Глава четвертая
1
Ее новое тело оказалось настоящим чудом. Пользуясь тем, что в палате она лежала одна, Аля время от времени скидывала блестящую хламидку, заменявшую обычный больничный халат, и с удовольствием вертелась перед зеркалом. Тем более, что зеркало было волшебное, оно позволяло увидеть себя со всех сторон. С удивлением и радостью рассматривала вчерашняя восьмидесятилетняя старуха свою стройную, но отнюдь не хрупкую фигуру, бледно-розовую, словно немного подсвеченную изнутри кожу, ладные ножки, крутые бедра и красиво очерченную грудь.
Словно булгаковская Маргарита, она от горя и бедствий стала ведьмой. Особенно, если учесть, что могла теперь видеть людей и предметы буквально насквозь, отличать теплые поверхности и объекты от холодных, не прикасаясь к ним, да и вообще — воспринимать мир в недоступных другим людям красках и звуках. К счастью, ее «восстановленный» организм мог регулировать поток внешних раздражителей, переключая зрение и слух на различные режимы восприятия по желанию самой его обладательницы. Иначе впору было бы сойти с ума.
Разглядывая себя в зеркале, Аля заметила, что если ей хочется видеть окружающее в ином диапазоне частот, то белки ее глаз обволакиваются едва заметными пленочками, вроде третьего века у птиц и рептилий. Как именно подстраивается ее слух, чтобы слышать инфра— и ультразвуки, омоложенная пенсионерка разглядеть не смогла, видимо, это был глубоко внутренний процесс. Забавляла ее и собственная богатырская сила. Девушки-стажерки приносили ей монетки, она скатывала их в трубочки и дарила им на память. Однако Алевтина Вадимовна не только развлекалась.
Процесс адаптации оказался серьезной работой. Центрифуга, барокамера, сурдокамера, разного рода тренажеры должны были раскрыть все возможности «восстановленного» организма. Ее словно готовили в космонавты — в каком-то смысле так оно и было. И все-таки, несмотря на то, что скучать ей не приходилось, Аля все же скучала по своим друзьям и не могла дождаться, когда ее, наконец, выпишут из Рекреационного центра. Это случилось в конце апреля, после того, как ее осмотрела и проэкзаменовала специальная комиссия, состоящая из пришлецов и людей.
Аля с честью выдержала все испытания и с удовольствием продемонстрировала свои новые возможности. Она понимала, что ей выпало стать первым человеком, который прошел рекреацию и от того, насколько комиссия сочтет этот опыт успешным, будут зависеть судьбы миллионов, а то и миллиардов ее земляков, которые получат шанс восстановить здоровье и силы и продлить свою жизнь на многие годы, если — не на века. Медикус-стажер Кира Софрина — личный куратор пациентки Казаровой — говорила ей, что перед Рекреационными центрами нет задачи всех своих пациентов превращать в сверхлюдей, хотя будет учитываться пожелания тех, кто захочет связать свою новую жизнь с опасными профессиями.
Пациентка Казарова не стала напоминать этой милой девушке, что у нее, например, никто разрешения на столь серьезную модификацию не спрашивал. Она помнила, что ей предстоит лететь в космические дали и выручать из тюрьмы мужа. Мало ли с чем ей придется столкнуться? Да и скорей бы! Хотелось уже повидать Борьку, Катю, Гелия Аркадьевича. Узнать, как дела у Эрика Флейшмана, Бори Антонова и Коли Степанова? Все-таки, это не только ее ученики, но и спутники Миши в космических странствиях. Аля давно хотела расспросить ребят о пережитом.
Как так случилось, что они оказались на чужом корабле? Чем занимались до тех пор, пока их не арестовали? И в самом ли деле Миша стал таким монстром, что его пришлось упрятать на пожизненный срок? Эрик не слишком охотно об этом рассказывал. Ну так может остальные разговорятся. Понятно, что им тяжело об этом говорить. Особенно — Коле, который потерял зрение, но ведь сейчас же ему смогут вернуть глаза! Если уж ее, дряхлую старуху, сумели превратить в бойкую молодку, что пятаки в трубочки сворачивает, то уж мальчишку-то тем более на ноги поставят. Странно только, что не сделали этого раньше.
Накануне выписки, Аля увидела странный сон. Ей снилось, что она будто бы стоит в центре арены, похожей на цирковую, а вокруг сидят экзаменаторы. Их очень много, они занимают все места в исполинском амфитеатре, самые дальние ярусы которого теряются где-то под облаками. Лиц разобрать невозможно, потому что они все время меняются — то совсем детские, то внезапно старые, то черные, то белые, то желтые, то грубо вылепленные, то утонченные, то мужские, то женские — и на каждом напряженное ожидание. Аля понимает, что сейчас ей будет задан самый главный вопрос, от правильного ответа на который зависят судьбы этих людей, но никто ни о чем ее не спрашивает. Напряжение нарастает. Наконец, Аля не выдерживает и кричит: «Чего вы от меня хотите?»
— Алевтина Вадимовна, пора вставать!
