Найти в Дзене
РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ

Ежемесячное литературное приложение к циклу "Век мой, зверь мой..." ДѢЛО Глава 2

Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно! И как же это всё случается - в этой Павлославской губернии? А ведь начиналось всё так тихо, едва не водевильно - авантюрной "Штукенцией"... Позвольте, я процитирую из неё же, из финала... ...А славные были времена, сударь, ей-ей – славные! Наивные какие-то, патриархального в них много было, нынче уж такого нет! Раньше и убийство коли случалось - так словно понарошку, по-театральному... Теперь же убивают зло, коряво, несимпатично - ежели возможно применить это слово к убийству вообще! Нравы посуровели, да-с... Затем пошла "Нелепа" - там уже вообще непонятно - что творится, публикация только продолжается, но ясно одно - никакой патриархальностью точно не пахнет. Предлагаемая вторая глава "ДѢЛА" точно не оставит ни малейших иллюзий: нынешние обитатели Павлослава обречены. Новое столетие безжалостным катком уже совсем скоро пройдётся по их судьбам, перемолотит, пережуёт, так что жутковатый по с

Всем утра доброго, дня отменного, вечера уютного, ночи покойной, ave, salute или как вам угодно!

И как же это всё случается - в этой Павлославской губернии? А ведь начиналось всё так тихо, едва не водевильно - авантюрной "Штукенцией"... Позвольте, я процитирую из неё же, из финала...

...А славные были времена, сударь, ей-ей – славные! Наивные какие-то, патриархального в них много было, нынче уж такого нет! Раньше и убийство коли случалось - так словно понарошку, по-театральному... Теперь же убивают зло, коряво, несимпатично - ежели возможно применить это слово к убийству вообще! Нравы посуровели, да-с...

Затем пошла "Нелепа" - там уже вообще непонятно - что творится, публикация только продолжается, но ясно одно - никакой патриархальностью точно не пахнет. Предлагаемая вторая глава "ДѢЛА" точно не оставит ни малейших иллюзий: нынешние обитатели Павлослава обречены. Новое столетие безжалостным катком уже совсем скоро пройдётся по их судьбам, перемолотит, пережуёт, так что жутковатый по сути рассказ Семёна Никифоровича Бабушкина из "Штукенции" покажется пасторальной картинкой с фавнами, наядами и Полифемом, играющим вдалеке на дудочке. Отчего так получилось - вопрос сложный и неоднозначный. Да, нас учили, что "декабристы разбудили...", "развернул агитацию...", "освободили, а земли не дали..." На самом деле, полагаю - всё значительно сложнее, Впрочем, можно порассуждать об этом перед третьей главою - в июле. А сейчас...

"ДѢЛО"

