать и наклониться.
Попытка удалась со скрипом едва ли не в буквальном смысле.
- Ах да, ты наверняка должен ее знать, - Алоис с готовностью ухватился за возможность сколько-нибудь отвлечься от «чудесных» ощущений. – Она тогда работала в Лечебнице Святого Лебеды, рыженькая такая, симпатичная и предпочитает одеваться в зеленое, Шани...
- Разумеется, знаю, - охотно подтвердил эльф, прощупывая сведенные мышцы, - мы с ней не раз пересекались во время чумы, а потом она уехала. Жаль, я хотел предложить ей совместные исследования, но Оксенфуртская кафедра – это, конечно, не подвал или общественная мертвецкая…
Ильве не удержался от разочарованного вздоха, на что развеселившийся Алоис, которому наконец позволили опять лечь, ехидно фыркнул:
- Ага, а еще у нее случилось небольшое любовное разочарование, так что возвращение в родные пенаты показалось куда привлекательнее всего остального.
- Тем не менее, у нее твердая рука и, как я знаю, есть боевая практика, - резонно возразил медик, язвительно припечатав. - Во всяком случае, ее участие объясняет тот факт, что после таких повреждений все детали организма оказались на своих местах и даже вполне сносно работают.
- Но? – посерьезнел и алхимик.
- Но, как я и сказал, появились осложнения, - развел руками Ильве и, не рассусоливаясь, кратко изложил свои выводы. – Не великое достижение обнаружить, который из позвонков смещен, однако суть в том, что, судя по всему, защемлен нерв и развилось уже хроническое воспаление. Исходя из имеющегося, есть два варианта. Минимум – это соблюдение ограничений, о которых ты наверняка и без меня знаешь, поддерживающая терапия вроде лечебного массажа с применением местных наружных средств… Кстати, подходящая мазь у меня тоже с собой, можно использовать ее прямо сейчас. Ну и, ты ведь хотел поэкспериментировать? Можем попробовать, окажет ли мой препарат какое-нибудь действие на воспаление такого рода.
- Так, - медленно проговорил Рене, кивком подтверждая, что уяснил и диагноз, и возможный способ лечения, - а второй вариант?
- Второй вариант – максимум, - твердо продолжил Асплен, - то есть все вышеперечисленное, чтобы хоть как-то облегчить и стабилизировать твое состояние, плюс оперативное вмешательство.
- А ты начал с того, что позвоночник – это сложная и рискованная последствиями штука, - понятливо подхватил молодой человек.
- Да, - хладнокровно подтвердил медик, - если напортачить с такой операцией, то человек останется парализованным калекой. Но если она пройдет успешно, то про боли, слабость и хромоту ты забудешь.
- Хорошо, - Алоис отвернулся, глядя в потолок блестящими глазами, - я подумаю.
- Думай, - согласился Ильве, сухо отметив, - все равно в ближайшее время я за такое взяться не смогу по некоторым причинам, а сотрудничество нам в любом случае предстоит еще долгое.
Помрачневший эльф тоскливым взглядом обвел идеально оборудованную и обустроенную лабораторию и сердито поджал губы, вспомнив об остатках своей собственной. Он даже заходить туда сегодня не стал, чтобы лишний раз не расстраиваться и не вовремя не сорваться от удручающего зрелища.
- Ничего, - прозорливо определив причину перемены настроения в товарище-ученом, тихо проговорил Рене, когда повисшее молчание несколько затянулось, становясь уже неловким, - пробирки – не голова и не руки, их новые заказать можно. И я с удовольствием тебе помогу восстанавливать оборудование, хотя бы в качестве благодарности за лечение…
- Вот им давай и займемся, - чуть резковато прервал алхимика Ильве, попросив забытого в тени скоя*таэля принести из повозки собранную им в цитадель сумку.