Пациентка открывает глаза, которые машинально отфильтровывают солнечный свет, что пробивается сквозь большое окно в округлой стене. Никакого амфитеатра — она в своей палате. Рядом Кира. С улыбкой смотрит на свою подопечную, не подозревая, что в первое мгновение та увидела только скелет и силуэты внутренних органов стажерки. А еще — то, что девушка беременна, правда, пока не дольше месяца. Это маленькое открытие наполнило Алю такой радостью, что она вскочила с кровати и обняла удивленную Киру. Впрочем, медикусу-стажеру был приятен порыв ее первой пациентки.
— За вами приехали, Алевтина Вадимовна, — сообщила она.
— Кто же?
— Ваши друзья!
— Ой! — спохватилась пациентка. — А в чем же я им покажусь?.. В своих старушечьих обносках!
— Об этом не беспокойтесь, — сказала Кира. — Я тут вам принесла кое-что, на первое время.
Она протянула битком набитый объемистый пакет. В нем оказалось нижнее белье, чулки, платье и даже коробка с туфлями.
— Пальто, правда, вам придется старое надеть, — сказала медикус-стажер. — Оно в гардеробе.
— Откуда все это, Кирочка?
— Это мой вам подарок.
— Спасибо, милая, но ведь... дорого же, наверное, все.
— Не беспокойтесь, Алевтина Вадимовна, у нас здесь знаете какая зарплата?.. Ого-го-го!
— Это у стажерки-то?
— А я уже не стажерка, — с гордостью объявила девушка. — Со вчерашнего дня, я младший медикус Рекреационного центра. Мне зачли... работу с вами. Вот за это вам и подарок... Понимаете, вы первый мой пациент, Алевтина Вадимовна! А это не забудется!
— И я тебя не забуду, девочка, — чувствуя, что на ее сверхчеловеческие глаза наворачиваются обыкновенные слезы, пробормотала пациентка.
— Я вас оставлю, — тоже с трудом сдерживая слезы, сказала свежеиспеченный младший медикус. — Вы переодевайтесь и спускайтесь в вестибюль.
И она выскользнула из палаты. Шмыгнув носом, Аля принялась переодеваться из больничного в дареное. Все, даже туфли, пришлись ей впору. Поначалу ее это удивило, но потом она догадалась, что Кира Софрина участвовала в создании нового тела бывшей пенсионерки, и потому знала его досконально. Переодевшись, выписывающаяся пациентка привычно повертелась перед чудо-зеркалом. Хороша! У младшего медикуса мало того, что хороший вкус, так она еще и угадала, что может понравиться пациентке. Во всяком случае — это темно-красное платье с фиолетовыми цветами очень подходило к свежему личику сверхженщины.
Палату Аля покинула, не оглядываясь. Прощаться здесь было не с кем. Главного медикуса, Клафа Тговича, она поблагодарила еще вчера. А Киру, видимо, снова увидит внизу. В коридоре, куда выходили матовые, едва пропускающие свет стеклянные двери палат, тоже было пусто. Пока — пусто. Бывшая пациентка не сомневалась, что вскоре здесь появятся сотни, а то и тысячи людей, которым вернут молодость и здоровье. Она была первой, и это наполняло простую поселковую учительницу, незнакомой ей гордостью. Лифт бесшумно опустил ее на первый этаж. Аля шагнула в просторный вестибюль и замерла.
Она сразу увидела милые лица друзей, которые крохотной группкой стояли у большого белого дивана и смотрели в ее сторону. Алевтине Вадимовне стало страшно. Как ее встретят супруги Берестовы и Борька Старыгин? Не сочтут ли ее преображение хитрой уловкой, инопланетным фокусом, призванным сбить с панталыку честных людей? Не станет ли им обидно, что эта дряхлая развалина Казарова обошла их в беге наперегонки со смертью? Умерла и возродилась к новой жизни, совсем как в библейских сказках... Бывшая учительница так и осталась атеисткой, несмотря на то, что в последние десятилетия советская власть заметно смягчила свое отношение к церкви.
— Алечка, милая! — всхлипнула Катя и первая разорвала путы оцепенения, сковавшего всю их маленькую компанию.
Аля кинулась к ней навстречу и они обнялись под одобрительные аплодисменты юного медперсонала, что собрался в вестибюле. Генерал и академик неуклюже двинулись к обнимающимся и рыдающим подругам. Конечно оба были уже глубокими стариками, но это не значит, что они перестали быть мужчинами. Воистину фантастическое преображение еле ползающей старухи в ослепительную диву поневоле заставляло учащенно стучать сердца. Наконец, подружки разомкнули объятия и обратили внимание на смущенно топчущихся мужиков.
— Ну, Алька, ты даешь... — выдохнул Борис Ильич.
— Фи, пошляк! — скривилась Екатерина Евгеньевна.
— Ничего, Катенька! — отмахнулась Алевтина Вадимовна. — Это он от неожиданности.
— Выглядите вы превосходно, — решился на комплимент Гелий Аркадьевич, покосившись на супругу.
— Спасибо, товарищ академик.
— Простите, что вмешиваюсь в вашу дружескую беседу, — сказала незаметно приблизившаяся младший медикус Софрина, — но прежде, чем вы покинете нас, я должна сделать небольшое сообщение...
— Это моя Кирочка! — с гордостью произнесла Аля, словно это была ее дочь. — Мой ангел-хранитель...
— Спасибо, Алевтина Вадимовна! — отозвалась девушка. — С вашего разрешения, я продолжу... Дело в том, что в работе нашего Рекреационного центра мы учитываем потребности в восстановлении не только отдельных пациентов, но и членов их семей, если к тому есть медицинские показания. Поэтому я уполномочена предложить вам, дорогие товарищи, наши услуги.
