Быстро надвигающиеся сумерки пугали Матвея. Любого напугает незнакомый лес, в котором блуждаешь уже третий день. Высокие деревья, своими верхушками уходящие в небеса, создавали иллюзию безысходности. Мысленно проклиная себя за то, что решил срезать путь через этот злосчастный лес, изголодавшийся, уставший путник шёл, сам не понимая куда. Подыскивая место для ночлега, а, возможно, и каких-нибудь грибов, чтобы хоть немного заглушить сосущую пустоту внутри желудка, Матвей неожиданно учуял запах горящих дров.
- "Неужто брежу из-за голода?" - подумал Матвей. - "Впрочем, каких-то других вариантов у меня нет."
Спешно собравшись, путник двинулся в сторону запаха, словно боясь, что ветер унесёт его, лишив последней надежды. Продираясь сквозь колючие заросли, Матвей уже было отчаялся, как неожиданно, перед его взором предстала опушка, на которой стояла ветхая избушка.
- "Странно." - подумал Матвей. - "Такой глухой лес и такая чистая полянка. Неспроста..."
Парень протянул было руку, чтобы постучать в дверь, как тут же одёрнул её. С противным скрипом дверь медленно отворилась.
- Это кто ещё на ночь глядя тут шастает? С год уж тут никого не было. - в унисон двери проскрипел голос старухи.
- Бабушка! Пусти переночевать! Три дня тут брожу, у утра маковой росинки во рту не держал! Не дай сгинуть в этом лесу!
- Проходи. - старуха даже не пыталась прогнать путника. Шаркающей походкой она направилась вглубь избы.
Пригнувшись, чтоб не удариться о низкий косяк, Матвей вошёл в дом. Надеявшись увидеть логово бабы-Яги, он даже разочаровался, так как избушка имела вполне благопристойный вид. В воздухе витал аромат каши с мясом, а где-то в глубине печи что-то аппетитно булькало. Сглотнув мгновенно набежавшую слюну, Матвей сел на край лавки. Тем временем бабка кинула парню ворох одежды и полотенце.
- Ступай за избу, умойся, да переоденься, а то смердит от тебя, как от пса шелудивого.
Принюхавшись, Матвей и сам учуял стойкий запах пота и грязи.
- Твоя правда. - ответил он, поморщившись. - Третий день уже тут плутаю - почти привык к этому запаху.
За избой стояла огромная бадья. Хорошенько умывшись, насколько это вообще возможно в холодной воде, Матвей вернулся в дом. На столе уже стояли и каша, и какая-то похлёбка, и хлеб с овощами. Не теряя ни секунды, парень принялся за еду. Покончив с ужином, Матвей почувствовал, как по телу растекается сытная слабость, а веки наливаются свинцовой усталостью. За окном громко ухнул филин, символизируя этим наступление ночи.
- Даже не вздумай на лавке уснуть. - проскрипела старуха. - Ложись лучше на печь.
Даже не пытаясь спорить, Матвей с большим трудом забрался на лежанку. Печь приятно грела уставшее тело, в её глубинах негромко потрескивали угольки, убаюкивая заплутавшего путника. Вдалеке завыл одинокий волк, как бы говоря, что на небо уже взошла луна.
Уже почти уснув, на самой границе между сном и явью, Матвей услышал грустный и протяжный вой.
- "Опять волки." - устало подумал он, повернувшись на другой бок.
Вой повторился. На этот раз громче. В этом вое, который был наполнен тоской и отчаяньем, явно не было ничего звериного. То был вой человека.
Мгновенно проснувшись, Матвей посмотрел в угол избы. Старуха пристально смотрела на него, не отрывая глаз. Сглотнув комок, вставший в горле, Матвей спросил:
- Что это за шум такой?
- Шум? Это не шум... - криво усмехнулась старуха. - Это дед мой. Покойный.
- Но как же? Разве покойники могут выть, словно человек? Покойникам место в земле, в вечном покое.
- Ишь, умник нашёлся! Покой ещё заслужить надо, а этот упырь не то, что покоя - даже тех вечных мук в подвале, что он сейчас испытывает, не заслужил.
Из подвала снова донёсся протяжный вой. Матвей беспокойно завертелся.
- А кем он при жизни был, если не секрет?
- Да какой уж тут секрет? Людоед он был - заплутавших ловил, убивал, да ел. Война, знаешь ли, никого не щадила, вот и ему пришлось человечину есть, чтоб с голоду не подохнуть. А потом уж он привык - от любого другого мяса нос воротил.
- А ты как же? - подозрительно спросил Матвей.
- Да не бойся. Я в жизни мяса не ела. В самые голодные года кору с деревьев грызла, но мясо - ни-ни!
Из подвала донёсся особенно громкий вой.
- Да чего ж он так орёт, окаянный!? - не выдержал Матвей.
- Орёт? - хрипло рассмеялась старуха. В этом смехе угадывались едва различимые нотки безумия. - И правильно. И пусть орёт. Однажды у нас год особо голодный выдался - ни одного заплутавшего. Дед не выдержал, да и убил наших детей. Сначала одного, потом второго. И меня бы съел, да только повезло - забрел к нам путник, меня и отпустил. А я ночью уже сама упыря этого зарезала, да обряд над трупом провела. Теперь он вечность будет живьём в подвале гнить.
- И он так каждую ночь орёт?
- Каждую. Я уж привыкла. Заткнула бы его, да только не боится он меня. При жизни не боялся, а при смерти тем более. Хуже-то ему всё равно уже не станет.
Вой уж начал действовать на нервы. Матвей не выдержал.
- Не высплюсь же я так! Дай мне дрын какой-нибудь - сейчас я его быстро утихомирю!
Не говоря ни слова, старуха протянула ему рогатину.
- Ну! Показывай, где этот упырь живёт? Сейчас я ему все кости пересчитаю!
Сдвинув в сторону половик, старуха открыла люк погреба. Тьма внутри подвала пугающе смотрела на Матвея, приглашая к себе. Парень аккуратно подошёл к краю погреба, чтобы глаза привыкли к темноте.
Лестница была холодной и скользкой. Сосредоточившись на спуске, чтобы случайно не сорваться, Матвей неспешно спустился в подвал, как вдруг услышал хлопок сверху. Старуха закрыла единственный вход в погреб. Под ногой что-то хрустнуло.
- И кто же у нас сегодня на ужин? - прозвучал хриплый смех из глубин подвала. - Да ты подходи милок, подходи...
Во тьме сверкнули два алых уголька. Матвей хотел закричать от ужаса, но из разорванного горла прозвучал лишь захлёбывающийся хрип. Послышался влажный хруст ломающихся костей.
_____
Старуха зашторила окна и погасила свечу. Ближайшую неделю она может спать спокойно.