Хотя если он тем самым хотел прервать принимающий неприятный для него уклон разговор, то сильно это не помогло. Когда растирают спину, язык однозначно остается свободным, и, судя по возросшему энтузиазму, мужчине значительно полегчало после все-таки споенных ему лекарств от доктора Асплена. В течение всего процесса он не прекращал расспрашивать эльфа о ходе проведенных исследований, уточнять различные заинтересовавшие его моменты и увлеченно высказывать посетившие его идеи новых экспериментов, притом, что Ильве его воодушевления никак не разделял и отвечал довольно скупо.
А когда с мазью было закончено и врач уже вытирал руки, Рене без тени смущения или неловкости спокойно и внушительно заверил его, одергивая и поправляя на себе рубашку:
- Да, и если тебя беспокоит, что твоя работа плавно уплывет на сторону в чужие загребущие лапки, то не стоит переживать. Во-первых, я ведь не медик, мне интересно именно преобразование одного вещества в другое. И потом, я считаю, что крысятничать у коллег по научной деятельности – мерзко, недостойно и глупо. Чужим умом в люди не выйдешь.
Ильве встретил его прямой взгляд и некоторое время молча вглядывался в умные, проницательные черные глаза, а затем согласно склонил голову.
- Хорошо, тогда пусть пока журнал остается у тебя, - ровным тоном согласился эльф и добавил с усталым вздохом. – Тем более, что завтра мне все равно придется сюда возвращаться.
Как оказалось, Ильве с собой в замок набрал лекарств с запасом, поэтому сейчас мог свободно ими поделиться, не ставя себя в безвыходное положение. Однако получалось, что он выгреб из дома всё имевшееся, и в самые ближайшие дни стоило бы озаботиться восполнением аптечки по проблемным пунктам. А с поправкой на внезапного нового пациента, - лечение которого, раз уж оно начато, то прерывать никак не следует, - заняться этим необходимо уже завтра, только и всего.
- Можешь звать меня Луи, - на прощание молодой человек протянул эльфу руку, которую тот, не замешкавшись ни на секунду, пожал.
При обсуждении стихийно складывающегося плана действий на следующий день оба молодых ценителя науки опять изящно обошли вопрос, зачем же все-таки доктору Асплену в том числе модифицированное обезболивающее со стимуляторами и специфические мази для суставов и мышц, если лечит он там скоя*таэльского командира от пневмонии.
Зато это обстоятельство всю обратную дорогу не шло из головы у Гроностая. Он видел, в каком состоянии находился человек, когда они пришли, имел возможность наблюдать, как тот постепенно оживал после микстур, и не мог не задаваться вопросами, а память услужливо подкидывала картинки – вот Ильве привозят сразу из тюрьмы и «белки» таскают его под руки, вот он едва не падает на лестнице, вот измученный парень вырубился в лаборатории за работой, а вот и прямолинейные замечания самого алхимика… Сомнений в том, что мастер Рене не покривил тогда душой, причем в некотором смысле может считаться знатоком и в столь своеобразной теме, - у бригадира скоя*таэлей не осталось после сегодняшнего к нему визита. Однако вывод, который неизбежно следовал за этими рассуждениями, разум никак не хотел принимать и соглашаться, что все эти несколько дней немного нервный, в чем-то упорный и категоричный, а где-то отзывчивый и ранимый, одаренный и трудолюбивый, еще такой молодой Василек – жил на зельях, как какой-то ведьмак!
Как иначе, если лекарства, которые медик взял с собой вроде бы без всяких очевидных причин, обладают настолько сильным действием, что годами мучающийся от болей человек смог ощутить облегчение и вернуться к более-менее активным действиям?