Берестовы и Старыгин ошеломленно молчали, наконец, генерал произнес:
— Спасибо, конечно, но... Мы очень любим нашу Алю... Алевтину Вадимовну, но ее биологическими родственниками не являемся.
— Как это — не являетесь! — возмутилась товарищ Казарова. — Да роднее вас на Земле у меня никого нет!
— Полностью поддерживаю, — сказала Кира. — Для нас имеют значение и тесные дружеские связи — тоже.
2
Вадим Михайлович Казаров и подумать не мог, что однажды ему придется пойти по стопам своего отца, которого когда-то считал лишь героем маминых сказок. Еще в первом классе ему объяснили, что папаша его утонул сам и утопил трех своих учеников. Это было очень обидно слышать и пришлось с кулаками доказывать обидчикам, что они не правы. За драку ему влетело от мамы, но она все-таки опровергла враньё, получивших по сопатке врагов. Когда Вадик подрос, мама сама подтвердила то, за что другие бывали биты, но на нее он обижаться не стал.
Как почти взрослый, Вадик понимал, что мама рассказывала ему сказки, чтобы облегчить собственную боль. Он и сам в глубине души продолжал верить в то, что отец снова улетел на звезды. И все равно был потрясен до этой самой глубины, когда узнал, наконец, правду. Двадцать биологических лет назад Р`Альф — тогда еще только связной Синдиката на Земле — поведал ему, что Михаил Васильевич Скоробогатов жив и находится в розыске по требованию Генерального обвинителя Галактического Трибунала. Подробности же стали известны курсанту Казарову только по окончании Академии на Ариолле.
Матери Вадим ничего сообщать не стал, хотя, наверное, это было неправильное решение. Первое время с нею попросту не было связи, а потом, когда она купила себе портативный телефон «Заря» и появилась возможность подать о себе весточку, уже стало известно, что отец арестован и идет следствие о его многочисленных преступлениях. Хотя мама ни на минуту не сомневалась в том, что история с четырьмя утопленниками неизвестно кем и для чего придумана, чтобы скрыть истинную правду, все же ей стало бы легче, получи она подтверждение от родного сына.
Стыдно было в этом признаться, но Вадим испытал облегчение, когда от Р`Альфа пришла шифровка, что Алевтина Вадимовна уже все знает, более того — собирается хлопотать о пересмотре дела своего мужа. А вот теперь, правда — от щупальника, которому еще неизвестно, можно ли верить — агент Сигма получил сведения о том, что его мать проходит процедуру полной рекреации организма. Если это не ловкая деза от неведомого врага, последнему можно только порадоваться. Вадим сам себе не отдавал отчета в том, что страшно боялся потерять единственных родных ему земных людей.
Кроме них, у него были жена и куча ребятишек. Ксюша принадлежала расе неонов — наиболее близкой к людской не только по фенотипу, но и, как выяснилось — по генетическому тоже. В этом поразительном сходстве крылась какая-то тайна, но самое главное, что все его пятнадцать отпрысков связывали собой обе родственных расы. Раньше они с Ксенонией опасались, что их детям суждено так и остаться забавной причудой природы, но теперь, когда Земле было предложено стать полноправным субъектом Галактического Сообщества, появилась надежда, что браков между людьми и неонами будет заключаться немало. И тогда во Вселенной появится третья, прежде неизвестная раса.
Это были посторонние мысли, они размягчали волю и Вадим запретил себе думать обо всем этом. Нибелунгер, подхвативший его на Шиале, продолжал полет в неизвестном направлении. Узник по-прежнему коротал время в карантинном отсеке, никто из экипажа не показывался. Неужто они решили уморить его жаждой? Обходиться без пищи сотрудник оперативно-розыскного отдела мог довольно долго, а вот без воды — не очень. В крайнем случае можно пить то, что обычно сливается без всякого сожаления, но так ведь и сливать скоро станет нечего!
Какого ирихорна они его держат здесь? Может, у них приказ доставить его высохшую мумию? Ходили слухи, что есть такие коллекционеры, обитающие на тех планетах, которые еще не вошли в состав ГС, но уже приобщились к некоторым прелестям межзвездного подпольного бизнеса. Печально, если кончится этим. Малыша из маминых сказок, контрабандисты, в конце концов, пожалели, на первое время отдали на воспитание втуке, а затем принялись приобщать к своему ремеслу. Причем, методы они не выбирали, перекраивали на свой лад и тело и душу несчастного детеныша. И добились своего, гады.
Тоска уступила место холодной ярости. Попадись ему сейчас Лягва, он бы зенки его лягушачьи повыдавил бы. Да и Четырехглазого бы не пощадил, не прибери его в свое время пластун-мимикроид. Вот только «маму» бы не тронул. Она единственная на корабле относилась к Маугли с Земли по-человечески, лечила его чудовищные раны и переломы, а главное — утешала. Вадим понял, что от жажды начинает путаться сознание, он стал утрачивать связь с реальностью, сам становясь Малышом, который когда-то томился за этой же прозрачной, но несокрушимой стеной.
