оглавление канала
И, пожалуй, это было самое странное во всем происходящем. Испугалась ли я? Пожалуй, нет. Но поражена была – это точно. Постояв еще немного в некотором ступоре, и дождавшись, когда вода в озере опять станет гладкой и безмятежной, я обернулась к Найдену. Возможно, произошедшее как-то всколыхнет его память?
Найден стоял недалеко от меня, замерев по стойке «смирно». Лицо стало похоже на мраморную маску, и сам он будто превратился в каменное изваяние. Вот только очередного припадка мне сейчас и не хватало! Вот же, черт! Дернуло меня потащить его к этому проклятущему озеру в неподходящее время! Хотя, я же, кажется, этого и добивалась, чтобы он что-нибудь вспомнил. Ох ты, Господи! Совсем запуталась! Уже не знаю, что лучше!
То, что озеро было полно всяких тайн и загадок, я знала и до этого. Подскочив к мужчине, я взяла его руками за плечи и постаралась заглянуть ему в глаза. Зрачки были расширены, словно он находился в темной комнате, и смотрели будто сквозь меня. Прибегать к физическому воздействию я не стала. С этим всегда успеется. Тихонько тряхнула его за плечи и тихо проговорила:
- Что с тобой? Ты что-то вспомнил? Очнись… Скажи мне, ЧТО ты вспомнил? Что ты знаешь ОБ ЭТОМ? – Я мотнула головой в сторону озера.
Взгляд его по-прежнему оставался неподвижным, а губы вдруг зашептали:
- Ику-Турсо… Страж и охотник… Он не дремлет, он всегда начеку…
Тут по его лицу прошла судорога, и он очнулся, будто бы ото сна. Посмотрел на меня уже вполне вменяемо, передернул плечами, и проговорил уже своим обычным голосом:
- Я не знаю, ЧТО это было. Какой-то сон не дает мне покоя. И я думаю, что это был не сон. Темные и длинные, круглые коридоры, кругом капает вода, скрежет каких-то механизмов. Я, согнувшись, бегу по этим коридорам, зная, что меня настигает что-то. Что-то смертельно-опасное. Но это не человек и не животное… - Он протер руками лицо, будто избавляясь от некоего наваждения. Потом с шумом выдохнул, словно долго сдерживал дыхание, и помотав головой, проговорил: - Я не знаю, из какой это жизни. Я совсем запутался в своих снах. Возможно, это было давно, а возможно и нет. Как уловить ту границу, которая стерлась, и память всех жизней обрушивается на меня словно водный поток, в котором я захлебываюсь и не вижу выхода?! - В голосе его прозвучало отчаянье.
Я постаралась его ободрить, хотя сама даже представить боялась, что ему приходится переживать в такие минуты.
- Не бойся… Вместе мы найдем ответы на все вопросы…
Он горько усмехнулся.
- Как установить эти самые границы, которые уже рухнули? Как можно отделить в памяти все эти многочисленные жизни? Это не сказка «Золушка», где было достаточно отделить черную фасоль от белой, разобрав все по зернышку и сложив их в разные мешки.
Я удовлетворенно хмыкнула.
- Ну, вот видишь, ты уже и сказку про Золушку вспомнил. А она, наверняка, из твоей нынешней жизни. Подумаешь! Придется отделять не только белое от черного, но и зеленое от синего, а может, еще и от красного. Мы сделаем это. – Потом, оглянувшись на озеро, я ворчливо проговорила: - Пожалуй прогулок на сегодня довольно. Пойдем-ка домой. Начнем отделять твои разноцветные зерна. Думаю, уже можно это начинать делать. Пускай и не окончательно, но лиха беда начало! – Я изобразила лихую улыбку. Вроде, получилось весьма достоверно. А потом, не удержавшись, спросила. – Слушай, ты назвал имя «Ику-Турсо»… Что-то знакомое. Это же чудище из Калевалы[1], так? – И не дожидаясь его подтверждения, продолжила тоном, словно мы вели обычную светскую беседу. – Но его образа никто не знает. Единственное, что о нем известно, что он «тысячерогий», и владеет двумя стихиями, водными и огненными. – И я нараспев продекламировала:
- Если ж этого все мало,
Ику-Турсо, ты, сын Старца!
Подними главу из моря,
Подними из волн макушку,
Калевы мужей низвергни,
Утопи друзей потоков,
Пусть те злобные герои
В глубине валов погибнут;
В общем-то, занималась я декламацией не для того, чтобы блеснуть своей начитанностью. Мне хотелось дать Найдену немного времени, чтобы прийти в себя, а также, осмыслить мой вопрос. Своей цели я добилась. Слабая улыбка появилась на его лице, и он тихо спросил:
- Ты что, всю Калевалу наизусть знаешь?
Я пожала плечами.
- Ну если с самого нежного возраста ты читаешь изо дня в день одну и ту же книгу, то поневоле запомнишь ее наизусть. Но, я бы хотела узнать, почему ты вспомнил имя этого чудища, и мало вспомнил, ты назвал его «стражем и охотником». Это что, познания из твоей прошлой жизни, или уже из этой?