И ведь самое тяжкое, - это не то, что ты не в состоянии помочь должным образом, и однажды случившегося уже не исправить, а то, что не представляешь, как вообще подступиться к нему! Обычно товарищи охотно принимали помощь либо совет того, кто считал своим долгом заботиться об их благополучии хотя бы в той мере, в какой это вообще возможно при такой походной жизни. В тех условиях легко забыть, что ценен каждый из сейдхе, но Гроностай никогда не позволял подобного ни себе, ни другим. В частности, в его отряде всегда ценились лекари, обеспечение их работы стояло на первом месте, а работы этой хватало. Однако Ильве Асплен – сам медик, он горд, как истинный aen seidhe, упрям и крайне непримирим в том, что касается личного, будь то вещь или частичка души… А бригадир Гроностай ему – не отец, не старший брат и даже не командир, чтобы своей волей и авторитетом распоряжаться им, пусть и ради его блага.
Больше того, он – один из тех, кого Василек за причиненное когда-то горе заслуженно ненавидит всю свою сознательную жизнь, тех, кто ни за что оклеветали его семью перед dh*oine, тем самым обрекая на тюремное заключение, пытки и поставив перед угрозой казни, да и по сей день продолжают третировать при каждом удобном и неудобном случае. Если посмотреть на ситуацию с такой стороны, то странным выглядит не резкость Ильве, а то, что он все же соглашается на незначительную помощь от скоя*таэля, а порой готов проявить чуткость и доброжелательность. Потому оттолкнуть его очередной бесцеремонностью – Гроностай просто не имеет права!
К тому же, пока эти скорбные мысли одолевали седого бригадира, смирная лошадка добрела до своего нового места обитания и уже сходила с аппарели во внутренний двор цитадели, где сразу же объявили о себе другие насущные заботы. Со всеми этими разбирательствами они порядком задержались, поэтому Ильве прямиком направился к комнатам, которые делили Роше и Иорвет, чтобы проведать самого главного нынче пациента. Гроностай же, забрав из повозки его вещи, поднялся в башенку, тем более, что врачу все равно для вечернего осмотра нужна была его медицинская сумка, а один скоя*таэль сходит за ней быстрее.
Проходя мимо, Гроностай расслышал бурчание распрягавшего лошадь краснолюда из бригады Ярлиссы: мол, опять цельный день животина не поена - не кормлена, и вообще с фуражом как-то не ахти, так что неплохо было бы потрясти милого доктора, которого на бедной кляче по городу катают, на предмет должного содержания для транспортного средства. Бригадир нахмурился, хотя осаживать его не стал, лишь сделал себе пометку как можно скорее обсудить – и осудить – все такого рода поползновения «белок» в сторону оседлых теперь уже сограждан, ведь скоя*таэли – не завоеватели во взятом городе, не налетчики и не грабители, а значит, благородным целям должно соответствовать достойное поведение.
Дальше же день стремительно покатился к своему завершению. Исполнить свое намерение немедленно у Гроностая не вышло: в замке отсутствовал Эанведд, Верноссиэль и Киарана занимали другие дела, а такие вопросы не решаются на бегу. Кроме того, вечерний осмотр не занял много времени, поэтому Гроностай также счел для себя невозможным отлучиться надолго. Он дождался Ильве и проводил его наверх, а затем следовало позаботиться об ужине.
- Зачем? – непосредственно удивился медик на его реплику и махнул в сторону стоявшей на заменяющей стол тумбе корзинки. – Здесь хватит для двоих, а то к завтраму все равно все уже закорженеет. Только попить, конечно, чего-нибудь нужно. Ну, и для умывания что-то тоже пригодилось бы.
- Сейчас все принесу, отдыхай, - улыбнулся скоя*таэль, тронутый тем, как естественно прозвучало предложение Ильве разделить трапезу.
Когда же старший эльф вернулся, то увиденное поразило его еще сильнее, а у Эйниона, который нес следом за бригадиром воду, и вовсе глаза на отчаянно пытающемся сохранять невозмутимость лице вдруг стали огромными и печальными, а губы «белке» пришлось безжалостно прикусить ввиду полной невозможности как-то выдать овладевшие им чувства.
