Вы читаете третью часть истории семьи Августа Ландмессера. Этот человек, единственный на известном историческом фото, не вскинул руку в нацистском приветствии.
За этот демарш в 1936 году он, как ни странно, не понес никакого наказания, возможно, в ликующей толпе не сразу разглядели одинокого бунтаря. У Августа были причины ненавидеть нацизм. Его жена - еврейка Ирма Эклер и их первенец - дочь Ингрид оказались париями общества, поскольку они считались "неполноценными". По причине "расовой нечистоты" любимой Августу запретили заключать с ней брак. Расовые законы нацистской Германии были настолько противны Августу Ландмессеру, что он не побоялся гнева зигующей толпы, и один в праздничном безумии сохранял выдержку и спокойствие.
Пренебрегая бесчеловечными законами Август жил с "запрещенной" женой. В 1938 году в семье должен был появиться второй ребенок. Август снова инициировал брачный процесс, - к его хлопотам государственные чиновники отнеслись без прежней мягкости рекомендаций и отказов, выраженных в сочувственной форме. Семье прямо заявили о нарушении немцем и неарийкой расовых законов, что расценивалось, как преступление. Август отсидел почти год в досудебном заключении. Видимо, дикость обвинительных формулировок смущала даже судей. Они поверили на слово Августу, что он "не знал о том, что Ирма еврейка".
- Теперь знаете, и, смотрите же, не повторяйте ошибок, - с этими словами Августа выпустили на свободу. Он тут же поехал в дом тещи, где жила его семья и второй ребенок Ирэна, которой исполнилось уже 10 месяцев.
Через три дня он снова был арестован 15 июля 1938 года по уголовному обвинению в "расовом растлении" неарийки. Теперь уже пострадала и Ирма - 18 июля 1938 года Ирма Эклер была задержана гестапо за "расовое оскорбление".
Ирма после 1938 года
Русский писатель Евгений Замятин написал в 1921-22 годах роман-антиутопию «Мы» о далеком будущем, которым грезили большевики, разумеется, в том виде, как проецировал это будущее Замятин из голодных питерских лет разрухи в "прекрасное далеко".
Тоталитарные "лучшие времена" представлялось писателю идеальным концлагерем с выделенным временем на секс и на работу, без душевных привязанностей и вообще без имен. Вместо имен были номера, а расписанием жителей города управляла Часовая Скрижаль. Опубликовать роман в России было делом безнадежным. Он появился в Америке в 1924 году, причем, на английском. На русском он выйдет в 1927-м в эмигрантском издательстве в Праге с припиской «Печатается без ведома автора», - эта фраза стала ритуальной "отмазкой" автора от обвинений в протаскивании за рубеж неодобренной на родине литературы. Примерно в середине 20-х годов роман читают и в Германии.
Вы даже представить себе не можете, с какой скоростью учатся пакостям мерзавцы! Кошмары антиутопического будущего, описанного Замятиным, они воплотили жизнь с педантичностью идиотов, разумеется, добавив изрядную порцию личных фантазий на тему "идеального переустройства мира".
Пророчества русского Замятина начали сбываться в Германии через десяток лет после того, как книга обрела известность. Государство лезло во все сферы частной жизни: разделило общество на фракции "правильных граждан" и "нежелательных", регламентировало сексуальную жизнь, лишило значительную часть населения личных имен.
Ирма Эклер потеряла свое имя как раз во времена "идеального переустройства Германии", и далее ее следы будут обнаруживаться под номерами: то в тюрьме Фульсбюттель, то в следственном изоляторе Гамбург-Штадт , то в концлагере "Ораниенбург". В сентябре 1938 года ее, как номер 1021, перешлют в "Лихтенбург", - там размещался первый женский концентрационный лагерь. Оттуда за номером 928/574 она попадет в "Равенсбрюк" - крупнейший женский концлагерь нацистской Германии.
Для евреев становятся обязательными особые документы с отметкой о расовой принадлежности - J - юде/еврей.
В сопроводительных документах ее фамилия и второе еврейское имя Сара фигурируют, учета ради. Сама Ирма Сара Эклер откликается теперь только на номер.