Он очнулся от тяжелого взгляда, сила которого ощущалась даже сквозь светопроницаемую переборку карантинного отсека. С трудом приподнял голову, чтобы посмотреть, кто это на него так пялится, и подумал, что бред, вызванный обезвоживанием, продолжается. Потому — что они были здесь. Все трое. Толстый и тонкий, чьи голые лоснящиеся телеса перетянуты портупеями с кобурами импузлов. И — «мама». Вернее — «бабушка». Ее овальные голубые глаза с нитевидными зрачками излучали успокаивающее сочувствие, а толстые синие волосы шевелились, словно пучок щупалец.
Кажется, он снова потерял сознание, потому что когда пришел в себя в следующий раз, то увидел звезды, обрамленные рамой овального иллюминатора, а над головой плавно покачивалась золотая кисть. Проще всего было счесть это продолжением сна или бреда, но в нескольких метрах от себя Вадим увидел столик, на котором стоял кувшином с узким горлышком, наполненный прозрачной, насыщенной пузырьками жидкостью. Он сполз с высокой кровати под балдахином, и на четвереньках направился к столику. Схватил кувшин и, не вставая, присосался к горлышку.
Жидкость напоминала минералку, солоноватая на вкус, она не только щедро оросила пересохшую пустыню рта и гортани, но и наполнила мышцы силой. Вадим поднялся, чувствуя, что теперь может стоять на ногах. Осмотрелся. И снова его осенило узнавание. Это «мамина» спальня. Здесь когда-то жил Малыш, покуда его не взяли в оборот Лягва и Четырехглазый. Значит, из карантинного отсека его уже выпустили... Уже хорошо. Теперь можно будет прояснить обстановку. И он сделает это немедленно, даже если ему начнут угрожать импульсными излучателями.
Вадим обследовал каюту. На нибелунгерах не использовали биполярных дверей, а проходы между отсеками закрывались массивными люками, способными выдержать перепад давления в случае частичной разгерметизации корабля. Люки эти открывались и закрывались вручную, автоматика срабатывала лишь тогда, когда включался аварийный режим. Поэтому не составило большого труда покинуть каюту. Повернув штурвал, бывший пленник карантинного отсека оттянул на себя круглую плиту и перешагнул через комингс. Он оказался в длинном коридоре, что тянулся через всю обитаемую часть корабля.
По обе стороны были видны круглые блямбы люков, испещренные непонятными обозначениями. Похоже, экипаж нибелунгера не использовал силингву, по крайне мере — в ее графической ипостаси. Впрочем, что там за этими люками, Вадима не интересовало. Он нацелился на центральный пост. Там он найдет все ответы, а главное — выяснит, что значат все эскапады, в которые его втянули? Если потребуется, он объяснит этим, с портупеями, что он не восьмилетний Малыш и издеваться над собой не позволит. А будут артачиться... Что же, от мысли отомстить за издевательства над отцом он еще не отказался.
Люк, ведущий в центральный пост управления, замыкал коридор. Вадим отворил его беспрепятственно. И очутившись внутри, на мгновение забыл о своих решительных намерениях. Мама Аля была совершенно права, когда подозревала, что душа ее сына унаследовала проклятую тягу к звездам от отца. Звездный яд также циркулировал в жилах Вадима Михайловича, как и в крови Михаила Васильевича. И хотя он уже не первый год странствовал, по долгу службы, по мирам Галактики, но всегда — лишь пассажиром. И нередко — сети мезотранспортировки, когда входишь в одну камеру, а выходишь из другой, но уже за сотни парсек. Какая уж тут романтика космических путешествий?
В навигационной рубке звездолета, Вадим вообще оказался впервые. И не просто звездолета, а — нибелунгера с его подковообразным обзорным экраном и таким же пультом под ним, на панели которого пестрели сотни дисплеев, переключателей, индикаторных глазков и прочей архаики легендарной эпохи завоевания Галактики и звездных битв между цивилизациями, что далеко не сразу нашли общий язык в прямом и переносном смысле. На самом деле и тогда звездолетами управлял электронный мозг с его голографической памятью и умением принимать и выполнять решения со световой скоростью.
Экраны, пульты с переключателями, исполняли чисто психологическую функцию. Веками разумные существа управляли теми или иными транспортными средствами — от утлых лодчонок, до примитивных летательных аппаратов. И даже когда возникли электронно-вычислительные машины, способные обрабатывать огромные массивы информации и молниеносно реагировать на изменение ситуации, мыслящие не торопились выпускать штурвалы из своих щупалец, псевдоподий и рук. Межпланетные, а затем — межзвездные корабли строились с учетом этой особенности.
Даже современные корабли снабжены органами ручного управления. Хотя, конечно, ультрасенсоры — это не тумблеры и кремальеры. Они требуют особой сноровки и умения пилота слиться с электронными нервами звездолета, фактически превращаясь в биологический элемент системы управления — не самый быстродействующий и надежный, но определяющий цели полета, а значит — необходимый. Нет, Вадима не тянуло становиться пилотом, но быть своим в центральном посту — мечталось. И вот сейчас, когда он, не спрашивая разрешения, перешагнул через комингс, то ощутил, что такое право у него есть.