Потому как аскетичное ложе седого бригадира разительно переменилось: старое одеяло легло поверх тонкого соломенного тюфячка, значительно умягчив и утеплив его, сверху – видимо, за неимением шелковых простыней, не иначе - расправили тонкий плед, спальное место «гостя» обозначали симпатичная вышитая подушечка у стены и стеганное лоскутное одеяло, еще одно, менее веселой и яркой расцветочки предназначалось бригадиру и лежало на его месте с краю кровати, а прежнее тяжелое тканое покрывало ждало в ногах…
Эйнион подрагивающими руками пристроил рядом с корзинкой сборный прибор для умывания, в составе абсолютно несочетающихся друг с другом большой глиняной миски и пузатого узкогорлого кувшинчика с водой, и рванул за дверь, будто на гнездо накеров наткнулся.
- Не стоило, - вздохнул Гроностай, задумчиво проводив подчиненного глазами.
- Что? - в первый момент недоуменно выгнул брови Ильве.
Потом нахмурился, обводя комнату придирчивым взглядом, и решительно забрал из рук старшего эльфа кувшин с горячим сбитнем, разливая напиток по кружкам.
- Вот уж глупости! – насмешливо фыркнул он. – Я же понимаю, что у вас стесненные условия, и всего лишь позаботился о себе сам. Раз уж я не заключенный и не пленник, а приглашенный специалист, то мне положены мелкие капризы! Например, я хочу спать на удобной подушке и не хочу мучиться угрызениями совести за то, что отнял у вас единственное одеяло. А поглощать пироги на глазах у того, кто тоже не ел весь день, – это и вовсе уже натуральное хамство и издевательство. Кушайте.
Следом за кружкой медик вручил смущенному скоя*таэлю ватрушку.
- Спасибо, - Гроностай подчинился, испытывая немалую долю смущения, удивлявшего его самого.
Не то чтобы поведение Ильве поразило его своей странностью, - что бы медик ни говорил и ни старался показать о себе, его поступки свидетельствовали о натуре щедрой, сострадательной и даже самоотверженной. Отношение Асплена к сестре понятно, девочка единственное родное ему существо. Потом, Гроностай видел Ильве в деле и очень сомневался, что тот отказался бы от идеи немедленно оказать медицинскую помощь страдающему человеку, даже если бы порция лекарства у него оставалась одна! Но это все-таки его профессия могла накладывать своеобразный отпечаток, а вот купить еды побольше или взять лишнее одеяло – это всего лишь мелочи, и вместе с тем до сего дня как-то никому не приходило в голову подобным образом за самим бригадиром поухаживать... Хотя, в свете стихийно множащихся слухов, с последним словом стоит быть поосторожнее.
Как бы то ни было, скоя*таэль был тронут и взволнован таким жестом по отношению к себе даже больше, чем ему хотелось бы. Ответить парню равноценной заботой было бы правильно, с какой стороны ни взгляни, однако Гроностай не мог не заметить, что Ильве начинает нервничать. Доев свой кусок сырного пирога, он не стал брать что-то еще и сидел, рассеянно покручивая в ладонях кружку, из которой потягивал остывающий сладкий напиток. Тишина из уютной постепенно перерастала в неловкую, и Гроностай разбил ее, поднимаясь:
- День был долгий, - сказал он. – Тебе, наверное, нужно приготовиться ко сну? Я пока схожу за свечами…
- Да, пожалуй. Я, кажется, уснул бы уже и на гвоздях, - молодой эльф вскинул на него глаза и чуть улыбнулся краешком губ, отчего бригадир уверился, что верно угадал причину его растущей напряженности.
- Располагайся, - ободряюще кивнул мужчина, прежде чем выйти.
Как бы он ни беспокоился об упрямце, насильно ломать столь тщательно оберегаемые тем границы – стало бы непростительной ошибкой.
Между тем, подчас перевернуть все с ног на голову способна банальная случайность.
