Во времена оны (в XVII - XVIII веке) за нехорошее слово в адрес государя в России следовало наказание, и пресуровое.
Неприличность слов трактовалась весьма широко. Это могла быть матерная брань, критическое замечание или естественное, но неприятное упоминание того, что все мы смертны, в том числе и цари.
Любопытно, что и сыщики остерегались дословно записывать такие слова, предпочитали эвфемизмы. Например: «Про государя говорил неистовое слово». Или, чуть откровеннее: «бранил матерно прямо».
Но порой преступные словеса передавалась почти буквально, так что и сейчас нетрудно домыслить, что именно говорилось. Так, один солдат об императрице Елизавете сказал: «Иван Долгорукий её прогрёб (выговорил то скверно), а потом-де Алексей Шубин, а сейчас Алексей Григорьевич Разумовский гребёт». Или такой вариант: «Государыня такая мать (выговорил то слово по-матерны прямо)», или «Называл Ея императорское величество женским естеством (выговорил прямо)». За женское естество - как же не наказать?
Не стоит, кстати, думать, что вести совсем уж дословные записи сыщикам не позволяла их высокая нравственность. Ведь жестоко пытать своих «клиентов» она им не мешала. Скорее они опасались, как бы самим не пострадать за слишком откровенные слова; там ведь не будут разбираться - тебе говорили или ты говорил; вот и умалчивали, на всякий случай. И без слов ведь всё понятно.