И вот ты просыпаешься в любимом уютном доме. Сквозь дорогие, с любовью выбранные занавески ластится солнечный луч, заглядывает под сонные веки, целует щеки. На кухне ждет горячий вкусный завтрак, приготовленный дружеской крепкой рукой. За стеной сопят три самых теплых маленьких носа. Впереди – насыщенный, яркий на события день. Интересное дело, любимая работа, новые люди. Ты потягиваешься и … ощущаешь себя бесконечно несчастным. Невозможно несчастным. До такой степени, что закрыть бы глаза и никогда ни за что не откидывать это одеяло.
Она проснулась однажды такой. С дырой внутри, переломанными пальцами рук в собственной голове, ломотой в костях, со стойким ощущением ненастоящности всего происходящего. Нет, раскидав карты, соображаешь – всё для счастья есть – дом, дети – целых трое - достойный и боготворящий ее муж. Почему тогда она туда едет?
Она снова отправляется по этому маршруту, но уже совершенно другой. С вопросами, на которые надо сейчас найти ответы. Ох, не задавать бы их совершенно. Никогда никому, а уж в особенности себе. Маршрут вместо легкого и обещающего счастье тяготит, тянет, ноет. Зачем она едет? – сосет под ложечкой. Что будет потом? – давит уши. Не разрушит ли она свою жизнь и жизнь еще нескольких – как минимум – человек? – бьётся в груди.
Все эти стоны внутренностей и наружностей исчезают, когда она видит его. За три недели разлуки уж будто стала забывать – или настроила себя на эту забывчивость - какой он настоящий. Какой дерзкий, сильный, крепкий. Как он ловко и навсегда-цепко держит ее в своих лапах. Как необходим и безысходен в сознательном варианте его запах. Как он настойчиво и властно погружается взглядом в ее глаза и эхом отдается в каждом волоске на теле. Они познакомились, как в анекдотах про измены, на пляже в жарких местах, где частенько отдыхают друг от друга семьянины. Никто из них не предполагал, что отдохнуть придется настолько. Она танцевала в тот вечер, а он просто на нее смотрел. Вообще-то на нее всегда, и много, и везде смотрели мужчины. Она из тех, которые никогда не остаются без этих комплементарных взглядов, так ласкающих женское нутро. Но никто будто никогда не смотрел именно так. Одного этого взгляда было достаточно для того, чтобы захотеть навсегда сменить привычные и горячо любимые когда-то занавески в спальной. Он ею владел уже тогда, беспрекословно-метко. Он это знал наверняка. И в целом был слишком самоуверен. Слишком – не по отношению к ней. Она это осознавала еще сильнее. И еще, и еще сильнее желала этого взгляда. Так и случилось.
Всё, чего ей хотелось, всегда было с точностью так. Не потому, что отмечена кем-то свыше или рождена в рубашке. Всего приходилось добиваться самой, своими руками строить, пилить, строгать, штукатурить, замешивать. Это она осознала очень рано, оттого и не ждала чуда. Чудес не бывает, бывает только то, что ты способен и готов сделать сам. А хотя… одна капля удачи ударила и по ее плечу – она успешно вышла замуж за лучшего друга, отменного любовника и прекрасного отца. Муж ее боготворил. Вместе они построили бизнес, жилье, родили детей, занимались воспитанием-детсадами-школами-секциями. Со стороны казалось, что это именно так.
Счастливая, полноценная, на зависть многим семья. И вот однажды она очухалась, остановилась в бесконечном беге и взглянула на происходящее в их семье изнутри. «Всех денег не заработаешь», - сказал ей муж. Это был призыв остановиться на ее разговоры о планах на карьеру, личностное развитие и будущее. Подожди… как? – промелькнуло в голове. И что теперь – сложить руки и сидеть на стуле у окна? Или вязать долгими вечерами? Шляться бесцельно по магазинам в поисках хоть какого-то «затыка» во времени? Почему? Тут четко и навсегда пришло осознание того, что муж больше не хочет бежать. Что их темп жизни, мыслей, мечт и всего остального не совпадает. Оглянулась - это ведь она сама построила бизнес, это ведь она сама родила троих детей, она сама со старшим занималась уроками и даже какое-то время вела его домашнее обучение, это же она сама планировала поездки и теребила всех вокруг своей ненасытностью – поехали, пошли, купим, заработаем, давай, уже, уже, уже. Оказалось, что долгие годы все, чего хотела и к чему стремилась она, мужу попросту было не нужно. Он совершенно ничего не делал, занимая ожидательную позицию – ну, когда же она наконец угомонится. Да, он поддерживал, но не более чем. Да, он делал вид, что понимает и разделяет, но на этом все. Сам же он – блестящий в своей профессии человек, с золотыми руками и нетривиальными способностями – осел на дно, не желая что-либо предпринимать, начинать, строить, месить, строгать, штукатурить.
Постепенно все переросло в то, что рядом оказались два абсолютно родных – за прошествием лет и событий- и совершенно разных человека. С общими детьми, имуществом и занавесками в спальной.
