Найти тему

Мир кочевников — III

Безграничность, высокий уровень индивидуальной свободы, необходимость высокой и стойкой коммуникации между людьми, освобождение существа денег от вещественной формы — вот те важные признаки того самого мира, который мы называем «Мир кочевников». В том мире живут люди, жизнь которых во многом автономна.

Во многом, однако не во всём.

Представляется, что каковы бы ни были технологии, важным моментом будет и то, что в нужное время и, отмечу, весьма и весьма часто, люди могут объединяться с определённой целью, существенно усиливая любые индивидуальные способности. Мало того, оказывается, что именно таким образом, люди образуют нечто большее: гражданское общество, становясь частью последнего и при этом оставаясь лично свободными. Как бы это странно ни звучало, но именно объединения людей дают возможность оставаться людям самими собою, поскольку единственный способ оставаться людям самим собой это именно изменяться. То, что мы называем прогрессом, в сущности-то, для человека есть единственный, а потому и необходимый, способ обеспечения существования, а вовсе не роскошь. Помните: «Now, here, you see, it takes all the running you can do, to keep in the same place. If you want to get somewhere else, you must run at least twice as fast as that!» (Lewis Carroll. Through the Looking Glass. Chapter 2: The Garden of Live Flowers)?

На уровне технологическом такое обобществление означает, что часть функций, обеспечивающих существование человека при личной свободе каждого, должно оказаться в некоторых общих точках.

Общественные объекты

Представим себе описываемый мир.
Связанные друг с другом общей сетью коммуникаций семьи или отдельные люди. Их частные пространства требуют при всём при том, что являются в высокой степени автономными, и, собственно, именно для обеспечения такой автономии некоторых внешних связей, связей, которые могли бы эти частные пространства обеспечивать, «подпитывать». Например, производство всё тех же коммуникационных устройств не может быть чисто индивидуальным, так как в случае полной несвязанности друг с другом по технологическим параметрам такие коммуникационные устройства перестанут в конце концов сообщаться друг с другом, то есть в принципе станут бесполезными. И это даже при том допущении, что сами материально-производственные мощности мы сможем сделать столь компактными, что они обратятся в совершенно «домашние».
Даже если снабжение энергией, водой и пищей распределено и есть какие-то устройства, которые снабжают людей всем этим в индивидуальном порядке, всё равно нерациональным окажется иметь ремонтные и обслуживающие аппараты как устройства
индивидуального пользования, поскольку в этом случае бóльшую часть времени такие устройства будут практически бесполезными. Тем не менее, существование и устройств ремонта и устройств синхронизации коммуникации является необходимостью. К этому можно добавить множество других точек, вокруг которых людей объединяют интересы и необходимости, сколь бы индивидуально свободны и автономны эти люди ни были.

Разумеется, функции этих центров по мере изменения технологий меняются. Некоторые из них явно перерождаются или превращаются во что-то иное. Так исчезли на памяти уже нашего поколения машинописные бюро вместе с профессией машинистки, а вычислительные центры коллективного пользования (ВЦКП) стали чем-то другим. Однако появились общие файловые хранилища и огромное количество ЭВМ, которые значительно повышают свою функциональность просто от соединения с центрами коммуникации, общими как раз для всех. Большая часть вычислений стала распределённой между разными устройствами, да так, что порою вообще невозможно сказать, где же, собственно, эти вычисления производятся. Мы всё более и более покупаем не сырые продукты, а, как минимум, промышленные полуфабрикаты, которые, между прочим, сами-то где-то произведены.

Но существование таких общих точек сразу же ставит вопрос о противоречии между индивидуальным характером собственности на эти объекты и общей зависимостью от них. В наше время и в нашем мире в силу высокой обобществлённости массы объектов, такое противоречие постоянно проявляет себя то здесь, то там, а наиболее выпукло именно там, где средства производства распределяемых по всему обществу предметов не находятся в общественной собственности.

С одной стороны, таким общим объектам нужно и содержание и развитие, а с другой — в зависимости от них находится большое количество людей, причём эту безальтернативную зависимость не удаётся снять в сколь-нибудь мыслимый промежуток времени. В нашем мире всё это выражается, например, в монополиях. В том мире такая монополия может оказаться ещё более жёсткой. Тот, кто обладает властью над монопольным объектом, необходимость в котором высока для большого количества людей, фактически приобретает власть над этими людьми при любых разговорах при этом об индивидуальной свободе. А вот из этого следует важный вывод:

объекты, от функционирования и развития которых зависит свобода и права людей как членов гражданского общества, не могут находиться в собственности отдельных лиц, но непременно — в общественной собственности.

