Если у вас нет друга–выживальщика, то заведите обязательно, поскольку это лучший способ стать эпикурейцем и возлюбить простую жизнь цивилизованного человека, в которой все можно купить и до всего рукой подать. Особенно остро это можно будет прочувствовать после посещения его берлоги, которая у тру–сурвивалиста находится обязательно под землей. Если же кому–то удастся погостить неделю в его загородном бункере, то это гарантирует становление его личности на путь идейного пацифизма и готовности терпеть любые лишения цивилизации, лишь бы не оказаться снова в убежище без канализации, водопровода и с магазином в дюжине километров. Вот вкратце пересказ мыслей, адресованных моему товарищу, Антону, к которому я добирался в деревню под Рязанью.
Когда–то он купил за копейки дом в почти заброшенной деревне без газопровода и водопровода. На этой базе он начал строить собственное логово выживальщика — врыл в землю списанный автобус, специально укрепив его стенки снаружи и заварив окна железными листами, установил солнечные батареи и прорыл артезианскую скважину. Формально это была дача в гребенях, фактически – подземный бункер с эшелонированной обороной. Вот только магазин был в соседней деревне, что в десяти километрах.
Обычно я не спрашиваю, как человек докатился до такой жизни, но после трехчасового марша по просёлочной дороге я спросил. Уже за столом, конечно, под чай с конфетами, который мы тащили эти десять километров. Антон молча кивнул на стоящий в серванте самодельный радиоприёмник.
Когда–то давно, по моим меркам, конечно, то есть в девяностые, он был радиолюбителем. Все попытки рассказать мне что это такое на пальцах всегда заканчивались одинаково, и он объяснил, что просто собрал свой приемник, который хорошо фильтровал шум. Очень скоро ему стал интересен именно этот шум, а не общение с радиолюбителями и поиск музыки, в которой он ничего все равно не смыслил. Однажды у него что–там перегорело, он не смог объяснить мне, что именно, честно скажу, хорошо пытался, но я транзистор от тиристора не отличу. Вот эта штука – подчеркнул он — очень нужная, погорела, но аппарат продолжал функционировать. Более того, теперь можно было услышать помимо «белого шума» какие–то странные голоса, отголоски мелодий. Антона это завораживало. Пока он однажды не понял, что слушает свой разговор с отцом, ныне уже покойным. Его–то голос он хорошо знал. Задержавшись на этой волне, Антон убедился, что может услышать то, что происходило в его собственной квартире много–много лет назад.
Для того, чтобы точно быть уверенным, он решил ставить эксперименты в других домах – приходил ночевать к друзьям, включал свой агрегат, надевал наушники и начинал слушать. Интересного было мало. Жизнь обычного постсоветского человека это — часы работающего телевизора и ругань на кухне из–за немытой раковины. Тогда Антон стал ходить ночевать в заброшки – старые здания, порою весьма старые, которые тогда в изобилии водились в Москве – в развалины особняков, например. Кто ж ему позволил бы ночевать в настоящих?
Но однажды он заночевал в развалинах царского дворца в Царицыно. Тогда их еще не превратили в полуноводел имени Лужкова и с охраной парка можно было договориться занедорого. Я–то понимаю, что это был большой провал, потому как дворец ни разу не был толком жилым, но Антон этого не знал по причине пробелов в изучении истории родного края и отсутствия на тот момент доступного интернета.
И вот он лежит, слушает. И слышит звуки разговора. И вдруг ему кажется, что к нему обращается женский голос, типа – «К тебе обращаюсь, дух, что ждет сей дворец в веке грядущем?»
Ну Антон решил приколоться, включил микрофон и спросил, кто его потревожил. Оказалось, Екатерина Алексеевна, государыня–императрица. Оказывается, она проводила сеанс спиритизма с архитектором дворца Баженовым, как он потом понял, в 1785 году. Монаршей особе хотелось знать, что ждет ее московскую резиденцию. Ну Антон и зарядил всю правду–матку, какую из истории помнил. И про то, что дворец будет заброшен и про Москву, спаленную пожаром и про то, как династия Романовых закончится на Руси, хотя о последнем его никто не просил. «Брешешь все, бес!». Тут Антон пуще прежнего раззадорился. Ах, брешу? И давай ей её личную жизнь пересказывать, по памяти, как она с одним Григорием, потом с другим… потом с солдатами всякими.
Но там окромя Баженова и Екатерины II, судя по всему, был кто–то еще, возможно, медиум, и он был совсем не безобиден. Антон вдруг услышал скрежет и какие–то заклинания, отчего потерял сознание, да еще и оглох на некоторое время. Да и приемник погорел, как он считал, окончательно. Но оказалось, что он ошибался. Неубиваемый агрегат продолжал работать, но со сбоями. Антон обнаружил, что теперь он «управлялся» дедовским методом – ударом по корпусу.
Вот только транслировал он теперь странное. Впервые он понял, что вместо звуков из прошлого слышит что–то другое, когда услышал популярный шлягер Земфиры, чей первый альбом вышел буквально неделю как. Вот только за полгода до того, он его уже слышал в своем приемнике, когда вписывался у друзей на даче в Малаховке, надеясь там услышать разговоры русской интеллигенции начала двадцатого века.
Сопоставив некоторые факты, он понял, что теперь странным образом его приемник принимает звуки из будущего. Они были такие же обрывистые и непонятные, как и те, из прошлого. Но это было уже кое–что. Так он за несколько месяцев узнал об 11 сентября 2001 года,
— Даже бабла поднял немного на тотализаторе после того, как натыкался на разговоры футбольных фанатов.
Но все закончилось в 2010 году.
— Я тогда путешествовал по Донбассу. И удивился, как часто мне приходилось слышать вой сирен, взрывы и скрежет гусениц. Думал, что это звуки далёкого будущего, оказалось — нет.
— Подожди, но бункер то ты строишь здесь.
— Ты знаешь, после возвращения в Россию, я стал особенно внимательно прислушиваться. Слышал всякое. Но в последнее время слышу только пение птиц и шорохи. Больше ничего. И в Москве и в Питере, и в Екатеринбурге.
— Господи… а за границу не хочешь уехать?
— Был я там. Тоже птички и шорохи. А здесь, ночуя в заброшенном доме я случайно услышал свою любимую песню Сергея Калугина «Радость моя». В собственном исполнении, если что. Решил остаться.