оглавление канала
Ольховский уже битый час мерил большими шагами свой кабинет, никак не сумев охладить свою кипящую злость. После неудачной поездки в этот, забытый Богом, поселок, он сразу же доложил обо всем вышестоящему начальству, как и полагалось. Причем, не просто изложил факты, но еще и высказал свои соображения на этот счет. Начальство, увы, его негодования на произошедшее не разделяло. Капитан второго ранга, Воронцов Петр Сергеевич, флегматично пожав полными, круглыми, как у матрешки, плечами, наклонив голову на бок, хлопнул на Александра своими совиными глазами, и безо всяких эмоций, пробурчал:
- Ну что, Александр Евгеньевич, девица, в общем-то, права. У нас нет ни малейшего повода заниматься этим человеком. Судя по тому, что мне доложил Дорофеев, к экспедиции он не имеет ни малейшего отношения. А все остальное – пускай с этим гражданские власти занимаются…
Ольховский, было, попытался возразить:
- Но послушайте, Петр Сергеевич, утверждения Дорофеева вовсе ничего не значат! – Принялся он горячиться, что было первой его ошибкой в обращении с начальством. – Отпечатки пальцев мы сверить не смогли, ввиду отсутствия оных. А внешность… Что внешность? Внешность могла и измениться. Кто его знает, что ему там пришлось пережить, раз он память потерял. Да, и потом, есть у меня сомнения, что потеря памяти не такой уж достоверный факт! Разрешите мне вернуться, и все-таки забрать этого. А тут…
Воронцов ему закончить не дал. Его благодушная круглая физиономия, с круглыми же глазами (за что в узких кругах подчиненных ему дали кличку «сова») и обвислыми, начавшими седеть усами, как у моржа, могла ввести в заблуждение только тех, кто его мало знал. На самом деле, добродушия в нем было, кот наплакал. Начальником он был строгим, если не сказать жестким, хитрым, и даже коварным, когда того требовали обстоятельства. Оно и понятно. На его должности без этих качеств было не удержаться. Тем более, в теперешние смутные и неспокойные времена. Он глянул исподлобья на разошедшегося не в меру, подчиненного, и вкрадчиво спросил:
- А скажите-ка мне, Александр Евгеньевич, не та ли эта самая девица, которая вам дала в свое время от ворот поворот? И не потому ли вы так сейчас брызжете слюной, что опять получили от нее же отпор? – Когда шеф начинал говорить таким голосом, подчиненные обычно, должны были замереть без движения, и сделать вид, что их здесь нет. А еще лучше, бежать сломя голову и закапываться в землю, желательно в глубину метра, как минимум, на два. Ольховский вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно, а шеф начал набирать обороты. Его голос загремел, подобно раскатам грома под высокими потолками начальственного кабинета. – Нам не нужна огласка вокруг этого дела!! Наши зарубежные партнеры, чтоб им, хотят знать точно, куда подевалась эта экспедиция, будь она неладна, в которую они вложили немалую сумму их проклятых заокеанских зеленых бумажек! А, насколько я знаю, у этой Алтуховой неплохие связи не только среди журналистов, но и в довольно высоких кабинетах. Так что, умерьте свои личные эмоции, и займитесь, наконец, настоящим делом! Мне нужен результат, о котором можно доложить наверх, а не ваши юношеские рефлексии, черт вас побери!
Лицо шефа приобрело малиновый оттенок, и Ольховскому захотелось зажмуриться, чтобы не видеть этой ярости на лице, которая грозила перейти в еще сильнейший ураган. Видно, и вправду, достали старика сверху. Александр стоял не мигая, глядя остекленевшими глазами исправного служаки, как и положено, в пустоту. Воронцов смерил подчиненного презрительным взглядом с ног до головы, и брезгливо махнув рукой, уже спокойно проговорил:
- Ступайте. И без результатов в этот кабинет больше не входите. Я даю вам на все про все месяц. Ресурсов, что людских, что финансовых, у вас вполне достаточно для выполнения этого задания. Жду вас с докладом о том, как продвигается поисковая операция, через неделю. И давайте без этих ваших личных закидонов! Все, можете быть свободны!
Ольховский четко. по-военному, кинул руку к козырьку.
- Слушаюсь, товарищ капитан второго ранга!
Развернулся на каблуках и, чеканя шаг, молодцевато промаршировал к дверям. Воронцов смотрел вслед подчиненному с нескрываемым презрением. В их кругах было хорошо известно, как именно этот тип сделал свою карьеру. Таких в былые времена Петр Сергеевич презирал, и не то, чтобы руки не подал, а даже бы и в его сторону не глянул. Он покачал головой. Кто бы мог подумать, что все так быстро изменится? И что он, боевой офицер, будет вынужден, мало того, что плясать под дудку «заказчика», которого он считал врагом своей страны, но и якшаться вот с такими типами. Вздохнув тяжело, он стал перебирать бумаги на своем столе, стараясь унять раздражение, вызванное только одним видом этого павлина. Затем, нажав на кнопку селекторной связи, коротко бросил:
- Найдите мне Дорофеева. Пускай захватит все документы, касающиеся пропавшей экспедиции.
На том конце связи не очень внятно прозвучало: «Слушаюсь!». И Воронцов углубился в изучение бумаг, ровными столбиками, лежавших у него на столе.
