Он пришёл, конечно же, вовремя. Как могло быть иначе? Он никогда не опаздывал. Окинув меня мягким, доброжелательным взглядом, он опустился в кресло. Взял длинными изящными пальцами кружку с кофе. Сделал глоток. Я жадно впитывала каждое его движение, каждый жест, а каждое его слово было больше, чем на вес золота. Настолько моя душа боготворила этого человека, что... Вся окружающая реальность блёкла на его фоне. Какой бы прекрасной она не была, он был прекрасней вдвойне, втройне... В общем, даже описать все те чувства, что я к нему испытывала тогда, невозможно, ибо каждое слово восхваления в его адрес будет ниже, чем та высокая планка, которой он достиг.
Мы сидели и болтали, как старые друзья. Обо всём на свете. Он рассказывал мне о том, чем занимается сейчас, как прожил последние несколько лет. Спрашивал у меня, что я люблю. Мы говорили о музыке, о литературе, да вообще, о жизни. А затем он вдруг замолчал и хитро посмотрел на меня.
– Тебя, ведь, интересует один конкретный вопрос... Так задай его.
Действительно, всё это время мы ходили вокруг да около, и я никак не могла сформулировать его. Может, боялась, что прозвучит он как-то неуместно в данной ситуации. Но раз так... Я решилась.
– А ты... Ты пишешь сейчас... что-нибудь?
Почему-то мне стало неловко. Взгляд упал в опустевшую кофейную чашку.
Для него этот вопрос не стал неожиданностью, он знал, что я изначально, только он переступил порог кафе, хотела спросить его об этом.
– Ты знаешь, практически нет.
– Нет? Но почему?
– А зачем? – Спросил он будто у себя. – У меня новая жизнь. Здесь всё по-другому. Здесь много – просто колоссальное количество возможностей.
– Так тем более! Ты достиг уровня гениальности. Представь, как ты можешь увеличить свой потенциал!
Он по-доброму усмехнулся.
– Поверь, мне это не нужно. Сознание моё изменилось. Здесь оно у всех меняется, переходит на новый уровень развития. И, если по-честному, сочинять мне больше просто не хочется. Появилось много других интересных дел, обязанностей...
Сказать, что я была разочарована – это не сказать ничего. Да подобное откровение явилось просто ударом для меня! Я, ведь, надеялась, что он продолжал заниматься своим делом и написал кучу гениальнейших произведений, которые мне посчастливится услышать, ибо все старые его сочинения я заслушала до дыр. И тут... такой облом.
– Но бывает, я играю на фортепиано. И начинаю импровизировать, сочинять. Но я никогда ничего не записываю. – Продолжал он. – А ничего симфонического не пишу вообще. Здесь и оркестр собрать проблема. Тут всё по-другому. Опять же, все заняты другими делами, которые намного важнее тех, которыми каждый привык заниматься раньше.
– Другой уклад жизни.
– Именно. То, без чего я не мог жить раньше, теперь совсем мне не интересно.
Я слушала его и откровенно не понимала, как он мог так поразительно измениться. Но талант его никуда не делся: он просто перестал его использовать.
– Понимаю, ты ожидала услышать иной ответ. Но я не сторонник «лжи во спасение».
– Да нет, я как раз и предполагала, что ответ будет таким. Просто... до последнего надеялась, что моя интуиция ошибается.
Мы ненадолго замолчали. Я смотрела в окно, на буйствующую зелень. Всё цвело, благоухало, источало жизнь и свет. И цвета казались ярче, чем обычно, и аромат насыщеннее, и... всё вокруг было пропитано абсолютным счастьем.
– Ну а скажи, зачем мне сейчас что-то сочинять? Для кого? Для чего?
Его вопросы ввели меня в ступор. Сформулировать причины, зачем, оказалось не так-то просто. Может, он был прав, что отказался от этого дела.
– Для... Для... э... Чтобы развивать свой талант дальше. Искать новые приёмы письма, новые средства выразительности, новые формы, новые сочетания, новую гармонию... Ну и так далее, ты, наверное, понял. Ну а на вопрос «для кого?» – для тех, кто здесь. Я уверена, здесь найдётся немало почитателей твоего таланта.
– Я в этом не уверен. Тут у всех другие заботы.
– Какие же? Чем ты, конкретно, занимаешься?
– Сейчас я... Работаю в Отделе Душеисследований.
Наверное, мои глаза в тот момент округлились от удивления.
– Ты работаешь в офисе?
– Ну да... – Он усмехнулся. – «Шуршу бумажками». Наверное, трудно себе такое представить.
– Действительно! И чем именно занимается этот отдел?
