В первой части нашего обзора на книгу М. Карповича перед нами предстал интеллектуальный ландшафт России XVIII века. Энергичная европеизация отсталой Московии, начатая Петром I, породила у некоторых русских мыслителей "комплекс Ломоносова", выражавшийся во враждебном отношении к Западу и одновременной зависти к его достижениям.
На почве петровских реформ в России возникает первый интеллектуальный кружок - "Учёная дружина", куда входили Феофан Прокопович, Василий Татищев и Антиох Кантемир. Екатерина II освобождает дворян от обязательной государственной службы, а крестьяне остаются в крепостной зависимости. В этот же период на русских мыслителей влияют французское Просвещение (вольтерьянство, рационализм) и английский сентиментализм ("чувствительные" романы Сэмюэля Ричардсона).
После ужасов Французской революции многие люди в Европе и России разочаровались в идеях Просвещения. Яркий пример - Н. М. Карамзин, круто повернувший от космополитизма к национализму. В это же время становится популярным масонство. В России действуют два масонских объединения: "мартинисты" и "новиковцы". Первые ориентировались на мистицизм и самосовершенствование и группировались вокруг фигуры Иоганна-Георга Шварца. Вторые вели филантропическую деятельность под предводительством Николая Ивановича Новикова (фамилия произносится с ударением на последний слог).
К концу правления Екатерины II в России оформляются национализм и консерватизм. Писатель Денис Фонвизин пишет путевые заметки "Письма из Франции", в которых противопоставляет русскую духовность бездушному рационализму Запада. Князь Михаил Щербатов критикует петровские реформы за их непродуманность и хаотичность. Завершается наш обзор общественной мысли XVIII века личностью Александра Радищева, написавшего крамольную книгу, бичующую крепостное право, - "Путешествие из Петербурга в Москву".
Первая четверть XIX века.
Начальный период правления Александра I образованные люди России воспринимали как прогрессивный. "Дней Александровых прекрасное начало". Новый царь был воспитан на либеральных идеях, и в нём видели человека, способного обновить страну. Одновременно возникает консервативная оппозиция, главным действующим лицом которой выступил Н. М. Карамзин (1766-1826).
Карамзин противодействовал реформаторской деятельности молодого монарха и боролся с Михаилом Сперанским, чьей отставки в итоге добился. Он считал, что поспешные реформы разрушают традиции, а это ослабляет "дух народа" и повреждает его нравы. В этом пункте писатель продолжает рассуждения М. Щербатова.
В 1804 году Карамзин приступил к работе над "Историей государства Российского", а в 1810-м начал писать для Александра "Записку о древней и новой России". Суть обоих этих трудов состоит в защите самодержавия, от которого, по мысли писателя, зависит судьба страны. Россия обязана своим существованием сильной царской власти.
Система ценностей Карамзина предполагает, что величие и слава государства важнее благополучия отдельных его жителей. Правительство должно укреплять патриотизм граждан, насаждая идею о том, что "Святая Русь - первое государство во вселенной". Русскому народу следует внушить, что он лучший народ в мире, несмотря на то, что это неправда. Конституция опасна для России, потому что она подтачивает основы самодержавия, а власть монарха нельзя ничем ограничивать.
Эти взгляды позднего Карамзина резко противоречат его убеждениям периода "Писем русского путешественника" (1789-1790-е годы). Когда-то Карамзин ставил общечеловеческое выше национального: в первую очередь нужно быть человеком, а потом уже славянином или русским.
Можно ли считать автора "Истории государства Российского" первым славянофилом? Карпович отвечает на этот вопрос отрицательно потому, что Карамзин не разрабатывал философию русской истории, которая входила бы составной частью в более широкую религиозно-философскую концепцию. Его можно отнести в разряд националистов и традиционалистов, вписывающихся в более широкий контекст европейского консерватизма.
В начале XIX века Россия была активной участницей наполеоновских войн. Часть русского общества видела в Наполеоне тирана, предателя идеалов Просвещения и политической свободы. Другие находили в нём выразителя революционности и либерализма, подрывающего устои европейских монархий. Таким образом, в России одновременно усилились либеральные и консервативные настроения, но война с Наполеоном проходила под либеральными лозунгами: мы освобождаем народы и воюем против тирании одного человека, а не против французов.