Август также находится в тюрьме. Детей забрали в муниципальный детский дом - в 1938 году детей еще не забирали в лагеря вместе с матерями. Впрочем, Ингрид повезло. Арийский муж еврейской бабушки получил разрешение на опеку над одним ребенком. Как старшая, она не вызывала интереса у усыновителей. Ингрид остается в семье, бедствия маленькой Ирэны только начинаются.
Август после 1938 года
Приговор в октябре 1938 года к двум с половиной годам тюремного заключения за "расовое осквернение" был, с одной стороны, мягким, с другой, лишал заключенного перспектив. Он не мог занимать государственные должности, служить в армии как кадровый офицер, но это не самая большая проблема для простого немца. Огорчало другое - многие предприятия рейха не предоставляли бывшим заключенным рабочие места.
Статья, по которой судили Августа Ландмессера, также имела двойственное значение, он проходил по учету и как уголовник, и как политический ослушник. Направили его в лагерь для военнопленных Бёргермор в Эмсланде на каторжные работы, там его ждал изнурительный физический труд, издевательства и унижения. Занимался он осушением вересковых пустошей на болотах, на эту работу - тяжелую, выматывающую физически, вынимающую из тела последнее тепло, ближе к 40-м годам стали направлять немало политических заключенных и высокопоставленных государственных противников Гитлера - по логике власти, "предателей". Общение с ними просветляло простого немецкого рабочего.
Большинство арестантов составляли люди, оказавшиеся в этом ужасном положении не по своей вине, не понимая за что. Вина ложилась на женщин, мужчин, детей, стариков. В этом состоянии глубочайшего отчаяния и дезориентации людей отправляли в концлагеря на неопределенные сроки. Там их подвергали военной муштре, у них не было ни минуты дня и ночи для себя, все делалось открыто - в компании сотен других, каждым шагом, каждым словом они натыкались на очередное неведомое существо, так же страдающее, - напишет об этом в своей книге Ирэна.
Понял он то, что прошлой тихой семейной жизни при действующем режиме не будет никогда. Три года он горевал по любимой. Потом что-то сломалось в нем - он перестал питать надежды.
После освобождения из тюрьмы 19 января 1941 года Август Ландмессер работал мастером в транспортной компании «Пюст», часто выезжал в филиал фирмы "Хейнкель" в Росток по делам. Там он подружился с русской женщиной, - так называет ее Рудольф Ландмессер, родственник, рассказавший Ирэне о ее семье:
Она была медиком, а до того студенткой - училась в МГУ имени Ломоносова в Москве. Один добрый крестьянин спас ее, медсестру, во время захвата русского полевого госпиталя на Украине - он заступился за девушку и назвал ее родной дочкой -Соней Пащенко. Под этим вымышленным именем русскую угнали в Германию, где она сначала работала как домохозяйка, а затем по специальности - медсестрой на заводе Хейнкеля в Ростоке. Там и познакомилась с вашим отцом.
Все попытки разыскать Соню Пащенко после победы ни к чему не привели.
Август и Соня имели возможность создать полноценную семью. Как "расовый" нарушитель, человек неблагонадежный, Август имел мало шансов создать семью с немкой, но со славянкой, нееврейкой, женщиной на хорошем производственном счету - вполне! На Пасху 1943 года они навестили Ингрид в доме бабушки, заехали и в семью Проскауэров, на тот момент, опекунов младшей дочери. Это была единственная встреча с отцом, которую Ирэна помнит.
Семьи с Соней не получилось - в 1944 году Августа забрали в так называемый "испытательный батальон", куда призывали людей с уголовным прошлом. Это был аналог русского "штрафбата" - пушечное мясо, массовка войны. Из 10 штрафников выживал лишь один, и этот шанс судьба не предоставила Августу.