– Мы ищем новые пути развития Души, способы её совершенствования, ускорения процесса обожествления, ищем новые стимулы для того, чтоб помочь людям обрести себя, прийти к своему собственному «Я» как можно быстрее... Потому как многие... теряются. Я, вот, например, как только попал сюда, первые пятьдесят лет просто провёл в депрессии. После начал понемногу выходить из неё. Мне помогли люди из этого отдела, кураторы. Кураторство, я тебе скажу, – нелёгкий труд. Так вот, они помогли мне преодолеть апатию, в которую я тогда погрузился. И после, выйдя из неё, я посмотрел на мир вокруг другими глазами. Когда казалось, что земля ушла из-под ног, что прежний мир рухнул, а нового нет, они помогли мне вновь поверить в себя.
«Почему же тогда ты ничего не пишешь?» – Пронеслось у меня в голове, но вслух я ничего не произнесла, продолжая с интересом слушать своего кумира.
– Затем лет десять я путешествовал. – Продолжал он. – Так делает, наверное, каждый второй вновь прибывший. А когда мне надоело, когда показалось, что я повидал всё в этом мире, я осел здесь, в этом чудесном городе, и одновременно мне предложили работу в отделе. Но параллельно я увлекался и увлекаюсь всякими хобби. Ты не поверишь, я научился управлять кораблями, освоил морское дело, хотя меня к нему никогда не тянуло! Ещё научился игре на всех, абсолютно всех музыкальных инструментах, освоил многие виды оружия: и холодного, и огнестрельного. Даже из лука научился стрелять...
Он рассказывал всё это с таким воодушевлением и неподдельным восторгом в глазах, что мне оставалось только порадоваться за своего друга, что он нашёл своё место в жизни.
– Ну и работа, мне, конечно, нравится, иначе я бы отказался от должности.
– То есть, теперь музыкой ты не особо интересуешься?
– Скажем так: она перестала быть смыслом моей жизни и перешла в разряд хобби. Теперь я слушаю, а не исполняю. Ну и... не пишу.
– И что же ты скажешь о современной музыке, или её ты не слушаешь?
– Ну что ты, конечно слушаю! Не думай, что я так и остался в девятнадцатом веке! Я развиваюсь, иду в ногу со временем, как говорится. И современную музыку я слушаю, и фильмы смотрю, и читаю... Что-то мне нравится, что-то – нет, как и любому человеку.
Не такого ответа я ожидала. Думала, что ему ничего из современного музыкального мира не будет нравиться, но, боже, почему? Почему я так думала? Мой кумир был гибким человеком, который ненавидел консерватизм и всегда стремился к новаторству.
При более подробных расспросах выяснилось, что наши музыкальные вкусы полностью совпадали, за тем лишь исключением, что, конечно, свою музыку он не слушал, подобно тому, как и я не читала своих книг только ради чтения. Я лишь правила рукописи. А изданные книжки пылились у меня в шкафу на полках и доставались лишь для того, чтобы подарить кому-нибудь.
– Ты разочарована? – Вывел меня из глубоких мыслей его низкий бархатный голос.
Мой кумир хитро смотрел на меня, немного прищурившись.
– Я? Нет, что ты! Тобою можно быть только очарованной!
Мы засмеялись, но осталась некая недосказанность. Наверное, она всегда остаётся, когда хочется сказать так много.
Я, не переставая, думала о нём, забывая о своей жизни. О ней говорить не хотелось. По сравнению с его она казалась сплошным кошмаром и серостью. Как мир за окном. Я не заметила, в какой именно момент он поблёк для меня. Создавалось такое ощущение, будто надвигалась гроза. Все краски словно смыли с холста. Я взбудоражилась. Вначале не поняла, что происходит. Мой собеседник, видя моё замешательство, посмотрел на свои часы на запястье.
– Время почти вышло, Ананке. К сожалению, тебе пора возвращаться.
– Нет, прошу, ещё минуту, пожалуйста!
Моя просьба прозвучала с таким отчаянием, будто я проводила последние мгновения с любимым человеком, а мы-то при жизни даже не были знакомы, и здесь нас не связывали никакие отношения. Мы были людьми из разных эпох, пусть и очень похожими и находящимися «на одной волне». Но... всё равно Он был так дорог мне! Как, собственно, и все, кто выходил на связь.
– Вот что. – Улыбаясь, сказал он. – Я знаю, что порадует тебя, Ананке. Я напишу для тебя симфонию. Последнюю симфонию. Это будет мой подарок тебе.
– Что? – Я думала, что ослышалась. Но он утвердительно кивнул. Мне стало неловко. – Ты что, не надо... Зачем ради меня...
– Ещё как надо. Я хочу порадовать тебя. Мы, ведь, не чужие... теперь. Мне хочется отплатить тебе добром.
– Настоящие медиумы не берут платы за свои услуги.
– Я знаю. – Мягко сказал он.
– К тому же мы друзья и...
– Тем более, Ананке... В общем, я напишу – а ты делай с ней, что хочешь.