В 1820-х годах многие вольнодумцы разочаровываются в масонстве, считая его бесполезным. Они начинают покидать масонские ложи ещё до того, как правительство запретит их деятельность. Национализм карамзинского типа становится официальной идеологией, но кроме него развиваются ещё два вида национализма: "гердеровский", от которого берёт начало славянофильство, и либерально-демократический, который исповедовали декабристы.
Интеллектуальная молодёжь, которую принято называть поколением 20-х годов, находилась под влиянием английского и немецкого романтизма (немецкая идеалистическая философия переживала свой расцвет в это время). Поколение 20-х годов было на 10-15 лет моложе поколения декабристов и, в отличие от них, не интересовалось политикой, предпочитая ей философские штудии.
Москва стала первым центром философского идеализма в России. Здесь сформировался кружок "любомудров", в котором главную роль играл замечательный писатель князь Владимир Одоевский (1804-1869). Любомудры изучали труды Платона, Канта, Фихте, но их интеллектуальной страстью оказался Шеллинг, перед которым они преклонялись.
Чем же привлекала немецкая натурфилософия молодых русских мыслителей 20-х годов? Она давала ответы на все вопросы, объясняла мир или, как иронически замечает Карпович, казалось, что объясняла. Умозрительные концепции Шеллинга и Гегеля "соединяли человека и вселенную в одной внятной, убедительной философской системе", на примере которой русские интеллектуалы учились обобщать сами.
Любомудры и их единомышленники живо интересовались историей, которую понимали как выражение мирового духа. Они вчитывались в книги немецкого историка Гердера, выдвинувшего концепцию "народного духа", согласно которой каждая нация представляет собой своеобразную коллективную личность. Заимствовав эту идею, русские мыслители приступили к поиску русской самобытности. Они пытались ответить на вопрос, какое место наша страна занимает в мировой истории. В конце 1830-х - 1840-х годах этот вопрос станет главным для всех интеллектуалов России.
Декабристы и Пушкин.
Декабристы были последователями Радищева и масонов из окружения Новикова. Их волновали социально-политические проблемы и, в меньшей степени, вопросы, связанные с философией и эстетикой. Яркий пример - поэт-декабрист Кондратий Рылеев (1795-1826), работавший в жанре гражданской лирики.
На декабристов повлияли западные мыслители, которых Карпович делит на две категории. Первая - это классики Просвещения, такие как Монтескье, Вольтер, Дидро, Мабли, Рейналь и Руссо, но не весь Руссо, а только его учение об общей воле и та часть идейного наследия философа, которая затрагивала проблемы демократии и народного суверенитета.
Вторая категория представлена мыслителями, являвшимися современниками для декабристов. Среди них создатель термина "идеология" Антуан Дестют де Траси, автор книги "Конституция Англии" Жан-Луи де Лольм, убеждённый либерал и блистательный писатель Бенжамен Констан.
В ещё одну группу мыслителей, повлиявших на декабристов, Карпович включил экономистов Адама Смита, Жана-Батиста Сея и английского философа-утилитариста Иеремию Бентама.
Декабристы не придерживались единой системы взглядов. Среди них были как умеренные либералы, так и радикальные республиканцы. Северное общество в Санкт-Петербурге принято считать умеренным крылом декабризма, а Южное в Киеве - радикальным, хотя и в то, и в другое входили люди разных убеждений.
Умеренные декабристы выступали за постепенное упразднение крепостного права и введение конституционной монархии. Они не одобряли идею установления в России республиканской формы правления и считали, что для воплощения их конституционных замыслов достаточно будет напугать правительство демонстрацией военной силы.
Представители радикального крыла, как это часто бывает с бунтарями, были более яркими личностями. Павел Пестель (1793-1826) определял себя как последовательного республиканца. Карпович называет его "социально ориентированным демократом-эгалитаристом" и самым бескомпромиссным участником движения.
