Мы готовились к выписке, когда в дверях палаты появилась бабушка. Все обернулись на нее, она уставилась на нас. Через минуту молчания, мы: «Бабушка, кого ищите?».
— Хм… — протянула она, озираясь по сторонам. – Ня понимаю…
— Что такое? – мы на нее.
— Да ляжу в сямнадцатой палате…
— Это семнадцатая. Вы тут не лежите, — говорит моя соседка.
Бабушка продолжает оглядываться. Стоит.
— Бабушка, может, палатой ошиблись?
Та молчит.
— Может, номер палаты другой? – я ей.
— Хм… — тянет бабуля. – Да ня знаю.. В сямнадцатой я ляжу.
— Так может в другом отделении?
— Ня знаю…
— А у медсестры спрашивали?
— Ну, — отвечает.
— И что она?
— Да, говорит, ня знаю.. идите, ищите, говорит.
Бабушка постояла в дверях еще несколько минут и пошла искать дальше. В предвкушении свободы мы продолжили собирать вещи. Прошло минут двадцать, когда в дверях, как тень отца Гамлета, снова возникла бабушка. Нам было сложно сдержать улыбки.
— Бабушка! – восклицает моя соседка. – Вы так и не нашли?
Та смотрит на нас, как на привидение. Как вы, мол, опять тут возникли. Молчит.
— Бабушка.. – мы снова ей.
— Да… ня знаю.. – тянет та в ответ.
— Так и не нашли? – повторяем.
— В сямнадцатой ляжу… ня понимаю…
Пойдемте, беру бабушку в охапку. Навстречу нам по коридору медсестра. Ловим её: бабушке, мол, не найтись, подскажите.
— Где лежите, бабушка? – твёрдо и громогласно спрашивает медсестра, которой явно надо бежать по делам. И без нас хватает.
— В сямнадцатой… — отвечает моя бабуля.
— Так идите в семнадцатую, это по коридору налево, — та ей.
— Подождите, — останавливаю диалог. – Я тоже лежу в семнадцатой, и бабушки там не было.
Медсестра задумалась.
-А в каком отделении? — после секундной паузы.
-Эээмм… — замешкалась моя бабуля.
— Так, а с чем лежите, бабушка?
Бабуля только перевела взгляд на пол.
— В каком отделении? – не терпится медсестре получить ответ и бежать дальше.
— Эээ… — бабушка явно в замешательстве.
— Бабушка! – торопит сестра.
— Да ня помню…
Медсестра пробубнила что-то вроде «понятно», «не знаю», «надо звонить..» и потихоньку ушла. Она так умело это провернула, что нам первое время казалось, будто она пошла узнавать что-то по поводу нашего вопроса. Но больше не вернулась.
Мы продолжаем поиски. По коридору бежит другая.
-Извините, — я к ней. – Нам бы помочь… бабушка…
История повторяется.
— Бабушка, в каком отделении-то лежите? – спрашивает медработник.
— Эээ… да ня знаю… ня знаю..
— Так, а с чем поступили? – видимо, медсестры знают, как надо разговаривать в таких ситуациях.
Бабуля уставилась на стену. В глазах читалось – сейчас она как минимум решает уравнение с тремя неизвестными.
— Бабуль, что болело, когда сюда поступили? – уточняет сестра.
— А ужо ничаво не болить, — быстро отвечает бабушка.
— Так, а что болело?
Бабуля ускоряет решение уравнения. Глаза забегали. Замешательство рисует выражение лица. Но всё безрезультатно.
— Ня… ня помню…
И эта медсестра убегает. Но, на нашу радость, куда-то звонить. Мы стоим. Бабушка продолжает думать. И периодически выдает мне гипотезы.
— У мяня… вроде как, знаешь, голова что ли болить… ну… да… голова что ли… что-то вроде давленне…
Потом снова замолкает. Ненадолго. Думает.
— Голова… да.. наверно… — она уже на меня не смотрит, усиленно вспоминает. – Или давленне… что-то… — стало понятно, что даже консилиум врачей это уравнение не решит.
— Так Вас только привезли? – уточняю.
— Да чатыре дня ужо ляжу…
Улыбка сама собой прорывалась. Особенно, когда бабушка, перебирая полотенце, которое таскала с собой, ловила воздух губами, как рыбка, шептала сначала себе, а потом рассуждала вслух о том, где бы это она могла лежать, ожидая от меня поддержки, переводила взгляд от стены к стене, будто там написан ответ. Такая маленькая, смешная. Вся она, с другой стороны, хрупкая, ростом в половину меня, вызывала одним видом какое-то странное сочувствие. К кому, спрашивается? Ничего ведь страшного не произошло. С бабушкой всё в порядке, у нее уже даже ничего не болит, а вопросы о вчерашней болячке заставляют порядочно покопаться в голове – что это такое было? Но сам беззащитный вид: подергивающиеся на каждый вопрос медсестры узкие плечи, тонкие коротенькие пальцы, вцепившиеся в полотенце, «куколь» из трех волосин на голове, увеличивающиеся морщинки под глазами в моменты раздумий, еле идущие, скорее всего от растерянности, ноги, жутко шуршащие тапками по полу – заставлял трепетать мою душу. Кого я жалею? Её или саму себя? Или своё будущее? — То, что мне еще неизвестно. И то, что меня непременно ждет…
Медсестра вернулась. Узнать, где лежит бабушка, ей не удалось. Поймали вторую в белом халате. Та снова начала допрос.
— Как Вы здесь оказались, бабушка? В хирургии Вас нет.
— Да… привез меня… на каталке… и уехал.
— Куда привез-то, бабуля? – не выдерживает медсестра.
— Да… там… лазер такой… большой…
— УЗИ? – перебивает вторая.
— Ну…
— А что Вам проверяли? – еще один вопрос, который ставит бабушку в ступор.
— Ня… Ня знаю.. лазер такой… большой…
Медсестры переглядываются, разводят руками.
— Куда Вы поступили? Вас на скорой привезли?
— Ну.. да. Он это… скорую вызвал… мяня врач повел.. а куда, ня знаю…
Бабушка, оказывается, больше двух часов плутала здесь. Медсестры что-то решили и потащили её за собой. В приемное отделение. Узнавать, где там бабулина семнадцатая палата. Я проводила их взглядом, развернулась в свою семнадцатую и … поняла, что заблудилась.
— Извините, — говорю проходящему по коридору мужчине. – Вы не подскажите, где здесь хирургия?