ГЛАВА 1. 1924-й

ГЛАВА 2. 1904-й

Ресторан «Бубенец» был открыт неким предприимчивым выкрестом по фамилии Шиповский (впрочем, говаривали, что никакой он не Шиповский, а Шипович) относительно недавно, лет пять тому назад, но практически сразу по праву заслужил репутацию самого изысканного в губернии: фарфоровая посуда по особому заказу, позолоченные столовые приборы, лепнина на стенах, огромнейшие люстры, хрустальные фужеры и бокалы, всегда безупречно-белоснежные скатерти, вышколенная прислуга, готовая ринуться к вам за столик только по легкому движению бровей или пальца – за всем этим Шиповский следил строго! Не жалел он средств и на артистов, до которых губернская, падкая на скудные провинциальные развлечения, публика, была особо охоча: выступали тут и Ляля Жемчужная, и поразившая всех нижайшим своим контральто Варя Панина, и даже Шаляпина как-то заманил к себе неугомонный хозяин… На всего одно, правда, выступление, но зато зал был полон, даже дополнительные столики пришлось ставить: поговаривали, что Шиповскому обошлось это во многие тысячи! Врали, конечно, но по всему видать, что немало Федя запросил за свою короткую гастроль!
Летом город пустел, сборы бывали уж не те, хозяин «Бубенца» ангажировал труппы попроще и на подольше – так выходило дешевле. Нынче ( и уж вторую неделю) играл оркестр Негреску. Никто о нем ничего не знал, но играл, признаться, недурно: тут были и вальсы, и русские народные, в оригинальной обработке, мелодии, и романсы, и популярные опереточные мотивчики, и даже какое-то неведомое, только еще входящее в мировую моду,
танго – что-то латиноамериканское, певучее, непонятное, но очень чувственное и даже дерзкое!
По случаю июльской жары одетый в легкий светло-серый костюм и – для конспирации, как истинный буржуа! – с тросточкой, от которой только потела во время ходьбы ладонь, Сиверцев с самым пренебрежительным видом вошел в полупустой зал, отдал подскочившему метрдотелю осточертевшую трость и канотье, задержался у зеркала и, чуть поправив слипшиеся от пота волосы, вгляделся в отражение. Убедившись, что подмигивающий ему в ответ господинчик с тонкой фатовской полоской черных усиков выглядит совершенно
comme il faut, удовлетворенно прищелкнул пальцами и проследовал за указанный ему услужливо столик.
Гостя, конечно же, еще не было; правда, Сиверцев намеренно пришел на двадцать минут ранее условленного времени – и не ради конспирации, а просто, чтобы посидеть, послушать музыку и мысленно всласть поиздеваться над загнивающим классом, предающимся разврату и пьянству. Последнее, впрочем, было, скорее, оправданием для самого себя и для товарищей; им, узнав о месте встречи, он так и сказал, презрительно морща губы, - дескать, понаблюдаю за этими презренными свиньями, только и могущими плаксиво хлюпать носами под романсики и вожделеть бесстыдно обнаженных актрисок! Сейчас, оставшись наедине с самим собой и в уютной атмосфере шикарнейшего заведения с услаждающей слух музыкой, он бы никогда так не сказал, к тому же, что отчего-то никто не кидался сотенными купюрами, никто не рыдал в голос, глотая сопли; напротив, все присутствующие были сдержанно, но со вкусом одеты, аккуратно ели и пили, тихонечко переговаривались или вовсе молчали. Сиверцев поймал себя на мысли, что находит даже удовольствие в том, что вот-де он, сын дьячка и недоучившийся студент, сидит сейчас в дорогом ресторане, кушает семгу, запивает шампанским и ожидает человека, который вскоре поможет ему и товарищам взорвать этот приятный вроде бы мир к чертовой матери. Ощущение собственной силы и могущества лишь добавляло ему настроения, он видел себя со стороны – интересного, загадочного и полного скрытой тайной энергетики. Остальные невольно блекли по сравнению с ним, оказываясь плоскими картонными фигурками: они-то жили открыто, утаивая от окружающих лишь собственные пороки – карты, любовниц, долги, взятки… Нет, положительно, делать революцию – это верх романтизма!