Пестель предлагал немедленно отменить крепостное право и национализировать землю, которую следовало разделить на две части. Одну часть отдать крестьянам для ведения коллективного хозяйства, а другую - предоставить всем желающим в частную собственность. Согласно его программе, все социальные различия упраздняются, и вводится всеобщее избирательное право.
Карпович задаётся вопросом, можно ли считать Пестеля социалистом? Нет, отвечает он, потому что Пестель предлагал национализировать только землю, да и то не полностью. Его проект предполагал скорее смешанную экономику, нежели социалистическую. Вообще, Карпович не сторонник использования узкоспециальных терминов для широких обобщений.
Пестель учился у французских якобинцев. Он вынашивал идею об убийстве всех членов царской семьи и установлении в России революционной диктатуры, которая обеспечила бы переход страны от старого режима к новому, демократическому.
Реформа или революция - один из ключевых вопросов русской общественной мысли XIX века, который разделил уже декабристов.
Александр Сергеевич Пушкин (1799-1837) был не только гениальным поэтом, но и выдающимся интеллектуалом своего времени. Он проявил себя как тонкий литературный критик, наблюдательный журналист и вдумчивый историк.
Пушкин хорошо знал многих декабристов и близко общался с московскими идеалистами, но не примыкал ни к тем, ни к другим, оставаясь независимым. Советское литературоведение сформировало ошибочное представление о поэте как о революционере и борце с самодержавием. Карпович подсчитал, что подавляющее большинство стихов Пушкина не содержат в себе политического смысла.
Одно из ранних стихотворений поэта "Деревня" призывает монарха освободить крепостных крестьян: "Увижу ль, о друзья! Народ неугнетенный / И Рабство, падшее по манию царя..." По своему духу это стихотворение не столько революционное, сколько гуманистическое. Здесь чувствуется влияние Радищева. Карпович напоминает читателю, что в ту эпоху многие люди разделяли подобные чувства, включая носителей консервативных взглядов.
Оду "Вольность" тоже нельзя считать революционной. В ней Пушкин отстаивает идеал политической свободы, опирающейся на закон. По мысли поэта, свобода и благополучие народа будут прочными только тогда, когда и правитель, и подданные в равной степени подчинятся закону. Не имеет значения, воплотится ли этот идеал в форме монархии или республики. И не важно, кто попирает закон - деспот-самодержец или революционная диктатура, тиранствующая под знамёнами демократии. Так, в стихотворении "Кинжал" Пушкин одобряет убийство Юлия Цезаря (тирана) и Марата (революционера, превратившегося в деспота).
В отличие от Пестеля, Пушкин негативно относился к якобинцам, что отразилось в стихотворении 1825 года "Андрей Шенье", в котором Робеспьер и его сторонники названы убийцей и палачами. Поэт не верил в успех дела декабристов и не желал, чтобы в России вспыхнуло народное восстание. В повести "Капитанская дочка" он вложил в уста рассказчика фразу, ставшую крылатой: "Не приведи Бог видеть русский бунт - бессмысленный и беспощадный".
Карпович даёт высокую оценку историческим работам Пушкина. "Историю Пугачева" он называет "первой попыткой социальной истории в русской литературе". По мнению исследователя, поэт слишком остро ощущал историческую преемственность, чтобы быть революционером. Часто цитируется его заметка: "Дикость, подлость и невежество не уважает прошедшего, пресмыкаясь перед одним настоящим".
Политические взгляды Пушкина Карпович определяет как конституционно-либеральные и традиционалистские. Философ Георгий Федотов назвал Пушкина "певцом империи и свободы". Современному человеку такое сочетание понятий покажется странным, но в глазах пушкинского поколения имперская власть была главной движущей силой прогресса. Впоследствии Пушкин разочаровался как в просвещённом абсолютизме, так и в конституционном аристократизме. Его идеалом стала внутренняя, творческая свобода, свобода самовыражения.