Полное слез, сожаления, запретного желания, душевного клокота, тромба в венах, пробкой в ушах такси увозило ее в аэропорт. Он мчался со всей мочи на своих колесах, пытаясь преградить путь. Остановить. Не дать. Ей нужно было домой. Прощание было неизбежно. Дома слишком много всего, что ни в коем случае не может поломаться, пускай лучше ломается ее организм. Это была замечательная неделя курортного романа.
Абстинентный синдром случился тут же. Только кто-то умело скрывает свою иглу, а кому-то это никак не удается. Возвращение в реальность ей далось жутко. Муж всё понял, но старался держать лицо. Не понять было просто невозможно. Эта неделя закрутила ее мозги на вылет так, что потом случилась рвота. Она могла многое. Даже можно сказать, она могла все. Кроме одного - затормозить запущенный в ней процесс – она никогда не будет прежней. Эээм…или это она и есть – вот такая, как сейчас?
Она очень просила его прийти хотя бы ненадолго. Пожалуйста, папочка. Он ушел, когда девочке было тринадцать. Не самый лучший возраст воспринимать, понимать, прощать или резко повзрослеть. Она просила долго, мучительно, необходимо. Он - как водится – обещал – и как водится – не приходил. Она ждала, терпела и оправдывала до того момента, пока не стала его ненавидеть. Не тихо и вскользь. А откровенно и громогласо. С тех самых тринадцати лет пришлось обходиться без участия мужчин в своей судьбе. И это стало как-то само собой.
Само собой она вышла замуж, само собой построила бизнес, самой собой родила, само собой принимала решение за всю семью и так же само собой стала ее главой. Непререкаемой и абсолютной. Она не то чтобы добивалась этого, выбивая кулаками по столу и топотом каблуков. Это случилось необсуждаемо, так тонко, что она и сама это стала замечать не сразу. Только тогда, когда захотелось-таки спустить на тормозах и не задумываться. Сломаться, но так, чтобы наверняка знать – починят, соберут, заштукатурят. Этого не случилось раз, а потом второй, и больше она не позволила себе ломаться. Ибо чинить было некому. А тут неделя резкого запоя, а потом – три недели невероятной ломки. Муж всё понял. И просто произнес: езжай, пойми, что тебе нужно.
И вроде вот тебе крылья, все козыри в руки, ты же сама вроде бы этого хотела – лети к нему снова, этому шальному, крепкому, владеющими всей тобой хищнику, прямо в пасть, прямо в лапы, прямо… Но ё-маё что ж такое внутри-то щемит.
Он, конечно, нахал, каких мало. Но хорошие девчонки предпочитают плохих парней. Их затягивает на эту иглу метко и верно. Как сказал – так и будет. Как взглянул – так и потонешь. Как прикоснулся – так и растаяла. Впервые за долгое время – а быть может и впрямь впервые – она почувствовала себя маленькой девочкой в лапах огромного дикого зверя. Вот захочет – и будут зализаны ее раны. А захочет – сожрёт с потрохами. Как знать! Всё в его воле. Всё в его власти. Всё к черту. Она будто молилась на эту страсть. Она будто принесла себя на плаху. Она будто мучительно умирала и готова была умирать снова и снова. Лишь бы в его руках.
И этот абсолютный бог – или как его еще назвать – божий сын, а может и вовсе совершенный безбожник, но идол – говорит, что женат. И мир начинает вращаться не вокруг себя, а вокруг нее и бьет головой об асфальт. Подожди… как? Он боялся признаться раньше, понимая, что тогда ничего не будет. Но она – его единственная, лучшая, самая…что там еще говорят божества в момент грехопадения? Вонючие помои вылились на ее сомнительные, но всё же мечты о замене занавесок в спальной. Она почувствовала себя не то чтобы униженной, нет, это не то слово. Она почувствовала себя грязной, истрепанной, выжженной, никчемной, кривой, больной… Она сама себя нашла ведь и саму себя башкой прямо в болото. Уехала и больше не отвечала ни на что.
Тряпка, ей-богу. Ну, почему отпустил? Почему не заявил – не отдам! Моя! Почему не взял на руки и не понес подальше ото всего этого? Почему, в конце концов, не оттаскал за волосы или не вышвырнул за дверь?
Конечно, она была ему благодарна. Никто из них не был готов к окончательному разрыву. Они даже не взяли паузу. Как прежде не было. Муж очень сильно старался – таскал цветы, подарки, уделял чрезмерное для него внимание. А она тухла, но уважительно все это принимала, благодарила и успокаивала себя изнутри. Пыталась. Вообще-то она уже слишком большая для того, чтобы верить в светлое будущее с черт знает кем. Особенно если этот «кем» и в самом деле черт. Наверное, она осознала, что годами застывающий на ее взрослых, твердых на словцо, уверенно держащихся при любых обстоятельствах губах поцелуй слабой девочки рванул в сторону не самого на то долгожданного и единственного. Не самого желанного и достойного. Ведь я и сам обманываться рад. Цитата.
Она сама себе строитель и проглот. Она сама себе отец-и сын- и святой дух. Она сама себе самый строгий судья и палач. САМОобман ли это, что однажды она встретила бы человека, равного себе по силе воли, терпения и духа? Того, кто не скинет скорость на ее виражах. Ее глубокое счастье и несчастье тут же в том, что она однажды встретилась с самой собой. И занавески целы.