В нашем мире подобные монопольные объекты, даже если они находятся формально в собственности отдельных лиц или даже группы лиц, всё равно контролируются извне. Этим внешним контролёром является чаще всего государство, например, в виде всевозможных антимонопольных и других регулятивных органов. Другой совершенно вопрос, что всякое государство осуществляет именно классовую власть и именно в интересах конкретного класса, а следовательно и эти органы, если они вообще являются именно государственными, то будут осуществлять контроль над естественными монополиями именно в интересах только одного класса.

Действительность такого вот именно государственного контроля над частной собственностью вызывает колоссальные сомнения.

С одной стороны в этом случае частная собственность является или не собственностью или вовсе не частной. (Собственность, которая контролируется не только индивидуальным, частным собственником, не может считаться вполне-частной)

С другой — если на государстве как некотором аппарате власти лежит в качестве высшей обязанности защита и гарантирование прав и свобод человека, то оно лишено возможности вообще эффективно заниматься развитием, ведь само по себе, развитие взятое отдельно, строго говоря, противоречит и защите и гарантированию. А так как основная функция государства и его высшая цель состоит всё-таки именно в обеспечении защиты и гарантии прав и свобод людей (другое дело, что вовсе не всех в одинаковой мере!), то во всех случаях всякое государство будет заниматься развитием исключительно в пределах, допускаемых такими защитой и гарантированием, причём, границы допустимости всегда будут сужены до предела: государство, пока оно вообще существует, не будет совершать излишних эволюций внутри себя для осуществления своих основных функций. Предоставленное само себе оно скорее сузит границы своей ответственности до поля уверенного осуществления защиты и гарантии. А так как всякое государство осуществляет свою власть именно в интересах господствующего класса, то и сужение границ ответственности государства будет в первую очередь за счёт другого класса, но никак не господствующего.

Мы и наблюдаем, что если даже государство в нашем мире устроено вполне достойно, то именно там, где оно занимается либо прямым директивным контролем над развитием, либо вообще играет роль собственника, наблюдается закономерная консервация. Те же объекты находящиеся, например, в собственности государства, которые, тем не менее, развиваются, весьма и весьма часто развиваются благодаря некоторым случайным факторам в виде, например, гениального руководителя, которому ситуативными способами ad hoc, а вовсе не столь уж закономерно удаётся именно преодолевать ту косность или, если желаете: стабильность и стабилизацию, которая всегда необходимо должна присутствовать в государственном аппарате (Можно заметить, что именно там, где сильно государство, например, всегда затруднены, так называемые, «социальные лифты». И напротив: перемещения людей в обществе по вертикали резко усиливаются именно в моменты ослабления влияния государства). Заметим, между прочим (и это существенно!), что в нашем мире огромные усилия любого государства направлены на защиту и гарантирование прав и свобод людей не от кого-либо иного, а именно от других государств. Обороноспособность современных государств на нашей Планете подразумевает не столько метеорную защиту и не столько защиту от природных катаклизмов. Я не знаю ни одного государства, в котором было бы министерство нападения, зато вот министерства обороны существуют практически повсюду. Обороны от чего? — догадаться не так трудно. А ведь, между прочим, именно интересами военной и государственной безопасности в львиной доле и оправдывается, — когда верно, когда и ложно! — контроль государства над общественными объектами.

Из сказанного следует, что единственным выходом из целого пучка противоречий, которые возникают из необходимости с одной стороны общественного контроля над средствами развития и жизнеобеспечения, а с другой стороны консервативности всякого государства, является перемещение общественного контроля из государства в институты гражданского общества, то есть попросту ликвидация государства вообще. А такое возможно исключительно при полностью выстроенном коммунистическом обществе, которое, в свою очередь полностью исключает вообще частную собственность, хотя бы и классово-частную, на средства производства как жизнеобеспечения, так и развития.

Если верно всё, что сказано выше, а межгосударственных противоречий в том мире не будет просто потому, что не будет существовать государств в понимаемом нами здесь смысле, то функции государственной безопасности перестанут быть существенными, а функции обороны оказываются связанными с обеспечением безопасности от природных сил и заметим, окажутся всё равно действующими не в интересах индивидов, а непременно в интересах всего общества. И уж совершенно точно перестанут оказывать существенное влияние на технологии и технологическое развитие. Поэтому даже в этих вопросах влияние государства в делах, которые ему явно не свойственны, будет существенно ослаблено и в том случае, когда хотя бы в остаточном виде государственные элементы будут существовать.

продолжение следует
продолжение следует