Я кивнула, всё ещё потрясённо глядя на него, в его лучистые, светлые, такие юные глаза, которые всегда меня завораживали.
– Когда она будет готова, я с тобой свяжусь.
Я только кивнула беззвучно, не в силах вымолвить ни слова. Пора было прощаться, но я не знала, что говорить. Пожелания? Что можно было пожелать человеку, который попал в самый лучший мир, и у которого была в распоряжении вечность? Или, может, мне следовало пуститься в восхваления, которые он не любил? Или, как преданной фанатке, клясться в любви? Боже! Что за дурновкусие!
За окном уже не было ничего видно, будто внезапно наступила ночь. И вся окружающая обстановка начала стираться из реальности или из глубин моего разума. Вещи просто исчезали, остался лишь он, но и его образ таял на глазах.
Как же мне не хотелось прощаться! И, не придумав ничего лучше, я просто поблагодарила его, поблагодарила за всё, а он пожелал мне счастья.
Потом я оказалась в абсолютно белой пустой комнате – визуализации своего чистого разума и, собравшись с мыслями, вышла из неё...
Всё было привычно. Вещи лежали на своих местах, а за окном начиналась первая в этом году гроза. Ветер нещадно трепал ветки сирени, чудом распустившейся после аномальных апрельских морозов. И я подумала – это неспроста, ведь Он так любил эти цветы.
***
После того сеанса связи я начала воспринимать его музыку иначе. Она приобрела для меня особенные, не замеченные ранее, черты. Через неё он будто говорил со мной, и я ощущала, что он совсем рядом. Мне трудно описать свои чувства, потому как ещё не придуманы слова ни в одном человеческом языке, чтобы выразить невыразимое. Я просто ощущала непознанную энергию, исходящую от каждой написанной им ноты, каждого аккорда, каждой звуковой волны, достигающей моего мозга, и не могла эту энергию никак интерпретировать. Она цепляла каждую струну моей души, сплетаясь с ней воедино. И музыка звучала, будто в первый раз. И была новой для меня, заново открытой с необычной стороны. Она стала для меня будто живой.
Следующая наша встреча произошла спустя месяц. Мы так же встретились в одном из красочных летних кафе в его любимом городе. Передо мною на стол легла увесистая партитура Последней симфонии.
– Как? Так быстро? – Только и смогла вымолвить я.
Он кивнул, немигающе глядя мне в глаза, в самую душу.
– И я могу забрать её?
Я трепетно коснулась нотных листов, будто священного писания, ещё не до конца веря, что всё это – не сон, и происходит на самом деле, и передо мною лежит творение бессмертного гения, созданное им... и одновременно, не тем им, которого все знали в реальной жизни, и каким он остался в истории. А новым им, который перешагнул Черту и перешёл на новый уровень существования в Вечности.
Я взглянула на титульный лист, и вместо ожидаемых имени и фамилии автора значилось лишь одно лаконичное слово: «Anonymous».
– Ты не подпишешь её?
– Нет.
Я была в замешательстве и растерянности, а он улыбался, дивясь моей реакции.
– Всё хорошо, Ананке. Я хочу остаться инкогнито. Ну а ты найди ей такого исполнителя, которого посчитаешь достойным.
– Я... Я думала, она прозвучит здесь и... ты сам будешь дирижировать.
Он усмехнулся. Мои слова прозвучали так наивно.
– Сто лет этим не занимался! В прямом смысле слова... А знаешь, может, и прозвучит, но я не обещаю, что так же быстро смогу собрать здесь оркестр.
Его слова вселили в меня надежду. Он был настолько гениальным, что я отвергала всякую мысль о том, что его вновь написанным произведением может впервые дирижировать кто-то другой. Хотя, при жизни так случалось, и не раз. Но мне так не терпелось услышать симфонию, что по возвращении домой я тут же принялась искать для неё исполнителей.
А ему я напоследок сказала: «Пусть она будет не последней!» И что-то внутри мне подсказывало, что так и произойдёт. Мне хотелось бы, чтоб он творил дальше. Невозможно представить, каких ещё высот он достиг бы, если б не остановился. От гениальности есть лишь один путь – путь к божественности. Но я уважала его выбор. Может, он просто решил отдохнуть и скоро снова вернётся в строй. Но в то, что он так просто потерял интерес к музыке, мне не верилось. Хотя, кто знает, что испытывают люди, находясь за Чертой.
Но для медиумов нет мёртвых, а лишь живые. Для меня все живы. А он… Он в особенности, ведь его музыка заставляет жить меня. Она вдохнула силы в моё сердце, когда казалось, что оно рассыпалось на осколки и больше никогда не станет прежним. Но оно ожило благодаря ему. И, надеюсь, больше никогда не будет болеть.
Посвящается С. Р.
©Евгения Усачева "Последняя симфония" рассказ (2023)