Поскольку руки у скоя*таэля были заняты чадящим огарком свечи и опустевшим кувшином, то плотно прикрыть дверь у него не вышло, и она тихонько отошла под собственным весом. Никто из двоих эльфов не обратил на это внимания: одному оборачиваться было незачем, а второй, - помимо того, что в принципе невозможно заподозрить в подглядывании такой редкий сборник понятий о благородстве, как седая «белка», - отчетливо расслышал удаляющиеся шаги и спокойно занялся своими надобностями, переставив оставшуюся свечу с подоконника на так называемый «стол».
Справился Ильве достаточно быстро, тем более, что холод абсолютно не способствовал промедлению: в одежде было еще ничего, а вот обтирание мокрым полотенцем, мягко говоря, бодрило. Пока занимался обработкой начавших наконец подживать ссадин и повязками, он накинул себе на плечи одно из одеял.
Разумеется, удобнее и куда своевременнее было бы проделать эти процедуры днем и дома, как Ильве и собирался, однако следы «беличьего» разгула в собственной спальне порядком выбили его из колеи, да и время поджимало, поэтому эльф предпочел просто взять все необходимое с собой. Бытовые неудобства можно перетерпеть, а в деликатности приставленной к нему раритетной «белки» Ильве успел убедиться.
Гроностай не обманул его ожиданий, вот только в события вмешалась нелепая мелочь. Когда Ильве поднялся с кровати, отставляя в сторону опустевшую склянку из-под мази и потянувшись за лежавшей на сумке рубашкой, одеяло естественным образом соскользнуло вниз с его плеч и осталось лежать на постели. Уже продев голову в вырез, он различил неясный звук и начал оборачиваться, но поврежденные суставы отзывались болью от каждого неудачного движения и плохо слушались, отчего быстро продеть руки в рукава и сразу полностью одернуть рубашку не вышло.
Впрочем, надо отдать должное, не вовремя вернувшийся скоя*таэль не стал на него пялиться, а, справившись с секундным замешательством, мягко извинился:
- Дверь была приоткрыта, - пояснил Гроностай, признавая, - хотя… я должен был постучать.
- Ничего, это же ваша комната, - Ильве счел уместным поддержать непринужденный тон, дабы не обострять попусту неловкую ситуацию, - и я уже закончил.
- Ильве, - с сочувствием обратился к нему скоя*таэль, - тебе точно не нужна помощь? Ты ведь не везде можешь дотянуться самостоятельно…
Перед глазами у Гроностая все еще стояли пятна и полосы кровоподтеков на сливочной коже.
- Нет, спасибо, - уже резче отказался парень, в его голосе прорезались упреждающие нотки, - к тому же мазь все равно закончилась.
- Я могу спросить у наших лекарей, - тем не менее настойчиво предложил бригадир, - наверняка у них найдется что-нибудь подходящее.
- Вот еще не хватало! Пробавляться всякими сомнительными снадобьями… – не наигранно возмутился медик и категорично отказался. – Пожалуй, я обойдусь, но хотелось бы наконец лечь.
- Да, конечно же, - смущенно отступил скоя*таэль.
Все же он достаточно успел узнать младшего собрата, чтобы уяснить: даже если Василек соглашается на уступки, вынужден делать шаг навстречу или сохранять лицо из вежливости, то границы его доброй воли остаются четко определенными.
И это некоторым образом удручало. Не только потому что Гроностай чувствовал себя в определенной степени ответственным, что молодой врач пострадал и подвергся гонениям, - ведь по сути причиной их явилось не более чем предубеждение, придавшее неосторожным словам Фелосте силу и власть, - а упрямый доктор теперь не позволяет сколько-нибудь позаботиться о себе самом.
Скоя*таэлю казалось, что с приходом в этот проклятый город все вывернулось наизнанку, а семья Аспленов и происходящее с ними – просто явилось наиболее ярким воплощением неправильности и ненормальности окружающего мира. Если не сказать, его безумия. Эльф пострадал от рук людей, но из-за обвинения эльфов, потому что вопреки распоряжению человека не хотел связываться с эльфами и лечить одного из них. Больше того, весьма здраво рассуждающий юноша во вред себе брезгует помощью собратьев, но в то же время достаточно любезен даже с уродливой грубой старухой и с готовностью бросается лечить человека, который теоретически может присвоить результат его долгих трудов… Да, следует признать, что мэтр Рене показал, что профессиональная честь и обычное достоинство для него не пустой звук, однако исключения лишь подтверждают правило.