Ольховский, бегая по своему кабинету, вспоминал этот разговор, и скрипел зубами. Ну, ничего!! Скоро «Сову» отправят на пенсию, и тогда мы поглядим… На что тогда он собрался «глядеть», ему и самому было до конца не ясно. Шансов занять место шефа у него было очень мало. Все свои «резервные» варианты по продвижению вверх своей карьеры он уже исчерпал. И выполнение этого задания могло бы послужить ему неплохим трамплином, если бы не одно «но». Пропавшая экспедиция даже следа после себя никакого не оставила. Не был найден ни один человек, который видел хоть тень, или хоть каким намеком мог бы что-нибудь рассказать о ней. Словно ее черти слопали безо всякого следа! И с какого теперь конца браться, трудно было себе представить. О найденном человеке, потерявшем память, доложили из отделения милиции. И Саша думал, что вот, наконец, оно! Появилась ниточка. И пускай у этого типа память отшибло. В распоряжении службы были такие умельцы, у которых и мертвый бы мог вспомнить все, что с ним произошло. А еще, новшество, которое появилось совсем недавно. Люди с паранормальными способностями, куда там твоему Вольфу Мессингу! Правда, Александр не особо доверял этим всем шаманам-колдунам, но от их работы был уже конкретный результат, о котором шептались по закоулкам длинных коридоров управления. Тут, хочешь – не хочешь, а поверишь. Так что, раскололи бы этого голубчика за милую душу. Если бы… Он нахмурился. Почему в его жизни в самый неподходящий момент всегда выплывало это проклятое «если бы»!! А еще, конечно, Верея!
Для Ольховского все люди, в том числе и все женщины, делились только на две категории. Те, которые могут ему пригодиться, и те, которые ему пригодиться не могут. Но с Вереей у него с самого начала что-то пошло не так. Даже самому себе Александр боялся признаться, что впервые в жизни он не знал, к какой категории отнести эту молодую женщину. Что-то в ней его цепляло, будоражило и не давало успокоиться. Когда впервые ее встретил, она понравилась ему, как ему нравились красивые картины, шикарные машины, и вещи, которые ему привозили из загранплавания его приятели. Но чтобы влюбиться… Вот еще глупости! Конечно, девка смазливая, спору нет, но променять собственную карьеру на симпатичную мордочку у него и в мыслях не было. И когда ее папаша предложил ему взлет карьеры в обмен на разрыв отношений с дочкой, Саша ни минуты не колебался. Напротив! Он посчитал это неслыханной удачей!!
А потом что-то изменилось. Он шагал уверенной походкой по карьерной лестнице, и на его пути попадались такие женщины… Верея по сравнению с этими благоуханными и пышными розами и лилиями, была скромным полевым цветком, травинкой. Но что-то все время свербело, не давало ему успокоиться. И каждый раз, когда ему попадался очередной «цветок», он невольно сравнивал ее с Вереей. И увы, каждый раз не в пользу новой пышной «розы». Он долго думал над этим, его раздражали это непонимание и эта неудовлетворенность. Как будто это он не достиг чего-то, не смог чего-то. А для его самолюбия это было равносильно тому, как если бы на его любимый пиджак капнули серной кислотой.
И вот, когда он уже почти успокоился, на его пути снова возникла она. И это его не то, что раздражало, это просто бесило его безмерно!! Мало того, что ему пришлось с ней опять встретиться, и старая, почти зажившая болячка опять начала ныть, так эта несносная баба еще посмела ему перечить!! И не просто перечить, угрожать!! А хуже всего в этой ситуации было то, что он был вынужден отступить, да еще и при свидетелях! Дорофеев Степан Ильич только на первый взгляд был неприметным и тихим, эдаким бумажным жучком. Мало кто знал, что его слову подчинялись такие люди, находящиеся на таких должностях, что у Саши при одной только мысли об этом начинала кружиться голова. Однажды он уже сталкивался с Дорофеевым, и после этого столкновения, в полном смысле этого слова, он долго соскребал со стены собственное самолюбие. Потом, конечно, ему объяснили, кто есть кто, и как следует себя вести в присутствии Степана Ильича, и, что в следующий раз ему следует быть более осмотрительным. Но Ольховскому и того, первого раза, было более чем достаточно. И повтора он не жаждал.
Все эти мысли вихрем носились у него в голове. Напрасно все эти начальники его недооценивают, ой, напрасно! Воронцов зря решил, что он, Ольховский, просто так отступится. Только сейчас следовало действовать тоньше и, лучше всего, незаметнее. Хищная улыбка искривила четкую линию его красивых губ. Ну что ж, вы еще скоро все узнаете, что с Ольховским лучше дружить. Он решительно прошагал к своему столу, сел в удобное кресло, и на некоторое время задумался. Затем, без колебаний, взял трубку и набрал хорошо знакомый номер. На том конце ответили только после пятого гудка. Ленивый мужской голос с легкой хрипотцой проговорил:
- Слушаю…
- Николай? Это я. Нужно встретиться.
Мужчина на секунду замолчал, словно раздумывая, а потом совершенно другим, собранным голосом коротко спросил:
- Когда? Где?
- Сегодня в восемь, на нашем месте. И постарайся прийти без сопровождения, как в прошлый раз… - Александр чуть скривился, вспомнив прошлую их встречу.
На том конце провода, видимо, тоже это вспомнили, потому что, голос буркнул:
- Не учи ученого… Лучше за собой смотри. – И сразу же дал отбой.