Их группа радикальных эсеров-боевиков образовалась не так давно, всего полгода назад, но товарищи подобрались что надо – все молодые, бесстрашные, по-хорошему злые, все отчетливо понимают роль террора, все вдохновлены недавними убийствами министра Сипягина и уфимского губернатора Богдановича, все горячо обсуждали неудачу с покушением на харьковского губернатора Оболенского, искренне считая, что у них-то это вышло бы успешнее! Ничем выдающимся, правда, себя еще не увенчали, нацелились сразу на крупное дело. Его Высокопревосходительство губернатор Платон Дмитриевич Мейендорф - вот цель, достойная всяческих усилий! Скотина, хам, самолично распорядился отчислить из единственного на всю губернию института сразу пятьдесят наиболее неблагонадежных студентов. Ладно, студентов – в гимназиях среди старшеклассников провел чистку, еще столько же выгнал с «волчьими билетами»! И куда они теперь? В конторщики только или в рабочие! Смерть гадине! И убийство его сразу произведет нужный эффект для правительства, да и их - вершителей правого суда поставит в ранг людей особых, уважаемых в своем кругу и внушающих ужас кругам правящим. Пусть знают, что и в провинции царским сатрапам не укрыться от народного гнева!
Сказано и задумано дельно, однако – а как? Ни опыта, ни оружия – самое главное… Деньги раздобыть удалось: ограбили в соседнем уезде, в Верхнерадонежске ювелирный магазин Фишмана, сработали вроде чисто, без крови, не засветились, денег взяли немного – пятьсот рублей всего, зато побрякушек - изрядно. Реализовали через скупщика краденого, мужика тертого и выжиги, каких свет не видывал. Нагрел их как минимум на две трети стоимости, зато – вот они, десять тысяч на дело! Через того же скупщика приобрели пару полицейских «бульдогов». Понятно, что на акцию с ними не пойдешь, но для начала – и это сойдет. Нужен динамит, нужен опытный организатор, документы… Где взять?
Обратились к двоюродному дяде одного из них – Борисова. Дядя был серьезный человек – пять лет на каторге в Зерентуе, бывший член «Народной воли», по старости от дел отошел, но нужных людей – знал. Выслушал племянника с товарищами, усмехнулся, закурил, закашлялся, после задумался:
- Кутята вы! Хорошо еще, дел не успели наворотить. Что с ювелиром не напортачить умудрились – и то молодцы, дай бог – на уголовщину обычную спишут. Ладно, свяжусь кое с кем, ждите, но уговор – более ничего не предпринимать! Хотите торопиться – лучше в ссылку загреметь за прокламации, чем за глупость неподготовленную с покушением!
Переписка дяди с «кое-кем» длилась месяца три: видно, Боевая Организация тщательно блюла конспирацию, на слово никому не доверялась, проверки и перепроверки шли одна за другой. Наконец, пришел ответ: «Ждите». Посовещавшись между собой, решили как самого представительного отправить на встречу Сиверцева.
- Усы у тебя больно подходящие, - скрывая легкую досаду и несколько натужно улыбаясь, Борисов – самый старший из всех – хлопнул его по плечу. – Костюмчик тогда купи, чтобы соответствовать, ну и там… побарствуй, шампанского что ли выпей какого!
Борисову очень хотелось самому пойти на встречу с таинственным представителем Боевой Организации, но понимал, что с его неказистой внешностью и вечно торчащими во все стороны непослушными вихрами в приличные присутственные места лучше не соваться.
- … Вы позволите присоединиться? Над этим столом, как сказал метрдотель, лучший акустический фокус! – голос, произнесший условленный пароль, заставил Сиверцева вздрогнуть.
- В самом деле? Тогда – милости прошу! – мигом придя в себя, широко улыбнулся тот, во все глаза рассматривая невысокого плотного брюнета лет двадцати семи-тридцати. Внешности он был заурядной: простецкий, чуть широковатый нос, тонкие губы, глаза карие, лоб – высокий. Из запоминающегося – только овальная выпуклая родинка у глаза. Одет франтовато, но без вызова: просто добротный костюм хорошего лекала, верно, пошит у приличного мастера, может, даже за границей. Встретишь такого – и тут же забудешь. Вот только – родинка… «Плохо, наверное, для конспирации!» - подумал Сиверцев, невольно переводя взгляд с лица подсевшего на родинку.
- Да, скверно, - будто подслушав его мысли, неожиданно кивнул брюнет. – Иной раз приходится и очками закрывать, когда – и париком пользоваться.
- Простите…, - несколько смешался от его проницательности Сиверцев.
- Да перестаньте, - благодушно усмехнулся брюнет, делая подзывающий жест в сторону прислуги. – У вас всё на лице написано. Плохо. Настоящий боевик не должен ни чем выдавать ни себя, ни свои мысли, иначе опытный филер срисует вас за несколько минут. Дружочек, - обратился он уже к почтительно изогнувшемуся над ним официанту , - покумекай сам по своему разумению: от Европы - изжога, от всяких там устриц, спарж и бешамелей едва с ума не сошел. Давай-ка мне всего русского: соляночки, селедочки, икорки, осетринки, морсу… Да, и водки, водки, и чтоб ледяной! – уже вдогонку выкрикнул он, спохватившись.
- Шампанским балуетесь, - гость звонко щелкнул ногтем указательного пальца по бутылке, небрежно украдкой всмотрелся в сверкающее ведерко для льда («Проверяется!» - догадался Сиверцев), и, обведя глазами перед собой, чуть откинулся на стуле. – Ну что ж… Меня зовите Николаем Ивановичем, фамилия – Спешнев, большего вам, пожалуй, знать и ни к чему... Вас же как величать?
- Сиверцев, - вновь смутившись – на этот раз от уверенного и несколько покровительственного тона, отвечал тот. – Дмитрий Яковлевич.
- Ваше счастье, Дмитрий Яковлевич, - мигом перехватил Спешнев, - что имя дяди вашего многие помнят, да и репутация у него в наших кругах – приличная, иначе бы непременно сочли все ваши послания провокацией. Это, кстати, вовсе не означает, что я готов довериться всему, что услышу.
Подождав, пока довольный, что, кажется, угодил заграничному гостю, официант расставил многочисленную снедь на столе, Спешнев с явным удовольствием выпил водки, зажевал чем-то и продолжил:
- Разумеется, что мне нужно было узнать, я узнал – и не от вашего дяди. То, что в деле себя проверили сперва – я имею в виду ваш «экс» в Верхнерадонежске – тоже неплохо, хотя то, что сдали весь товар там же – непростительный дилетантизм. Сдавать надо было по соседним губерниям, частями и разными людьми. Поди - и не менее половины потеряли? Касса для любой боевой ячейки – дело первейшее. Костюмчик-то, поди, на денежки бедолаги Фишмана приобрели? – подмигнул Николай Иванович. – Ничего себе костюмчик, хотя и пошит скверновато…
- А откуда вы…, - совсем растерялся Сиверцев.
- Сбор достоверной информации – основа основ любого серьезного дела! – строго и внушительно перебил его Спешнев. – Вы вот думаете – чего я вам встречу именно тут назначил? Пошиковать? Вовсе нет. А потому, что еще позавчера сюда наведался, да два запасных выхода обнаружил – на всякий случай: один – с кухни, второй – из окна уборной. На квартире какой встречаться – я вам настолько не доверяю, в сквере – его и обложить можно… Улавливаете?
- Ула… Да! – с нескрываемым восхищением от профессионализма Спешнева по-детски кивнул Сиверцев, сам себя с досадой поймав на том, что разве только рта не раскрыл.
- Ну, и еще одна причина, по которой я здесь…, - Спешнев выцедил сквозь плотно сжатые зубы еще одну рюмку, вкусно причмокнул. – Это – ваш губернатор. Здесь ваше желание и мнение лидеров Организации совпали. Это, полагаю, будет несложным делом, но с большим подтекстом – на всю Империю. А, чтоб усилить впечатление, мы всё погромче устроим, чтоб пробрало кое-кого там наверху до костей! Да и нам в копилочку после нескольких неудач нужно выигрышную облигацию подкинуть!
По залу тем временем поплыли певучие звуки «Ямщика» - это после перерыва снова заиграл оркестр Негреску, похоже, всецело состоявший из природных по виду русаков, и только дирижировавший энергично маленький живенький господин с копной взъерошенных темных волос вполне мог сойти за румына. Умолкший было Спешнев с саркастической улыбкой прослушал несколько минут, а после, фыркнув, заметил:
- Верно, господа либералы и интеллигенты под такую музыку скоро начнут слезы лить – от жалости к народу, а более – к себе. Обратите внимание вон на ту парочку! – и указал быстрым движением сверкнувшего в свете люстр ножа на стол с сидевшими за ним пожилым, профессорского вида, мужчиной в пенсне и вдохновенно опершегося лицом на кулак соседа – в галстуке-«бабочке» и с влажными темными глазами. – Видите – как караси губами шевелят, наизусть помнить изволят!
- А вы циничны! – отважился вставить Сиверцев. – Что ж, по-вашему, это грешно – растрогаться от музыки?
- Да сколько можно? – небрежно оборвал его Спешнев. – Такие господа и подобные им уже кряду пять десятилетий нюнятся над бедами мужика, хотят конституции, всё к чему-то призывают, да только сами не знают – к чему. А мы, сударь, -
дело делаем. Итак, Дмитрий Яковлевич, давайте условимся: вы знаете меня, я – знаю вас. Более – во всяком случае, пока! – ни я никого знать не желаю, ни вы не должны раскрывать меня перед остальными. Связь наша будет такова: в гостинице «Киев» справляйтесь о письмах на имя Николаева, и сами оставляйте - для Свидлера. По-иному искать меня не советую, само собой, в «Киеве» я не останавливался. Наперед вот вам два поручения: первое – начинайте изучать маршруты передвижения объекта. Осторожно. Не мельтешите. Не торопитесь. Не засвечивайтесь. Не получилось сегодня – получится завтра. В переписке рекомендую объект называть… ну, скажем, Кузеном. Через месяц должна быть какая-то общая схема его передвижений, её просто не может не быть: каждый человек, будь он губернатор или золотарь, без разницы, имеет привычки, характерные особенности, он живет согласно некоему ритму, свойственному только ему. Вам понятно?
- О да! – снова смутился собственной восторженности перед этим сделанным, кажется, из одних только стали и логики, функционером Сиверцев.
- Отлично! Выпейте, кстати, водочки – а то вы сидите как студиозус перед любимым лектором… Второе. Купите два экипажа, лошадей, вашим людям придется заняться извозом. Так легче наблюдать – это первое. Так можно перевозить нужные грузы – это второе. И так легче уходить от филеров – это третье. Если денег не хватит – обращайтесь через условленный канал. Большое дело – большие затраты. Разумеется, будете отчитываться, не надо наивно полагать, что партия – кормушка для искателей легкой наживы. Кстати, - Спешнев, все еще сохраняя блуждающую полуулыбку на тонких губах, вперил в Сиверцева серьезный немигающий взгляд, - законы у нас таковы: за предательство, к которым равно относится и воровство партийных средств, и сношение с определенными правительственными структурами, наказание у нас одно… Надеюсь, не нужно пояснять – какое именно?
- Это излишне, - поспешил успокоить его Сиверцев, постаравшись живо унять холодок, несмотря на летнюю духоту пробежавший меж лопаток. – Все наши люди вполне надежны и проверены…
- Ну-ну, - недоверчиво усмехнулся Николай Иванович, мельком, как бы невзначай, осматриваясь по сторонам. – Иного ответа и не ждал, хотя – на вашем месте, разумеется, - не стал бы ручаться сразу за всех. Для начала неплохо быть уверенным хотя бы в себе.
Он неспешно налил себе еще водки, пригубил немного, подцепил луковое колечко, зажевал и, выудив из кармана пухлое портмоне, выложил на белизну открахмаленной скатерти сторублевую ассигнацию:
- Мне пора, вы посидите еще немного. Расплатитесь этим, здесь – достаточно, свои деньги экономьте, вам предстоят еще немалые расходы. И помните, Дмитрий Яковлевич…, - ирония, отчетливо просквозившая в том, как он произнес имя и отчество Сиверцева, была слишком явной, - … начиная с этого момента – никаких глупостей. Хотите пошалить – забудьте о моем существовании и обо всём, что тут было говорено. Хотите заниматься делом – всё только через меня. И важно, чтобы все ваши товарищи это тоже четко усвоили. Прощайте!
Сиверцев, стараясь делать это исподволь, отследил его исчезновение в дверях, ведущих к туалетным комнатам: Спешнев шел неторопливо, чуть поводя по сторонам широкими, ладно обхваченными дорогой материей пиджака, плечами, как обычно делают очень сильные и уверенные в себе и своей силе люди. Можно было не сомневаться: появись сейчас в зале жандармы и окрикни его, Николай Иванович мгновенно бы, не разворачиваясь, открыл пальбу и тут же растворился бы в воздухе. «Да, с такими людьми можно провернуть любое дельце!» - с перенятым у недавнего собеседника непонятно откуда появившимся налетом цинизма подумал Сиверцев, даже не замечая, что подумал сейчас и думал раньше об убийстве человека, не сделавшего лично ему, кроме косвенного участия в отчислении из института, ничего дурного, убийстве семьянина, содержащего троих малолетних детей и не поднимающуюся несколько лет с постели старуху-мать. Когда же эта мысль всё же пришла ему в голову, он постарался поскорее забыть о ней, оправдавшись тем, что террор – вещь принципиальная, и жалости вместе с лирическими предрассудками – не терпит.

С признательностью за прочтение, мира, душевного равновесия и здоровья нам всем, и, как говаривал один бывший юрисконсульт, «держитесь там», искренне Ваш – Русскiй РезонёрЪ

Предыдущие выпуски "Ежемесячного литературного приложения" к циклу "Век мой, зверь мой...", постоянные циклы канала, а также много ещё чего - в гиде по публикациям на историческую тематику "РУССКIЙ ГЕРОДОТЪ" и в иллюстрированном каталоге "РУССКiЙ РЕЗОНЕРЪ" LIVE

ЗДЕСЬ - "Русскiй РезонёрЪ" ЛУЧШЕЕ. Сокращённый иллюстрированный каталог

"Младший брат" "Русскаго Резонера" в ЖЖ - "РУССКiЙ ДИВАНЪ" нуждается в вашем внимании