Да и речь не о нем, а о том, что дружелюбие и расположение Ильве направлены на кого угодно от булочницы до медички, на роман с которой намекал алхимик, кроме тех, в ком течет такая же, как у него, кровь aen seidhe. И это было почти больно, раз за разом натыкаться на стену.
Хотя бригадир скоя*таэлей не мог не признать, что его товарищи, соратники и непосредственные подчиненные усердно помогали ее укреплять. Не все позволительно списывать на военные привычки, а относительное спокойствие почему-то стало поводом для проявления отнюдь не положительных качеств в борцах за свободу.
Быть может, потому, что вместо нее они опять получили обманку? - Гроностай погасил пальцами свечу.
Прежде чем начать раздеваться, он постоял, вглядываясь во мглу за обледеневшим стеклом: тяжко. Человеческий город давил на него в прямом смысле, мешая дышать. Он слышал, что здесь тоже еще сохранились остатки эльфских строений, но увидеть их не стремился – это было бы все равно, что увидеть прекрасную горделивую лилию смятой и сломанной, брошенной в куче нечистот, да и на подобное он уже насмотрелся. Забавно, что dh*oine выбрали этот цветок для своих знамен…
Как и то, что вскоре он должен будет поднять эти знамена над своей головой. Вернон Роше пока не напоминал о создании специального отряда из бывших скоя*таэлей, однако не вызывало сомнений, что как только чуть-чуть спадет первый ажиотаж относительно пробуждения Иорвета, так очередь дойдет и до этого вопроса. Все же по сравнению с теми месяцами, что прошли с объявления мира и торжественного возвращения в столицу королевы Анаис, - пара дней не выглядит серьезным промедлением, но и Роше не похож на того, кто откладывает дела в долгий ящик.
Так не в этом ли причина, почему сам Гроностай настолько зациклился на молодом враче, его нуждах и переживаниях, а вовсе не во внезапно нагрянувшей на закате лет влюбленности, как высмеяла его Ярлисса? Не малодушная ли это попытка отгородиться от предстоящего, ведь он еще даже не заговаривал ни с кем из скоя*таэлей о принятом предложении, не говоря уж о том, чтобы приступить к формированию отряда, должного либо агитировать других «белок» сложить оружие, либо… Впрочем, и первого пункта достаточно.
Лежа без сна и слушая ровное дыхание соседа по постели, седой эльф спрашивал себя: как он может убеждать других в том, во что сам не верит? В том, к чему даже не способен притерпеться. И в полной мере осознавая, что именно он будет вынужден ставить сейдхе перед выбором: смерть – ибо даже в том случае, если отвернется и закроет глаза он, то такие отряды так или иначе будут рутинно зачищаться наравне с умножившимися во время войны бандами разбойников, - или отказ от самой идеи свободы в понимании, какое в нее вкладывали те, кто шли в «белки»… Как он может говорить, что путь Ильве Асплена, сейчас размеренно сопевшего ему в плечо, - есть спасение для их расы, когда на теле этого молодого эльфа еще не сошли следы пыток, а сам он готов предпочесть привычных палачей своему народу?!
Век seidhe - не сравним с человеческим сроком жизни. Вернон Роше уйдет в свой черед и даже юная сегодня королева Анаис поседеет и упокоится в фамильной усыпальнице, а Ориэль Асплен все еще сможет надеяться на семейное счастье и таинство появления новой жизни… Но какой станет эта жизнь?
Измучившись, Гроностай осторожно сел, натягивая поверх одеял тканое покрывало. Плотно закутав их обоих и уже засыпая, он улыбнулся: от Ильве пахло хвойной смолой и немного мятой, а от его одеял – почему-то лавандой.