И опять он увидел всю троицу, которая, как ему казалось, померещилась в бреду. Не померещилась. Четырехглазый, Лягва и Бабушка — не хотелось брать это слово в кавычки — обернулись к нему. Ни угрозы, ни удивления не чувствовалось в их взглядах. Бабушка первая к нему подошла и вдруг обняла пухлыми гибкими руками втуки. От нее отчетливо пахло морской капустой, но при этом исходило столько любви, тепла, нежности, что впору было расплакаться. Однако сын человека, которого это удивительное существо взрастило на этих самых руках, не расплакался.
3
С Колей Степановым, до своего отлета с Земли, Аля поговорить не успела — его как раз перевели из института Федорова в столичный Рекреационный центр. А с Эриком она надеялась увидеться на Ариолле. Так что из трех своих бывших учеников, бывшая же учительница повидалась только с Борей Антоновым. Он жил в Новосибирске. Сначала — у родственников, а затем — в отдельной квартире, выделенную ему, как сотруднику нового предприятия, возводимого на правом берегу Оби в ста пятидесяти километрах от города. На нем должны были строить межпланетные и межзвездные корабли, специально приспособленные под нужды землян.
Борис Николаевич Антонов, как борт-инженер киркилийского рейдера, был единственным на всей планете специалистом по инопланетной космической технике, и потому — незаменимым. В конструкторском бюро, где он работал научно-техническим консультантом, засиживались допоздна. Ведь это было так увлекательно строить космические корабли, способные преодолевать световые годы. И пусть технологии и материалы созданы инопланетянами, их нужно было максимально адаптировать под человеческую анатомию и психофизиологию. А это было не так-то просто сделать.
Поэтому Борис Николаевич сумел уделить Алевтине Вадимовне не слишком много времени. Они встретились в Академгородке, в знаменитом кафе «Эврика». Это место повидало много знаменитых людей. В «Эврике» бывали всемирно известные ученые, писатели, музыканты, но вряд ли за всю его историю за столиком сидели более необычные посетители. Впрочем, никто из завсегдатаев кафе не обратил на них внимания. Мало что ли бывает здесь красивых девушек и симпатичных молодых мужчин? Особенно — сейчас, когда наука снова стала модной, ведь даже фантастическая гипотеза о существовании иных цивилизаций получила блестящее подтверждение.
Увидев Алевтину Вадимовну молодой и красивой, Борис Николаевич не слишком удивился. Именно такой он ее и помнил. Хотя умом понимал — преподавательнице русского языка и литературы сейчас должно быть около восьмидесяти. Так что без рекреации здесь явно не обошлось. Труднее Антонову пришлось, когда бывшая учительница начала задавать вопросы. Наверное, он мог бы на них не отвечать. Все-таки они не в школе, и он уже не ученик седьмого класса. Однако сказалась привычка, выработанная школьными годами — если учительница спрашивает, молчать нельзя.
— Что я могу вам ответить, Алевтина Вадимовна, — нехотя произнес он, когда собеседница спросила о своем муже. — Не хочу, чтобы между нами остались какие-нибудь недомолвки... Михаил Васильевич оторвал нас от родного дома на полвека. За эти годы мы потеряли многих близких нам людей. Мне повезло больше, чем Эрику и Кольке, но все равно, когда я увидел состарившихся родителей, младших братьев, которые вдруг стали старшими, ставшую бабушкой племянницу, которую я помню сопливым младенчиком, у меня в голове помутилось от злости... Попадись мне тогда ваш супруг, не знаю, чем бы наша встреча закончилась...
— Я тебя понимаю, Боренька, — горестно, по-старушечьи, покивала цветущая юностью «учителша», — и не оправдываю Михаила Васильевича, но неужели совсем ничего хорошего ты не можешь о нем сказать?
Антонов уткнулся в накрахмаленную скатерть.
— Да поймите, Алевтина Вадимовна, — со вздохом проговорил он, — я стараюсь быть объективным... И вполне понимаю, что если бы не Учитель, я бы не стал тем, кем стал. Не увидел бы звезды вблизи, не сделался бы бортинженером настоящего, а не картонного звездолета. Да и до нынешнего времени мог бы попросту не дожить... Вы же лучше меня знаете, сколько моих одноклассников не дотянуло до всей этой рекреации и прекращения войн... Тимка Куницын подорвался на растяжке под Кандагаром... Ленька Михайлов хватанул смертельную дозу в Чернобыле... Гриню Турова застрелили эскадроны... А Светку Ковалеву зарезали бандиты... Так мне ли жаловаться?.. И все-таки когда Михаил Васильевич заставил нас собирать импузлы, выдергивая их из скрюченных в агонии пальцев киркилийцев, когда загнал нас на борт их рейдера и приказал покинуть Землю, ничего, кроме лютой ненависти я к нему не чувствовал... Да и потом, когда мы высадились на Салахаре, а эту мерзкую планетку галактические контрабандисты приспособили под перевалочную базу нелегального товара, и Кольке Степанову червелазы выели глаза, как я, по-вашему, должен был относиться к человеку, который виноват во всем этом?..
— Прости, Боренька, что вынудила тебя вспомнить об этом, — понурилась Аля. — Не скрою, мне хотелось услышать от тебя другое... Дело в том, что я хочу хлопотать о пересмотре приговора, вынесенному Михаилу Васильевичу, и для этого мне нужна хотя бы внутренняя опора...