Вопреки моему слегка легкомысленному тону (не хотелось на него давить), Найден посерьезнел лицом, задумался, а потом медленно произнес:
- Ты знаешь, мне кажется, это из моей теперешней жизни. И выходит, что я тоже неплохо знаю Калевалу. А почему я так его назвал? Прости, мне нужно подумать. Что-то, как блуждающий огонек болот, маячит где-то на грани видимости, но в руки пока не дается.
Ободренная его таким спокойным подходом к моему вопросу, я радостно провозгласила:
- Вот! Видишь! Ты начинаешь уже потихоньку вспоминать. Пускай только тень этого воспоминания. Но ведь раньше-то и тени не было! Но, думаю, нам пора возвращаться. Не хочу больше рисковать, и давить на тебя. Все должно происходить, как бы само собой, но… - Я подняла со значением указательный палец вверх. – Под нашим чутким контролем! – И улыбнулась ободряюще смущенному, не иначе, как моей веселостью, Найдену.
После своей оптимистичной речи, я повернулась и направилась прочь от озера, мысленно про себя повторяя: «Ничего, ничего… Потихоньку, помаленьку… Решим и эту задачу. Сейчас главное не давить на него…» Хукка, постояв немного еще в воде, кинулся за нами следом. Правда вид имел какой-то грустный. Все оглядывался назад, изредка тихонько поскуливая, будто расставался с другом.
Но планам моим по разбору всего произошедшего у озера, осуществиться сегодня была не судьба. Дома на крыльце восседал дед Авдей, опираясь на свою клюку. Вид имел при этом… В общем, плохой у него вид был, и я сразу поняла, что что-то произошло, что-то совсем нехорошее. Мысленно приготовилась встретить любые неприятности так, как и подобает воину, как говорится, лицом к лицу. Ведь именно так назвал нас Найден. Ну что ж, будем соответствовать. Хукка сразу рванул вперед, и принялся вокруг деда скакать, радостно виляя хвостом. А Авдей сразу при виде пса встрепенулся и кинулся к нам со всех ног, забыв про свою клюку, и еще издали принялся причитать:
- Верея, Вереюшка… Беда… беда приключилась!! Помоги, Христа ради! На тебя вся моя надежа… Не оставь в беде…
Я сердито уставилась на старика.
- Дед Авдей, да ты толком говори, что случилось то! А то так и инфаркт от твоих причитаний можно заработать!
Старик остановился рядом со мной и принялся ладошкой с узловатыми старческими пальцами утирать выступившие на глаза слезы. Губы у него дрожали, когда он тихо проговорил:
- Алекся пропал… - И уткнувшись мне в плечо головой, затрясся от беззвучных рыданий.
На несколько секунд я опешила. Постояла, хлопая ресницами, глядя на плачущего старика, которого отродясь таким не видела. Не то что плачущего, а даже взволнованного Авдея мне представить было затруднительно. А тут такое… Но тут на выручку пришел Найден. Обняв деда за плечи, он оторвал его от моего плеча и повел к крыльцу. Усадив его на ступеньки, довольно резво понесся к колодцу и принес ковш холодной воды, и принялся кудахтать над ним, словно над малым ребенком.
- Ты водички выпей, успокойся, да все толком нам расскажи. Когда пропал, где, как это случилось? В общем, все, что знаешь.
Авдей, глянув на найденыша с благодарностью, принял дрожащими руками ковш с водой и сделал несколько судорожных глотков. Я присела на корточки перед стариком, чтобы лучше его видеть и уставилась ему в лицо, ожидая рассказа. Тот махнул безнадежно рукой и начал торопливо говорить, проглатывая от волнения окончания слов:
- Ну чего рассказывать. Тут до школы считанные дни остались. Вот Алекся ко мне и пристал. Мол, дедуня, отпусти с ребятами в поход на Старую Заимку… Рыбки половить, да картошки попечь. Ну, я старый дурак, и поддался его уговорам. Отпустил, значица…
Надо было пояснить, что «Старой Заимкой» местные называли разрушенный хутор, в котором уже никто не жил неизвестно сколько лет. Хутор тот стоял километрах в восьми от поселка на самом берегу безымянной речушки, впадавшей в Плакучее. Местные так ее и называли «Безымянная». Честно говоря, ее и речушкой-то назвать нельзя было, так, ручеек, прикидывающийся по весне речкой. Но там было несколько небольших омутков, в которых ловились голавль и гольяны. Рыбешка так себе, больше костей, чем мяса, но уха с них была знатная, и наша местная ребятня частенько бегали туда за добычей. Опять же, места были интересные, таинственные. Один это старый дом с провалившейся крышей порождал множество страшилок и замечательных рассказов, которыми они пугали друг друга у ночного костра. Взрослые не поощряли тяги молодняка к заброшенной усадьбе, но удержать пацанов или, тем более, их проконтролировать не было никакой возможности. И, памятуя, что запретный плод сладок, старшее поколенье махнуло рукой на детские забавы, и даже помогли оборудовать мальчишкам там, что-то вроде между шалашом и землянкой, в которой можно было укрыться от дождя при случае, а также, переночевать, если засиживались допоздна. Наш участковый Василий Егорович даже прочитал родителям лекцию на тему, как вырастить из «маменькиных сынков» «настоящих мужчин».
До сих пор никаких проблем там с ребятней не случалось. Пацаны оценили добровольно-принудительный жест взрослых, и вели себя, если можно было так сказать, безукоризненно. А тут – такое.
[1] Калевала – фино-карельский эпос.