Дети после 1938 года
Ингрид жила со своей еврейской бабушкой, Фредерикой Софи Грауманн. И, хотя ребенок был под опекой ее мужа, арийца, бабушка хотела найти приемную семью для Ингрид. Она ссылалась на то, что у нее порок сердца, что ей уже 58 лет, что ребенок доставляет ей много забот. Ингрид поняла намерения бабушки и стала неуправляемой. Она часто жестко обвиняла бабушку за бессердечие.
Пристыженная бабушка старалась быть примерной воспитательницей.
А что в это время происходило с Ирэной?
Девочка не помнила про детство ничего. При позднейшем медицинском обследовании дерматолог зафиксировал в карточке, что у малышки на теле множество шрамов, некоторые из которых достигают трех сантиметров в длину. На разных частях тела обнаружилось больше 30 шрамов и грубо заросших рубцов. Такие рубцы появляются в результате порезов. Кроме того, на плече, ключице и затылке обнаружены характерные вмятины, которые бывают при сильных ударах от падений.
У девочки было также много психических проблем: галлюцинации (бред), лунатизм, панические атаки, ужас от громкого голоса, чувство внезапного падения и т. д. Симптомы сохранились и во взрослом возрасте. Врачи уверены, что в детстве ребенка били и кидали на землю, возможно, было падение из окна.
31 марта 1939 года Ирэне как ребенку было выдано удостоверение личности с буквой «J» (еврей). Теперь ее могли удочерить.
Ингрид и бабушка иногда навещали Ирэну в приемной семье. Каждый раз от ужаса девочка заползала под кровать. Бабушка считала, что ребенка бьют, и так она спасается от побоев. Но забрать девочку к себе родные не могли.
Доктор Герман Герсон
Ирэне, впрочем, по жизни везло на добрых людей. Внезапно ее судьбой озадачился доктор Герсон, который просто так, из человеческого сострадания и долга порядочного человека, боролся с системой, чтобы девочку признали «полукровкой», - этот статус спасал от преследований и депортации в лагеря и гетто. Можно издать тома юридических документов - его переписку с различными ведомствами и архивами, в которых он отвоевывал каждый "генетический грамм арийской крови" единственно с тем, чтобы защитить девочку.
В 1941 году, когда Августа освободили из тюрьмы, финансовые источники содержания Ирэны оскудели окончательно. Виной тому был «Циркуляр имперского министерства финансов»:
«Детское пособие выплачивается только лицам немецкой или родственной крови , включая все европейские этнические группы, кроме евреев, цыган и смешанных рас инородцев».
Доктор Герсон снова и снова борется за права ребенка, и добивается того, чтобы 31 марта 1941 года Август Ландмессер официально (документально) признал отцовство ребенка Ирэн. Это признание было необходимым для получения статуса «полукровки» - в условиях сокращения финансирования на содержание "расово проблемных" детей приемным родителям переставали платили деньги на еврейского содержание ребенка. Из этого вытекал естественный отказ от опеки ребенка и его депортация в концентрационный лагерь.
У меня нет фотографии доктора Герсона - этого удивительного человека. Один Бог знает, что творилось в его голове, когда 3 июня 1941 г. он обратился с «прошением о помиловании» к « фюреру и рейхсканцлеру»:
«Особенно в интересах этого ребенка, который, как и старшая сестра имеет 5/8 арийской крови , я могу попросить о жесте помилования. Мне не нужно объяснять вам, что значит для ребенка, если он останется евреем на всю жизнь. На всю оставшуюся жизнь.
Вдумайтесь, насколько смелы и благородны его слова!
Эрвин Проскауэр
Доктор Герсон не дождался письма от фюрера. О добром человеке вскоре стало известно, что он "эвакуирован" (так называлась депортация нежелательных персон).
28 ноября 1941 года от Ирэн ожидаемо отказались приемные родители Краузе. Ее приписали к семье Проскауэр, те были добры к девочке, однако не стали её удочерять.
Супруги Проскауэр сразу заметили шрамы на теле девочки. Главе семьи сообщили, что девочка выпала из открытого окна еще при жизни в родном доме. Он поверил или сделал вид, что поверил. С 1938 года мать Ирэны была арестована, при ней годовалый ребенок никак не смог бы самостоятельно забраться на высокое окно, да еще самостоятельно открыть его. А в мае 1942 года окружной суд получил извещение из Равенсбрюка о смерти Ирмы Эклер.