Философские взгляды поэта родом из XVIII века. Немецкая метафизика не впечатляла его, в отличие от московских любомудров. Пушкин рационалист, а не идеалист. Для него была важна не только свобода, но и гармония, которую поэт призван вносить в несовершенный мир по "божественному вдохновению". Эту концепцию поэтического творчества Пушкин мог заимствовать у Шиллера и теоретиков романтизма братьев Шлегелей через кружок Одоевского, однако, следует помнить, что пушкинский романтизм не был глубоким и связан с влиянием на него Байрона, а не немецких романтиков.
Поэт - это восприимчивый человек, который откликается на все явления окружающего мира. Он не слуга власти или толпы с их сиюминутными потребностями, он творит для вечности. Поэт самодостаточен, но не зациклен на себе. Он служит обществу, но не растворяется в нём и не потакает ему. Искусство не должно преследовать утилитарных целей. С этой точки зрения поэзия Рылеева была для Пушкина не более чем пропагандой в стихах.
Вопрос о том, что лучше, гражданское искусство или искусство для искусства, будет бурно обсуждаться в России в 1860-е годы.
П. Я. Чаадаев.
Блестящий офицер лейб-гвардии, участник войны 1812 года Петр Яковлевич Чаадаев (1794-1856) был другом Пушкина и многих декабристов, но не входил ни в одно из их тайных обществ, предпочитая одиночество и свободу. Он жил в Москве, проводя время за чтением философской литературы.
Оригинальные идеи Чаадаева формировались под влиянием французских католических мыслителей, таких как Бональд, Шатобриан и де Местр. Главным предметом его размышлений была история, на которую он смотрел через призму христианства. Цель исторического процесса виделась ему в постепенном установлении Царства Божьего на земле. Христианство понималось им как основной двигатель прогресса.
Чаадаев считал, что подлинное христианство воплотилось в римском католицизме, являвшемся, по его мнению, фундаментом европейской цивилизации, которая опять-таки была для него истинной цивилизацией.
Католицизм привлекал мыслителя чётко выстроенной универсальной системой ценностей и воззрений, вносящей смысл и порядок в бестолковую суету человеческой жизни. Эта система взглядов связывала индивидуальное сознание с историей, частную жизнь - с жизнями предшествующих и будущих поколений, тем самым возвышая человека над бессмыслицей повседневности и устремляя его к высшему предназначению.
Лучшим периодом в истории Европы для Чаадаева было Средневековье, потому что тогда все европейские народы объединялись под руководством католической церкви, и даже Реформация не смогла окончательно уничтожить это единство.
В 1836 году в московском журнале "Телескоп" было опубликовано одно из "философических писем" Чаадаева (всего он написал их восемь). Это письмо прогремело на всю мыслящую Россию и вызвало большой скандал, закончившийся тем, что император Николай I официально объявил Чаадаева сумасшедшим.
В письме автор утверждал, что Россия не входит в семью цивилизованных народов. Причина этого в том, что русские заимствовали христианство не от Рима, а от Византии, которую Чаадаев считал вслед за английским историком Эдуардом Гиббоном пустым местом, бесплодной цивилизацией.
По вине православия Россия отгородилась от всего мира, прозябая в невежестве и рабстве. Она не сделала никакого вклада в интеллектуальное развитие человечества, не дала миру ни одной полезной идеи. Россия живёт одним настоящим, без прошлого и без будущего, пребывая в состоянии постоянного застоя. У неё нет оригинальной национальной культуры:
"Окиньте взглядом все прожитые нами века, всё занимаемое нами пространство - вы не найдёте ни одного привлекательного воспоминания, ни одного почтенного памятника".
Наши воспоминания не простираются далее вчерашнего дня.
Находясь между Западом и Востоком, Россия не является ни тем, ни другим. У неё нет прочных традиций, на которые можно было бы опереться для дальнейшего развития. Здесь всё непостоянно, всё меняется без какого-либо плана, ни для чего не существует чётких правил, ни для чего не выработано хороших привычек, нет прочного быта, размеренной и благоустроенной жизни. Мы кочевники в своей стране. Мы путешественники у себя дома. Мы чужие для себя самих.
