«Ребёнок как кисель. Ну, вот вам и кесарево. Смотрите сами. Уже должна упор на руки делать. Как кабачок. На уколы будете ходить. Напишу вам телефончик. Одевайтесь. Валериану пить ещё, не спит же наверняка. Не знаю даже, как будет с ползанием. На цыпочки точно встанет. Работать вам и работать, родители».
Под охи и вздохи врача, камнем придавившие меня к обшарпанному линолеуму поликлиники, я вышла, нет, выплыла из кабинета врача сама как позавчерашний кисель. Неслушающимися пальцами начала набирать сообщение подруге. Дочь-то спала, а вот мне предстояли ещё ночи без сна с грызущими виной мыслями о том, что я не смогла родить сама. Начало истории здесь.
«Привет. Нужен срочно хороший невролог. Сказали, что Мира кисель».
Через пару часов мне уже ответили из клиники на другом конце города. Очередь к лучшему специалисту была расписана на полгода вперёд, а до Нового года оставались считанные дни и шансы попасть на приём быстро таяли как праздничный холодец, который забыли поставить в холодильник. Приятная девушка всё же пообещала сразу же перезвонить, если вдруг сам Дед Мороз наколдует нам свободное окошко у врача. Окошко он не наколдовал, а вот личный номер телефона доктора Ивановой (фамилию изменила) пришёл мне самым лучшим подарком в популярный мессенджер. Приёма не пришлось ждать полгода.
Уже через три дня мы мчали по всем пробкам с нашим большеглазым «киселём» в автолюльке.
Ухоженная красивая женщина долго изучала мою выписку, карту дочки, задавала очень много вопросов о моей беременности, беременности моей мамы, родах, образе жизни и других, казалось бы совсем малозначимых, подробностях.
«Я видела фото детей с гипотонусом, мне кажется Мира совсем не такая», – я, наконец, задала самый острый вопрос и замерла в ожидании вердикта нашей двигательной перспективы.
Врач ухмыльнулась, ничего не ответила и начала осмотр маленькой пациентки. Дочь с ноткой младенческого кряхтящего недовольства выполняла все кульбиты эквилибристики, которые из неё крутила лучший невролог города.
«Нормальный ребёнок. С характером, конечно. Одевайте».
«А гипотонус? А кесарево?»
«Мамочка, вы на себя-то посмотрите. Всё то же самое, что и у вас. Шея, спина. Руку дайте свою, я покажу наглядно».
Моя рука безвольно сдалась под натиском неврологических тестов.
«А вас мама естественным путём родила. В силовых видах спорта успеха не добьётесь, а вот гимнастика или плавание – для вас».
«А ходить нормально будет?», – я уже почти сделала гигантский выдох от падения булыжника с моей истерзанной шрамом от кесарева души.
Анна Сергеевна пробежалась пальцами по дочкиным стопам.
«Может сделать вам цыпочки, но маловероятно. Давайте назначим вам курсами массаж до года, хуже не будет, и вам будет спокойнее. В полгода придёте повторно».
В полгода повторно мы не пришли. Потому что коты уже в панике спасали свои хвосты от очень быстро ползающего человечка. Им не помогало даже запрыгивание на диван, так как и вставать она уже тоже умела и лихо хваталась за всё пушистое и торчащее. Массаж мы делали по назначению, уколы от врача-любителя-киселя ставить не стали. Правда снова нашлась Баба-Яга педиатр, которая была традиционно против.
«Ну вот что это? Почему встает уже в полгода? Наделают массажей этих от модных врачей… Зачем всё форсировать? То желтушку лечить не хотите, то уколы ставить, хОдите к своим платным».
К тому моменту я уже выработала рефлекс «кивай молча и улыбайся с глупым выражением лица, как будто извиняешься и на всё согласна», так как поняла, что врачей для ребёнка нужно фильтровать ещё тщательнее, чем для себя.