Нет на свете человека, который хотя бы раз в жизни не взмолился о чём-нибудь. Надо обладать поистине железным сердцем, чтобы над постелью больного ребёнка не молить Господа, или судьбу, или бог знает кого о спасении, о выздоровлении. «Но ведь это бесполезно», – скажет самый заскорузлый скептик. А кто знает? В самые трудные минуты жизни человек надеется на чудо, хватается за соломинку.
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко...
Так писал М. Ю. Лермонтов, любимым героем которого был демон, богоборец, отвергающий всё святое на свете. Помните?
К ничтожным хладным толкам света
Привык прислушиваться он,
Ему смешны слова привета
И всякий верящий смешон;
Он чужд любви и сожаленья,
Живёт он пищею земной,
Глотает жадно дым сраженья
И пар от крови пролитой...
И гордый демон не отстанет,
Пока живу я, от меня,
И ум мой озарять он станет
Лучом чудесного огня;
Покажет образ совершенства
И вдруг отнимет навсегда
И, дав предчувствия блаженства,
Не даст мне счастья никогда.
Вот такой же «дух отрицанья, дух сомненья» витал в своё время над душой великого Пушкина. В двадцать пять лет Пушкин, по собственному признанию, был атеистом, хотя уже тогда его «ум противился этому». Его любимая героиня Татьяна Ларина «верила преданьям простонародной старины, и снам, и карточным гаданьям, и предсказаниям луны», но мы ни разу не видим её молящейся, и в родовую церквушку, где её крестили, причащали, где отпевали её отца, она – ни ногой. Возможно ли было такое? Конечно, нет. Но взгляд поэта скользит мимо этих «мелочей» в жизни героини, как мимо чего-то несущественного для её характера, для развития сюжета.
Но проходит совсем немного времени, и в душе поэта наступает перелом. Любимой молитвой Пушкина была великопостная молитва святого Ефрема Сирина, которую поэт силой своего гения, не изменив ни смысла, ни единого слова, переложил в стихи:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
«Странные в жизни бывают сближения» – день поминания преподобного Ефрема Сирина 10 февраля совпал с днем кончины А. С. Пушкина. После смерти поэта Николаю Первому доложили, что Пушкин умер как истинный христианин. Он исповедовался и причастился перед кончиной. В советском литературоведении долго бытовала версия, перекочевавшая в школьную программу, что Пушкин сделал это для того, чтобы царь не оставил милостями его семью. Конечно же, Пушкин думал о своей семье, но перед лицом вечности не мог он лгать и кощунствовать.
Молитва – это мольба, просьба. Самая суть просьбы в том, что ей можно внять, а можно и не внять. Сам Христос взмолился когда-то, чтобы миновала Его чаша сия. Но она Его не миновала. Только этот пример может с полным основанием сказать о тщетности многих наших молитв. Но очистительная сила молитвы, мольбы не в том, чтобы просить о чём-то конкретном и ждать исполнения желания. О чём просит Пушкин в своей молитве? О том, чтобы душа его очистилась, избежала уныния, любоначалия и празднословия, чтобы сошёл на неё дух смирения, терпения и любви.
О чём просит Лермонтов? Мы не знаем. И, тем не менее, «есть сила благодатная в созвучье слов живых», и сила эта такова, что на душу поэта нисходит благодать: «и верится, и плачется, и так легко, легко...» Значит, молитва была услышана, и гордый демон, жадно дышащий паром от пролитой крови, был побежден в душе поэта.