Как младенец, наигравшись с погремушкой, бросает её, так и мы заимствуем идеи, которые не производят у нас новых идей, не пускают корни на нашей бедной русской почве, а легкомысленно отбрасываются нами или выметаются новыми идеями, столь же бесплодными и взявшимися вообще неизвестно откуда.
Русскому уму не хватает какой-то устойчивости, последовательности, логики. Наша беспечная отвага, которую нам часто ставят в заслугу иностранцы, имеет оборотную сторону - это равнодушие к добру и злу, безразличие русского человека ко всякой правде, ко всякой лжи. Это отсутствие в нас внутреннего развития.
Таковы основные тезисы философического письма. Примечательно, что местом написания этого текста Чаадаев указал Некрополь, что в переводе означает "город мёртвых". Николай I высказался о письме в следующих выражениях:
"Прочитав статью, нахожу, что содержание оной смесь дерзостной бессмыслицы, достойной умалишенного".
Пушкин написал Чаадаеву письмо, в котором спорил с его положениями, доказывая, что у России есть насыщенное значительными событиями прошлое. Однако поэт письмо не отправил, не желая соучаствовать в травле своего друга.
В 1837 году Чаадаев написал "Апологию сумасшедшего", в которой пересмотрел некоторые утверждения философического письма, но в целом остался верен своей концепции. Он признал, что у России есть история, но начинается она лишь с Петра I. Все достойные упоминания славные деяния свершились благодаря приобщению нашей страны к западной цивилизации, а настоящая история у нас начнётся только тогда, когда Россия станет частью Европы.
Для этого у России имеются все возможности. В каком-то смысле её отсталость даёт ей преимущество, ведь она избавлена от повторения ошибок, совершённых европейскими народами. Великие идеи и глубокие нравственные истины лежат перед Россией в готовом виде - нужно только правильно ими воспользоваться.
Карпович отмечает, что чаадаевский пессимизм в отношении России не уникален. В качестве примера он приводит статью Белинского "Литературные мечтания", опубликованную в 1834 году. В статье критик утверждал, что у нас есть писатели, но нет литературы. Отсутствие литературы он связывал с отсутствием оригинальной культуры, которая в свою очередь порождена отсутствием общественного мнения и т. д.
Похожие рассуждения о бесплодности культуры и бедности литературы можно обнаружить в дискуссиях немецких писателей XVIII века. Причину этого явления Карпович усматривает в желании интеллектуальной элиты найти своё место в мире, определить свою национальную идентичность.
Чаадаев не столько желал вынести окончательный приговор России, сколько хотел обозначить её глубинные недостатки и направить её на истинный путь. Его пессимизм не был нигилистическим.
Влияние Чаадаева на русских мыслителей нельзя недооценивать. Жесткие аргументы философического письма подстегнули первых славянофилов более чётко аргументировать свою позицию, что в свою очередь спровоцировало западников. Его идеи о том, что Россия призвана усовершенствовать европейскую цивилизацию в будущем, что её отсталость есть преимущество, развивали не только славянофилы, но и Достоевский, Герцен, Бакунин и даже народники 1870-х годов.
Славянофилы. Часть 1.
Конец 1840-х - начало 1850-х было временем становления двух течений русской общественной мысли - западничества и славянофильства. Оба своим истоком имели философию Гегеля. О западниках речь пойдёт в следующей части, а пока остановимся на славянофилах.
Кроме философии Гегеля на них оказали большое влияние Шеллинг и Гердер, однако, предупреждает Карпович, нельзя преуменьшать их интеллектуальную самобытность. К тому же они всячески старались освободиться от Гегеля, видя в нём наиболее последовательного выразителя западного рационализма, которому они себя противопоставляли.
Творцами славянофильской доктрины были Иван Киреевский (1806-1856) и Алексей Хомяков (1804-1860). Их называют старшими славянофилами. К младшим славянофилам Карпович относит Ивана Аксакова (1823-1886), а его брат Константин Аксаков (1817-1860) и Юрий Самарин (1819-1876) находятся где-то посередине. Карпович подчёркивает важность такого разделения, потому что славянофильство эволюционировало, становясь всё более политизированным.