— Вряд ли я смогу вам в этом помочь, Алевтина Вадимовна, — угрюмо откликнулся Борис Николаевич. — Конечно, из уважения к вам я мог бы притвориться, что на самом деле обожаю Учителя, но зачем? На суде все мы давали показания, и не скрывали ничего. И поверьте, не пытались как-то очернить Михаила Васильевича, пытаясь выгородить самих себя. Да, как ни крути, мы были соучастниками. Вместе брали нелегальный товар и перевозили его в те миры, в которых он пользовался спросом, несмотря на то, что был официально запрещен к ввозу, вместе уходили от патрулей, вместе переносили все тяготы этого сомнительного занятия... И обо всем этом мы рассказали следствию и Трибуналу. И не наша, с пацанами, вина, что Учитель получил срок, а нас депортировали на Землю.
— Надеюсь, меня ознакомят с делом моего мужа, — сказала его собеседница. — И я узнаю, все подробности... Однако в любом случае, я уверена, что кроме чисто юридической стороны дела, есть еще и моральная. Ведь Михаил Васильевич, прежде, чем вернуться на Землю, а затем — угнать, с вашей помощью, корабль пришлецов, сам прошел через такие муки и издевательства, что непонятно, как он только вообще выжил. Он осужден, и быть может — справедливо, но судили ли тех, кто его таким сделал?
Антонов пожал плечами.
— Этого я не знаю, — пробормотал он.
— И я — не знаю! — воскликнула Аля. — Но постараюсь узнать, и спросить за это с тех, с кого следует!
— Хочу искренне пожелать вам удачи, — не слишком искренне произнес Борис Николаевич. — Вы простите меня, Алевтина Вадимовна, но у меня очень много работы.
— Да, конечно, я понимаю...
— До свидания!
Научно-технический консультант конструкторского бюро первого в истории Земли звездолетного завода, поднялся. Положил на стол деньги за кофе, который они пили, и ушел. Аля осталась за столиком одна. Разговор с Борей Антоновым, от которого она столько ждала, прошел впустую. Не нужно было переключать зрение на рентгеновское, чтобы понять — бывший ученик и соратник Миши по космическому разбою не любит вспоминать прошлое не только потому, что это доставляет ему боль. Бывший бортинженер контрабандистского корабля чего-то боится, но чего?
Ответ напрашивался только один — пересмотра дела! Да их с Эриком и Колей вернули домой, избавив от наказания, но если она добьется изменения приговора Мише, не повлечет ли это пересмотра приговора, вынесенного экипажу его корабля? Так ли уж честны были эти мальчишки, когда давали показания перед Трибуналом? В самом ли деле не пытались выгородить себя за счет своего Учителя и командира? Эти холодные мысли испугали саму Алю. Нет, она вовсе не желала, чтобы вместо Миши посадили Борю, Эрика, а тем более — пострадавшего Колю, но ведь должна же быть во Вселенной справедливость!
Расстроившись, Алевтина Вадимовна покинула кафе. Выйдя на улицу, она поплотнее запахнула пальто и повязала на голову косынку. Сибирская весна полна сюрпризов и май нередко бывает холоднее апреля. Теперь можно было с чистой совестью возвращаться в Нижнеярск. До отлета в систему Альтаира оставалось меньше месяца, а еще надо было что-то придумать с домом в Малых Пихтах. Аля не хотела продавать родовое гнездо. Как бы ни сложились дела с пересмотром приговора Мише, она мечтала, что однажды они вернутся в поселок. Снова пойдут преподавать в школу. А вдруг к тому времени в ней будут учиться уже не только человеческие дети?
И не только — чужие! Вдруг, Вадик с Ксюшей разрешат своим детишкам пожить с бабушкой и дедушкой? Ведь им надо будет где-то учиться! Да может они, с Мишей, и сами еще обзаведутся малышом... А что, она теперь снова молода и готова нарожать не меньше, чем невестка! Вот будет смешно... Вчерашняя баба Аля опять лукавила. Вовсе не смешно ей было. Сладкая тоска вдруг стиснула ее молодое, здоровое сердце. Вспомнила о том, о чем давно забыла по старости... Пропахшие яблоками ночи ранней осени, полные нежности и неутолимого желания принадлежать любимому...
С трудом отогнав эти совершенно не нужные сейчас мысли, она юркнула в закрывающиеся двери автобуса, который следовал до аэропорта. В салоне было тепло, можно было снять косынку и расстегнуть пальто. Аля пристроилась у окна и принялась рассеянно глядеть в окошко на проплывающие мимо строения Академгородка. Когда-то она мечтала, что Миша, с его необыкновенными знаниями о космосе, будет работать где-нибудь здесь. Теперь же она хотела только одного — вернуться с ним в их старый дом в Малых Пихтах, скромно трудиться, принося пользу людям и пришлецам, если они, захотят учить своих детенышей в скромной поселковой школе.
Автобус уютно подвывал двигателем, проносясь по шоссе уже за пределами Академгородка. Напротив одинокой пассажирки сидели молодые люди в очках и о чем-то взахлеб спорили. Аля поневоле стала прислушиваться к ним. Речь шла о какой-то загадочной мезотранспортировке. Со свойственным молодежи отрицанием всего и вся — Алевтина Вадимовна, хотя и стала чудо как хороша, но к молодежи себя не относила — один из парней пренебрежительно отзывался о неком «принципе гравикомпенсации», уверяя своего приятеля, что для Галактики это уже вчерашний день!
