Услышав голос, Сашка вздрогнул, слегка отстранился от Наташки и приподнялся с места.
Подняв глаза, Ковалева встретилась с ненавистным взглядом, прожигающим её насквозь. Она сразу вспомнила тот давний разговор с Сашкой в Р…ске, когда он приезжал к ней два года назад и говорил, что сдружился с Ликой, какая она веселая классная девчонка.
Вспомнила и тот давний разговор у Лики в квартире, когда та говорила ей, что надо делиться, и сразу все поняла. – Привет! – произнесла Наташка, желая сгладить неприятную неловкость.
Только Лика её уже не слышала. Она вцепилась в Сашкину футболку и завизжала так, что привлекла внимание всех ребят. В первый момент все остолбенели;
Откуда она появилась? Никому и в голову не могло прийти пригласить её на берег, после её исчезновения из жизни класса её никто не вспоминал, во всяком случае, добрым словом.
С первого взгляда на Лику стало ясно, что она нетрезвая, а сказать точнее, была пьяна в стельку. Об этом можно было судить по её поведению, да еще и запаху алкоголя.
- Ты же говорил мне, что все прошло, что она тебе больше не нужна. Только я тебе не верю, скотина! Ты по-прежнему жить без неё не можешь! –
Сашка стоял красный, как рак, и пытался оторвать Ликины руки от своей футболки. Но та как будто не слышала, и, похоже, упивалась своей истерикой, привлекая к себе всеобщее внимание.
К ним начали подтягиваться одноклассники. – Ты баран, Лебедев! А она стерва! – орала Лика, сверкая в сторону Наташки безумными глазами. – Ведьма она! Как будто насмерть к себе привязала, никак не отвяжется! –
По ходу всей этой безобразной сцены внутри Наташки накапливалось глухое раздражение и злость на себя, на Сашку, на эту наглячку Лику, которая раньше считалась её лучшей подругой.
А теперь она как злой ураган, разрушила только что восстановившуюся их с Сашкой хрупкую близость. И после всех этих несправедливых слов её негодование выплеснулось наружу. Она вскочила с места, и повернулась к Лике: - Значит, я ведьма? Я его привораживаю? А что делаешь ты? –
И на поляне воцарилась полная тишина, только дрова трещали в костре у самой воды.
Не дождавшись ответа, Наташка вдруг, подняв к небу руки и запрокинув голову, начала быстро кружиться сначала вокруг себя, а затем и вокруг костра.
Она кружилась так близко от огня, что казалось, что языки пламени лижут её гибкое тело.
Из оцепеневшей толпы, стоящей вокруг выделился вдруг Борька Можаев и бросился к Наташке, испугавшись, наверное, что огонь подхватит её за развевающийся подол платья, но не успел даже приблизиться.
- Слушайте все! – Вдруг закричала она, и её голос полетел прямо к ночному небу вместе с искрами пламени, а она продолжала кружиться вокруг костра.: - Я ничего больше не хочу! Ничего больше не могу! Не желаю!... –
Борька все же прорвался через её этот отчаянный крик, бережно подхватил почти у самой земли, обессиленную и несопротивляющуюся. Отнес её к реке и там плескал ей в лицо холодную воду, пока она не пришла в себя.
Оцепенение одноклассников как рукой сняло, со всех сторон они бросились к реке. Кто-то из ребят снял пиджак и на него уложили Наташку.
Самым последним к ней подошел Сашка, как-то боком, смущаясь, а чуть в стороне от всех, опираясь на огромную корягу, стояла протрезвевшая Лика.
К ней неожиданно подскочила одна из девушек и, размахнувшись, влепила звонкую пощечину: - А ну, убирайся! Кто тебя звал, гадина? -
- Жаль, у нас девчонок бить не принято. – мрачно произнес Ленька Плотников. – а то бы я тебе так врезал!... –
А Борька Можаев поднялся с коленок и прошипел Сашке в лицо: - Да и ты бы убрался! Правда, баран! Вечно от тебя одни неприятности. –
Сашка втянул голову в плечи, медленно повернулся зашагал в сторону города. Чуть впереди его по дороге, нехотя и оборачиваясь плелась Лика.
- Ну, что же ты делаешь, Наташка? – Вытирали слезы девчонки, окружив Наташку. – Нельзя же так убиваться!
Все сидели вокруг костра. Наташку бил озноб, она куталась в чей-то пиджак, понимая, что заболевает. На неё еще что-то накинули, насильно напоили разогретым в котелке вином.
- Да, безжалостно как-то получилось расставание с прежней жизнью… - грустно протянул кто-то.
- Прощание грустно само по себе! –
Впечатление от Наташкиной выходки с её безумным танцем произвело на ребят такое сильное впечатление, что веселиться никому уже не хотелось, хотя саму Наташку в этом никто не обвинял.
Но не расходились долго, хоть остаток встречи и проходил в полном молчании. Кто-то сидел у костра, несколько парочек прогуливались по берегу.
- Я пойду, холодно очень… - Наташка зябко повела плечами. Она уже явно чувствовала начинающуюся простуду.
Борька засуетился, помог ей подняться, обнял за плечи: - Я провожу!.
Время было ближе к полуночи. Следом один за другим потянулись остальные.
- Наташ, ты не переживай за Лебедева. Мне, ей Богу, так и хочется ему морду начистить! –
- Не стоит, Борь…Пусть живет, как знает… -
- Да он тебя недостоин! Он же слюнтяй! –
У подъезда она вернула ему пиджак и стала медленно подниматься по лестнице, а Борька стоял и смотрел, как она идет: - Наташ, выпей чаю горячего, обязательно, и аспирин не забудь. –
- Хорошо… - она слабо махнула ему рукой: - иди, не стой, поздно уже. –
Дома она бесшумно разделась, и без сил свалилась на постель, проваливаясь в глубокий болезненный сон. Ночью она металась, стонала, горела – ей снился грустный Сашка, и Лика, которая строила ей гримасы и жутко хохотала. Снился и Борька, даже Надежда Владимировна, еще какие-то незнакомые люди.
Утром мать к ней даже не подошла. Видимо, считала, что та просто отсыпается после гулянья. Собрала Кристинку и они тихонько ушли из квартиры.
Когда квартира опустела, Наташка с трудом поднялась и взяла градусник. Температура зашкаливала за сорок, болела грудь, было больно и тяжело дышать. Пару раз она проваливалась в тягучий бред, потом снова приходила в себя. Ей становилось все хуже.
Она чуть ли не ползком выбралась на площадку и позвонила в соседнюю дверь. Когда ей открыли, она упала прямо на руки соседу.
- Наташа, что это с тобой? – но говорить она уже не могла, только стонала.
- Мать, скорую надо, срочно! – крикнул дядька в глубину квартиры.
Увезли ей прямо в ночной рубашке, и уже в больнице поставили диагноз: - воспаление легких и сильное нервное истощение. Врачи дежурили рядом, не отходя от неё почти сутки, ни днем, ни ночью. Делали уколы, ставили капельницы, но девушка не приходила в сознание.
Температура спала, наконец, только на утро следующего дня. Наташка пришла в себя, и даже пыталась самостоятельно вставать с постели, но ей не давали.
Грудь болела, как простреленная насквозь, была дикая слабость, голова кружилась, готовая в любой момент кинуть её в глубокий обморок.