Приемный отец Ирэны Эрвин Проскауэр был человеком незаурядным. Он происходил из богатой и уважаемой еврейской семьи. (Название города Проскау недалеко от Оппельна объясняет происхождение фамилии. Бывший городской дом графов Проскау и сегодня находился в Оппельне.)
Эрвин Проскауэр был женат на нееврейке. Он по-своему любил чужую девчушку, рассказывал Ирэне о приключениях и путешествиях на кораблях гамбургских судоходных компаний в Северную Америку (Нью-Йорк), Южную Америку (Буэнос-Айрес), круизы по Средиземному морю и Палестину. Он был знаком со многими знаменитостями мира..., но он был еврей...
В марте 1941 года Эрвин Проскауэр попал под закон о принудительном труде евреев. Он был скрипач, но уродовал руки на дорожном строительстве. Заступиться за него никто не смог. Ко всему, он открывал свой дом для концертов и встреч с членами еврейской общины, а это могли расценить как подрывную деятельность.
Положение Проскауэра было шатким. Для того, чтобы принять в свой дом в конце 1941 года еврейского ребенка, оба родителя которого осуждены и находятся в лагерях - это требовало мужества. У пары не было собственных детей. Трое мальчиков умерли вскоре после рождения, и жена Эрвина нашла выход. Она придумала называть ребенка по-арийски - Рени Проскауэр, девочка же звала приемных родителей ласково мамочкой и папочкой.
Жизнь с Проскауэрами имела много приятных сторон, но время было таким, что каждый день приносил новости одни хуже других. То куда-то исчезли родные-евреи Эрвина. То его обязали носить звезду Давида, а он иногда забывал, что несвободен... Или как-то по рассеянности он сошел с трамвая на остановке, которая была закрыта для евреев - его наказывали, унизительно, ограничивая в передвижении и еде. А как-то у пары просто забрали Ирэну в приют для еврейских детей. Отняли и увезли... Проскауэры приложили немало усилий, чтобы вернуть ребенка.
Наверно это трудно понять... при всей самоотверженности Проскауэров, при всем тепле, которое они дали ей как Рени, девочка с изрубленным телом и подорванной психикой за годы войны, не чувствовала благодарности. Временами она тосковала по настоящей матери. Та написала из Равенсбрюка 10 писем Фриде, своей матери, в которых, конечно, спрашивала о дочках.
Ирма. Конец.
Ее последнее письмо пришло в январе 1942 года.
«Мы еще не представляли, что произойдет в первые месяцы 1942 года, мы ничего не знали о нацистских планах уничтожения от астмы и болезней легких. Когда велели дать такие списки, а также составить списки всех душевнобольных, мы находили успокаивающее объяснение, что эти заключенные будут переведены в лагерь с легкими работами. Появилась даже медицинская комиссия, которая привела к себе больных. […] . Вечером Милена с ужасом докладывала мне, как тяжелобольных сбрасывали на солому в грузовике, как бесчеловечно обращались со страждущими. С этого момента уже не было никаких сомнений относительно назначения этих транспортов. […] Один транспорт за другим покидал лагерь, и одежду погибших возвращали с ужасающей регулярностью. Когда заключённые с наследственными заболеваниями были уничтожены, составили новые списки, на этот раз с именами всех заключенных-евреев. […] Сокамерники, с которыми мы говорили о списках, на которые мы смотрели с разрывающимся сердцем, пытались убедить нас, что это просто транспорт в другой лагерь. Почему на смерть? Это было бы безумием! Это молодые, сильные, трудоспособные люди! В первом транспорте была еврейка-врач, которая обещала нам, что пошлет сообщение в подоле своего арестантского платья о цели путешествия и судьбе всех их. Мы нашли записку и прочитали: Нас перевезли нас в Дессау. Мы должны раздеться. Прощайте!
..................