Для старших славянофилов текущие политические и социальные проблемы не представляли большого интереса, в отличие от Ивана Аксакова и Самарина. Предметом их размышлений была русская история и культура, и в силу этого обстоятельства не следует путать славянофильство с панславизмом, который делал акцент на общности всех славянских народов. Можно быть славянофилом и не быть панславистом.
Основная идея славянофилов заключалась в противопоставлении России Западу. Речь идёт о культурной несовместимости. Россия не хуже и не лучше Европы, она просто другая и не обязана идти путём западных народов. У неё свой, особый, путь. Этот подход напоминает концепции Шпенглера и Тойнби - каждая культура живёт и развивается по своим законам.
Фундаментом национальной культуры является религия. В этом пункте славянофилы соглашались с Чаадаевым, но, в отличие от него, подлинным христианством считали не римский католицизм, а греческое православие.
Если на Западе господствует рационализм, стремление подчинить жизнь закону, разуму и логике, то в России люди основываются на интуиции и вере, что обеспечивает свободное и спонтанное развитие внутренней жизни народа. Европеец интересуется только внешней стороной дела, формой вещей, а русский человек ищет правду, внутреннюю сущность.
Индивидуализму Запада славянофилы противопоставляли братство общины. Хомяков развивал религиозную идею "соборности", понимаемую им как единство в свободе и свободу в единстве. Согласно его теории, католицизм, подчинив церковь авторитету папы и выстроив жёсткую церковную иерархию, уничтожил свободу. Протестантизм, сделав ставку на индивидуализм, утратил единство. А православие удачно сочетает в себе и свободу, и единство.
Константин Аксаков разрабатывал политическую философию славянофильства. Он отталкивался от предпосылки, что государство - это нечто нехорошее, греховное. Русский народ всегда питал отвращение к государственной власти, поэтому он пригласил варягов для управления собой. Тем самым русские люди добровольно отказались от участия в политике. Между ними и князьями был заключён своего рода общественный договор, "пакт о взаимном ненападении", как называет его Карпович. Власть занимается административным управлением и защитой народа, а народ не вмешивается в государственные дела и живёт своей внутренней жизнью.
Константин Аксаков приводил ещё один пример сознательного отказа русского народа от участия в политической жизни страны. Это произошло после смуты, в 1612 году, когда Земский собор выбрал нового царя Михаила Романова, и народ не захотел ограничить самодержавную власть, хотя мог это сделать. Предполагалось, что вся грязная работа по государственному управлению ляжет на хрупкие царские плечи, а подданные будут жить спокойно.
Государство должно так служить народу, чтобы он не замечал его присутствия в своей жизни. Лучше всего с этой задачей справится абсолютная монархия. Демократия потребует от народа активного участия в политике, что повлечёт за собой борьбу за власть, создание политических партий, разработку законов, регламентирующих общественную жизнь. Уже нельзя будет обойтись без ненавистного рационализма.
Правительство существует для народа, а не наоборот. Чтобы правительство знало, чего народ хочет, в чём он нуждается, в государстве должна быть свобода слова, независимая пресса, свобода вероисповедания и т. д. Однако у славянофилов не было никакой теории о том, как заставить правительство выполнять его обязанности перед обществом. То же самое относится к их идее Земского собора - совещательного органа, который только подаёт советы правительству и никак не контролирует выполнение своих рекомендаций.
С какой стати государство будет что-то делать для народа, если оно никак от него не зависит? Что если правительство захочет существовать не для народа, а за счёт народа? На эти вопросы славянофильская доктрина не даёт ответов.
Продолжение следует... В следующей части закончим разговор о славянофилах, познакомимся с западниками, поговорим о Белинском, Гоголе и Герцене.
Читайте первую часть этой статьи.
Автор: Дмитрий Гребенюк.
Подписывайтесь на канал и пишите комментарии.
Читайте также мои обзоры на новый перевод избранных эссе Джорджа Оруэлла, двухтомник замечательного литературного критика Серебряного века Юлия Айхенвальда и новый перевод политического трактата французского философа Монтескье.