В здании Санкт-Петербургского городского суда появилась экспозиция, посвященная его истории

Ирина Альбертовна в Петербурге человек известный. На ее счету — множество решений, связанных с защитой культурного наследия города. Стоит ли удивляться, что вторым своим призванием она считает историю? В 2016 году поступила в аспирантуру РГПУ им. А. И. Герцена, за это время успела опубликовать несколько статей в академических журналах и сегодня уже заканчивает работу над диссертацией. Тема — судебная система Ленинграда 1927 – 1932 годов. #INJECT_1# — В процессе сбора материалов, — рассказывает она, — мне пришлось поработать в семи государственных архивах. И оказалось, что до меня судами Ленинграда никто не занимался. Большая часть документов, которыми я пользовалась, за десятки лет хранения не была востребована ни разу. Многие к тому же до начала 1990‑х были засекречены. И далеко не со всех гриф «Секретно» сегодня снят… «Распахивание целины» принесло массу удивительных открытий. Как вам, например, такой факт. В 1917 году, сразу после Октябрьской революции, Ленин своим указом упразднил все царские суды. А уже через несколько месяцев, декларируя создание новых, «народных» судов, позволил им руководствоваться… российскими судебными уставами 1864 года. Разумеется, с оговоркой о «коммунистическом правосознании». 1 февраля 1923 года начал работу Петроградский губернский суд, а внутри города — сеть участковых. Правда, их было не 68, как до революции (тогда они назывались мировыми), а 24. Причина проста — катастрофически не хватало кадров. Однако ленинское указание о том, что «эксплуататорам не может быть места ни в каких органах власти», выполнялось неукоснительно. И потому среди судей не было ни одного (!) представителя старого судейского сообщества. Воробьева нашла в архивах биографии 220 человек из того состава: плотник, маслодел, токарь, портниха… Впоследствии судейский корпус начали пополнять люди, получившие уже советское юридическое образование. А тогда, в первые годы работы, профессиональными юристами (но без судейского опыта!) в губернском суде были всего пять человек, в том числе его председатель Федор Нахимсон. Вот, на одном из стендов музея — его портрет. А рядом — фотография рабочего заседания в его кабинете. Кстати, кабинет — тот самый, на Фонтанке, 16, где все последующие годы, вплоть до переезда в новое здание на Бассейной, работали председатели нашего городского суда. В экспозиции музея — подлинное, находящееся на учете КГИОП кресло Нахимсона. Сама же фотография — из частного архива судьи городского суда Нины Павловны Ленской, работавшей в 1980‑х годах. — Мне рассказала про нее бывшая заместитель председателя горсуда Нэлла Семеновна Волженкина, — говорит Воробьева. — Мы нашли потомков Ленской, и они передали нам несколько огромных пакетов, которые много лет лежали неразобранные. Не поднималась рука выбросить! Я стала изучать их содержимое и поняла, что в моих руках — настоящее сокровище. Человек всю жизнь занимался историей городского суда. При жизни Нины Павловны ни один из этих документов не вышел за пределы ее квартиры, и мы только сейчас можем ввести их в научный оборот. Второй личный архив, который представлен в экспозиции музея, принадлежит Александру Николаевичу Кондакову — вначале он был комендантом, а потом судьей губернского (позже — областного) суда. Как и многие, попал под каток репрессий, был сослан на Соловки, где встретился со своей коллегой Елизаветой Петерсен, осужденной в другом процессе. Обоих расстреляли 4 ноября 1937 года. Сын Кондакова, которому на момент его осуждения было 15 лет, всю жизнь потом искал документы об отце, однако так ничего и не нашел. У советского человека не должно было оставаться сомнений: наш суд — самый гуманный и справедливый в мире./Фото Дмитрия СОКОЛОВА Но внуки расстрелянного, Зоя Юрьевна Шатова и Александр Юрьевич Кондаков, дожили до тех времен, когда архивы ФСБ открылись и с делом можно было ознакомиться. Рассказали о прочитанном в соцсетях, Воробьева обнаружила этот пост («Внучка поразительно похожа на деда!» — изумляется она), нашла адрес, написала. И ей принесли огромный архив с множеством фотографий: «Возьмите, нам не надо, мы даже не знаем, кто это». А на фотографиях почти столетней давности (пережили все тяжкие времена, в том числе и блокаду!) — весь губернский суд. Кроме того — масса партийных методичек, которыми должны были руководствоваться судьи (а они, как известно, почти все советские годы принадлежали к партноменклатуре). В экспозиции воспроизведена и обстановка зала судебных заседаний. Судейский комплект — три мощных стула с высокими спинками и длинный стол — привезен из старого здания на Фонтанке. — По воспоминаниям одной из наших судей, которая приходила на работу к своей маме, тоже судье, такие комплекты в 1960‑е годы жгли, — вздыхает Воробьева. — Они остались только в городском суде и у нас, в Куйбышевском. По данным КГИОП, эта мебель — середины ХХ века. Но мне кажется, что она все‑таки дореволюционная. На спинках стульев просто заменяли гербы — вместо царских орлов сначала прикрепили серп и молот, а потом снова орлов, уже новой России. Пока Ирина Альбертовна — одна в трех лицах: автор экспозиции, ее хранитель и экскурсовод. И это вдобавок ко всем судебным процессам, которые она продолжает вести. Музею, естественно, нужно развиваться — зал, который для него отведен, огромный и может много чего вместить. Но силами одного человека заполнить и организовать это пространство просто нереально…