Дескать, все цивилизованные планеты давно уже связаны непонятными, подслушивающей Але, МТ-станциями и только Земля, будучи вселенским захолустьем, будет вынуждена довольствоваться примитивной космодромией, как и положено мирам галактической окраины. Второй парень возражал, что поклонник мезотранспортировки попросту ничего в ней не смыслит, ибо для того, чтобы подключить земшарик к внешним МТ-станциям, нужно создать их сеть на самой планете. И что уже сейчас, в ИНТЕХе, разрабатывают прототип мезотранспортной установки локальной сети, которую кто-то в шутку нарек КВАНТОБУСом.
Чудно, думала Аля, погружаясь в дрему. Эти парни запросто говорят о вещах, которые совсем недавно были совершенно не представимы.
4
Силингву они знали. Правда, разговорчивостью не отличались. Лягва проквакал что-то невнятное и отмахнулся перепончатой лапой, отвернувшись к пульту. Четырехглазый долго угрюмо бурчал, но более половины его слов были не переводимы. Скорее всего, он ругался на собственном языке. Из его бурчания Вадим понял только, что перед ним не тот самый Четырехглазый, который когда-то натаскивал Малыша в боевых искусствах. Оказалось, что после трапезы пластуна-мимикроида Лягва подобрал то, что осталось от прежнего напарника и вырастил его генетическую копию.
Потом «слово взяла» — если это выражение применимо для втуки — Бабушка. Существа этой расы не умели издавать модулированных звуков, зато обладали даром воздействовать на мозг своих собеседников. Собеседники «слышали» то, что втуки хотели до них донести. При этом сами щупальцеволосые неплохо понимали вербальную речь других существ. Так что Вадим вполне отчетливо «услышал слова», обращенные к нему женщиной с Пангелиоса. И, разумеется, понял, что именно она хотела ему сообщить, но... лучше бы не понял.
Не то, что бы «сказанное» перевернуло его мировоззрение — за годы службы в Синдикате агент Сигма повидал всякое, но с любимыми сказками детства расставаться все же не хотелось... Истерзанный жестокими контрабандистами Малыш прибегает за утешением к «маме», которая снимет боль, перевяжет раны, споет колыбельную, извлеченную из памяти своего подопечного, и... закрепит в подсознании полученные дрессировкой Четырехглазого и Лягвы навыки. А как же — ведь они необходимы для овладения их ремеслом. И не только — навыки!
Добрая, ласковая, все понимающая «мама» внушит, что межзвездный разбой — это увлекательно и даже благородно. Расскажет о первозданной красоте далеких миров, о приключениях, которые его ждут на этих планетах и в открытом космосе... И не только расскажет, но и покажет. Ведь ей не трудно развернуть перед мысленным взором измученного ребенка соблазнительные картинки. Вот он, большой и сильный, мчится над сухими долинами Салахара верхом на гравицикле, вот стреляет из импульсного излучателя в нимизидийского ирихорна, а вот ведет звездолет через теснины Цорамского Пояса, уходя от патрульного корабля...
После такого «кино в голове» гораздо легче выдерживать тренировки с Четырехглазым или занятия по навигации с Лягвой. В отличие от «мамы» эти наставники жестоки, они бьют за малейшую неловкость или несообразительность. Если им не понравится, как воспитанник работает с дерущейся тренажерной куклой или определяет координаты цели, они не ограничатся побоями. Несколько раз Малыша засовывали в медицинский бокс, где кроили и перекраивали не только тело, но и, кажется, мозги. И тем ценнее становился каждый миг, проведенный с синеволосой женщиной, от которой пахнет дедушкиным лекарством.
В детстве, слушая папины сказки в мамином изложении, Вадим не задумывался над таким очевидным вопросом, что делает столь нежное и заботливое существо на разбойничьем звездолете? А если и задумывался, то верил, что она такая же пленница, как и Малыш... Черта с два — пленница! Атаманша! Капитанша пиратского корабля! Мозг и душа преступного сообщества! Однако не это самое печальное, куда печальнее то, что и своего воспитанника, детеныша расы двуногих прямоходящих млекопитающих, она вырастила убежденным пиратом и контрабандистом.
Умный, находчивый, способный к эмпатии — Михаил Васильевич Скоробогатов должен был стать капитаном пиратского корабля, и «мама», которую звали Свю, этой цели добилась. Что бы там ни утверждал папа, никогда нибелунгер контрабандистов никогда не терпел кораблекрушения. Вчерашнего Малыша подельники намеренно высаживали на необитаемых планетах одного, чтобы он приобрел навыки выживания, а потом и вовсе бросили на Салахаре. Там-то его и подобрал военный корабль Амарогролской империи. С этого момента потянулась цепочка событий, которая сначала привела «найденыша» на Землю, а потом вернула в космос.
Таким образом отец Вадима воплотил мечты госпожи Свю. Захватив, с помощью своих учеников, киркилийский рейдер, бывший Малыш сумел с связаться с «мамой» и оба корабля занялись межзвездным разбоем сообща. Любопытно, что оказавшись под Трибуналом, Михаил Васильевич ни словом не обмолвился о своих подельниках, именно поэтому нибелунгер продолжил скитаться в пространстве, промышляя контрабандой и грабежом планетных ресурсов. Похоже, что у космических пиратов есть свои осведомители в государственных структурах многих планет. Ведь из каких-то источников госпоже Свю стало известно о захвате рейдера патрулем Галактического Трибунала!