«Метод убийства был одинаков во всех лагерях смерти . Жертвы приводили в здание с газовой камерой . Им говорили, что их сейчас отведут в душевую, поэтому они должны были раздеться догола. предупредили, чтобы они аккуратно раздевались и запомнили, где вещи, чтобы после душа они снова их нашли. Тем временем одежду будут дезинфицировать. Чтобы окончательно обмануть пострадавших, на двери газовой камеры была табличка с надписью «В баню» , а дверь в соседнюю комнату гласила: «На дезинфекцию». Когда заключенные находились в газовой камере , двери запирались снаружи».
[ "Женский концлагерь Равенсбрюк, Франкфурт-на-Майне (Редерберг)", А. Цёрнер]
В Бернбурге в газовых камерах использовали угарный газ . Это бесцветный смертельный ядовитый газ без запаха. Он соединяется с гемоглобином при вдыхании, блокируя поглощение кислорода. Небольшое его количество, добавленное в воздух, приводит к смерти от удушья.
Ирма Эклер не «умерла» 28 апреля 1942 года в Равенсбрюке - расследование показало, что она, заболевшая и обессиленная была отравлена газом в Бернбурге. Уничтожена, как отработанный материал.
Август. Конец.
Между тем в ходе войны, развязанной гитлеровцами, происходил перелом. Немцы терпели поражение на всех фронтах. Ополчение из стариков и старух, больных и беременных бралось за посильную оборону. Мальчики маршировали в бригадах Гитлерюгенда. Дошла очередь и до "уголовников".
В феврале 1944 года Августа призвали и отправили в « 999-й испытательный батальон», штрафную часть на фронт.
Он пропал бесследно на хорватском полуострове Пелешац осенью 1944-го, и, как пропавший без вести, был объявлен мертвым.
Младшая дочка Ирэна, вдохновленная короткой встречей с отцом, ждала чуда. Она частенько приходила на железнодорожную эстакаду станции Даммтор и смотрела на поезда. Он мог вернуться, - думала она... От прежней жизни у девочки ничего не осталось, кроме размытых воспоминаний да фотографий, большую часть которых она увидит только в 90-х.
После войны жизнь у Проскауэров стала невыносимой. В доме появилась "бабушка", мать приемной матери. Она любила рассуждать на тему, как глупа и ленива Ирэна. Бабушку поселили в комнате с балконом, предназначавшейся девочке. Когда приходили проверяющие из опеки, им показывали комнату бабушки с притворно разбросанными по кровати детскими платьями. Ирэна ненавидела эту ложь и имитацию заботы. Эрвин, совершенно сломленный годами унижений, просил только о покое, чтобы его не посвящали в обиды и скандалы. И он совсем не горел желанием удочерить ребенка, который так и не прижился в их доме.
Приемная мать также тяготилась Ирэной, любви не случилось - девочка становилась обузой - плакса, тревожная, с вечной бессонницей, страхами и кожными высыпаниями - нейродермитами.
В 1945 году выживших после войны еврейских детей пригласили на встречу во вновь созданное «Чрезвычайное сообщество для пострадавших от Нюрнбергских законов». Фото выше как раз с этой встречи. Впервые Ирэна впервые встретила там свою сестру Ингрид.
............................................................
Летом 1951 года брак Августа Ландмессера и Ирмы Эклер был признан законным после особого рассмотрения дела сенатом Гамбурга.
С октября 1951 года Ингрид и Ирэн стали носить фамилию отца: Ландмессер.
С 1945 года Ингрид и Ирэна виделись в последний раз перед долгой разлукой в доме у бабушки, после чего их пути окончательно разошлись, жизнь в разных семьях и разных условиях сделала их чужими.
Сестры не общались до тех пор, пока Ирэна, когда ей было уже за 50, не начала изучать свое прошлое и не написала книгу о семье. Те крохи информации и редкие снимки, которые удалось найти, свидетельствовали о том, как много тепла и нежности было в маленькой семье Августа Ландмессера, какую счастливую жизнь они могли бы прожить все вместе в любви и радости.
История семьи Августа Ландмессера
1. Один
3. Любовь как государственное преступление