И не только об этом. Она, видимо, знала, как вел себя ее воспитанник на допросах и в суде, какой срок получил и в какой именно тюрьме отбывает наказание. Слыхала она и о том, что экипаж ее Малыша был сослан на родную планету. Вадим слушал все это и не мог поверить своим ушам. Неужели Бабушка не понимает, что ее «собеседник» оперуполномоченный Синдиката, который, помимо прочего, занимается и пресечением деятельности космических пиратов и контрабандистов? Не может не понимать. Ведь не случайно же ее корабль подобрал на Шиале агента Сигму? Чего же она от него хочет?..
«Папу нужно выручить, Вадик, — последовал ответ. — Они положили его в анабиоз. Срок у него пожизненный, но это не значит, что его будут сохранять вечно. Скорее всего — отключат по истечении определенного времени. Поверь — так делается. Мы знаем. Пожизненный срок — это лишь замена смертной казни. Мы хотим выручить твоего отца, потому что он один из нас...»
Вадим почувствовал, что ему хочется поверить госпоже Свю. Втуки всегда очень убедительны. Эта удивительная раса вообще никогда не действовала через насилие, только — через убеждение. В древние времена, когда основой их питания было мясо, втуки убеждали хищников приносить им свою добычу. Вся история цивилизации на Пангелиосе состоит не из войн, как на Земле и других планетах, а из бесконечных переговоров. Побеждал тот, кто убедительнее доносил свою точку зрения на назревающий конфликт. Вот почему в Галактическом Сообществе втуки считались самой мирной расой.
Ладно, сейчас нужно не об этом думать... Если Бабушка даже права, как можно спасти отца от грядущей эвтаназии?.. Обратиться в Галактический Трибунал с просьбой о пересмотре приговора?.. Сколько будет циркулировать это прошение в недрах гигантской бюрократической машины ГС?.. Образование, полученное Вадимом в Академии, не было достаточным, чтобы он мог разбираться во всех юридических тонкостях федерального законодательства, но его хватало, чтобы понять — Михаил Васильевич Скоробогатов был осужден по законам Галактического Сообщества, но за ущерб, нанесенный имуществу и обитателям миров, которые в него входят, и в процессе пересмотра приговора придется учитывать тонкости законодательства этих планет. Это огромный труд, требующий участия профессиональных юристов и содействия властных структур.
«На это уйдет слишком много времени, Вадик, — снова «заговорила» госпожа Свю. — Твой отец осужден не за то, что он совершил. Он стал лишь камнем преткновения в конфликте между Галактическим Трибуналом и Синдикатом, а точнее — между Генеральным Обвинителем Орохом-ан-Орохом и Куратором, господином Кмыфом, известным также как Соргот. Сейчас жернова их вражды застряли на этом камешке, но они обязательно сотрут его в пыль, если его вовремя не вытащить...»
Да как его вытащить? Тюрьму Галактического Трибунала штурмом взять? Здесь одним стареньким нибелунгером не обойдешься. Здесь потребуется целый флот и большой десант. И еще неизвестно, чем это нападение обернется.
«Нет, что ты, Вадик, никакого штурма! Нужно сделать так, чтобы твоего отца вывели из состояния анабиоза и этапировали из астероидной тюрьмы на Ариоллу. И вот тогда можно будет попытаться перехватить конвойный корабль в пространстве...»
Для того, чтобы отца вывели из анабиоза и этапировали в систему Альтаира, нужно все-таки начать процедуру пересмотра приговора. Кто будет этим заниматься?
«Твоя мама, — «ответила» Бабушка. — Она очень любит твоего отца, и по завершению процедуры рекреации, у нее появится возможность заняться пересмотром приговора. Она уже мечтает об этом, мы смогли передать ей соответствующую информацию, но ей сейчас очень нужна поддержка близкого человека...»
И Вадим почувствовал, что да — очень нужна и такая тоска по матери накрыла его, что он едва не задохнулся. Да как же так! Ведь прошло тридцать лет, как он ее покинул. Писал ей сообщения на телефон, когда это было возможно, присылал фотографии Ксюши и детей, и еще переводил деньги. Вернее — не он, а специальный отдел Синдиката, который каким-то хитрым способом умудрялся переправлять на Землю драгоценные камни, продавая их ювелирным компаниям, а на вырученные средства финансировать ту часть своей деятельности, которая касалась третьей от Солнца планеты.
Он вспомнил, как однажды мама рассказала ему о своем то ли видении, то ли сне, посетившем ее еще тогда, когда она лежала в психоневрологическом диспансере. Она описывала Ариоллу, странный дом из «мыслепластмассы», рассказывала о предложении, которое должно было последовать, но не последовало. Кстати, все оказалось близко к реальности, в том числе и то, что ей якобы хотели предложить тонну алмазов за согласие сотрудничать с Синдикатом. Тонну не тонну, но ведомство Куратора и впрямь щедро платило своим сотрудникам, тем более — таким многодетным, как Вадим Михайлович Казаров.
«Звездолет в твоем распоряжении, Вадик, — продолжала между тем Бабушка. — Куда прикажешь, туда мы его и направим. Судьба родителей в твоих руках...»
Продолжение следует:
Предыдущие главы можно прочесть здесь: