Татарский купец Загидулла Шафигуллин (1840-1919) был обладателем сильной воли и решительного характера, все это дополнялось его трудолюбием, выносливостью, терпением и бережливостью. Он добился в жизни многого: сколотил солидный капитал, активно занимался благотворительностью, водил дружбу с уважаемыми мусульманскими деятелями, но его главной заботой была родная деревня Акзигитово. И самым трудным в его жизненном пути оказалось завоевание уважения земляков. Почему? Давайте разбираться.
Писатель Зариф Башири приводил слова Шафигуллина о том, что «бедность — это очень плохое явление, но бедность идет от лености, из-за неумения правильно пользоваться полученным доходом». Он говорил, что нельзя дожидаться [лучшей доли] в деревне, а надо уходить на сторону, торговать, искать доход, а полученное беречь и приумножать.
Это высказывание очень точно иллюстрирует его внутренний настрой. Да и в повседневной жизни Шафигуллин оставался человеком непритязательным, довольствовался малым, не тратил огромные средства на роскошь. Но имевшийся капитал подкреплял его уверенность, поначалу он действовал довольно свободно, не обращая особого внимания на сложившиеся порядки.
Он упрямо шел к своей цели. Например, крестьяне из деревни Большие Кушманы говорили о Шафигуллине, что «у него карман толстый, т. е. богатый, и с ним никто ничего сделать не может». Другие его современники подтверждали, что Шафигулин «человек богатый, почему имеет сильное влияние среди магометан, которые его ни в каких проступках не выдадут».
Высказывания Шафигуллина также подчеркивают его непоколебимую уверенность. Например, еще до начала жандармских расследований по поводу его персоны, до возникновения проблем со ставленниками-муллами, купец уверенно заявлял, что ему «ничего не будет» и вообще «с ним тягаться трудно». 50-летний предприниматель считал, что его финансовая состоятельность поможет разрешить все трудности, но он не подозревал об усилении реакции в стране и поисках внутренних врагов.
Шафигуллин имел манеру разговаривать с обычными людьми немного резким и категоричным тоном. Он не уставал доказывать необходимость просвещения и развития конкурентоспособности татарского народа. Его недоброжелатели сообщали правоохранительным органам, что купец ведет «свою агитацию» везде — на пароходах, в чайных, в деревнях Казанского губернии и других местах.
Люди, знавшие Загидуллу Шафигуллина, характеризовали его как человека умного и хитрого. Вместе с тем для некоторых он казался грубым, жестоким, необходительным. Другие боялись мстительности купца, поэтому не решались спорить с ним. Очевидно, лишь после усиления панисламистских дел в 1910-х годах, опираясь на помощь жандармерии и других органов власти, оппоненты Шафигуллина стали выступать открыто против него. На такие выпады он реагировал бурно, не скупясь на выражения.
За спиной купца-благотворителя шептались, что он практически неграмотный, едва научился читать и писать по-татарски. При этом уточняли, что к старости он все же преодолел этот недостаток в образовании. Если это было действительно так, то упорство Загидуллы-бая в освоении грамоты вызывает лишь восхищение. В целом, З. Шафигуллин создавал впечатление жизнерадостного, бойкого и развитого человека. Несмотря на «неграмотность», он отличался прогрессивными воззрениями и всю жизнь заботился о народном образовании.
Анализ жизненных перипетий Загидуллы Шафигуллина, его географических перемещений, личного окружения и взаимоотношений с односельчанами показывает, что у купца были определенные сложности с идентичностью. Безусловно, он себя четко осознавал как мусульманина. С этой составляющей «Я» Шафигуллина не было никаких проблем и его активная деятельность по строительству мечетей и медресе являются доказательством этого. Несмотря на серьезные изменения в материальном положении, смену социального статуса, он понимал, что процветание в торговых делах — это не только его личный успех, поэтому не ушел с головой в стяжательство, а тратил свои средства и силы на богоугодные дела.
Как у мусульманина, у него была сильно развита социальная ответственность, он никогда не отгораживался от махалли, от своей деревни, от уммы. Его считали очень верующим человеком, единоверцы почтительно звали Загидулла хаджи, как человека совершившего паломничество в Мекку и Медину. Но не все принимали его таким. Например, некоторые злопыхатели подчеркивали, что «приближаясь к старости Шафигуллин раскаялся в своих грехах, сделался фанатично религиозным».
Однако в отношении других социальных ролей предпринимателя, прослеживается некоторая двойственность собственного восприятия. С одной стороны, Загидулла Шафигуллин был иркутским купцом 2-й гильдии. Но, надо особо отметить, что был он временным купцом. И это, на наш взгляд, очень важный момент. Загидулла-бай продолжал воспринимать себя жителем Акзигитово. В отличие от своего младшего брата, который после трехлетней службы в царской армии, окончательно обосновался в Иркутске и сразу, без оговорок, вступил в местное купеческое общество, Загидулла продолжал жить заботами родной деревни.
Благодаря своему упорству, он стал очень уважаемым человеком, но впереди его общественных заслуг шла молва о его богатствах. Между тем, для иркутских купцов он оставался очередным конкурентом, обыкновенным «инородцем». Если Шайхулла Шафигуллин стал единственным гласным-татарином Иркутской городской думы и пытался на муниципальном уровне решать проблемы местных мусульман, тесно общался с городскими купцами, вступил в иркутскую ячейку партии кадетов, то со стороны Загидуллы не было подобных попыток интеграции в городскую среду. Даже в Казани он так и не обзавелся собственным домом, хотя мог себе это позволить. Он предпочитал останавливаться в номерах «Сарай» и в самом татарском городе империи продолжал чувствовать себя человеком «временным».
Очень любопытен инцидент между муфтием и Шафигуллиным. Дворянин Султанов больно задел богача, назвав его «мужиком» и «дураком». При этом необходительный и грубый с сельскими муллами купец в случае с муфтием не стал отвечать тем же.
Как передавал это событие Г. Ибрагимов, Загидулла хаджи взял в руки шапку и направился к выходу, разъяренный Султанов дошел до рукоприкладства, но и здесь предприниматель безмолвно вынес публичное унижение. Потом написал на него жалобу и довел дело до судебного разбирательства.
Вероятно, З. Шафигуллин не хотел вести себя с муфтием как «мужик», поэтому принципиально разрешил конфликт законным путем. В результате, уважаемому чиновнику — муфтию — присудили почетный арест. Для купца же самым главным было признание вины Султанова, но при этом он не чувствовал себя до конца правым. По данным М. Магдеева, после того как купец узнал о наказании муфтия, то отправил ему телеграмму с извинениями за случившееся.
Загидулла Шафигуллин, оставаясь всю жизнь временным иркутским купцом 2-й гильдии, никак не хотел ассоциировать себя с деревенскими «мужиками». Но вся его общественная активность поначалу была связана только с Акзигитово и близлежащими селениями. Однако за годы отсутствия в родной деревне, он успел отдалиться от земляков.
Старики помнили его еще босоногим пастушком, но не смели напомнить об этом солидному купцу с суровым взглядом. Не всем понравилось, что предприниматель стал поучать всех жизни, забывая о сельской иерархии, вольно обращался с общественными землями, что-то вечно строил и придумывал. Люди исподтишка наблюдали за «причудами» богача, пускали слухи о том, что богатство он нажил грабежами и воровством, а в молодости увлекался горячительными напитками и «имел слабость к женщинам». Известное дело, всегда находились злопыхатели, не все смогли принять успешность односельчанина, который был таким же, как все, и стал вдруг совершенно другим.
Возможно, именно таким отношением земляков объяснялись изменения в поведении З. Шафигуллина. Его природный смелый нрав с годами все больше проявлялся в виде властности и бескомпромиссности. Для распространения собственного влияния он избрал вполне типичный способ — строительство мечетей и медресе.
С одной стороны, это говорило о его искреннем стремлении к просвещению простого народа, но, с другой, это был еще один путь для выработки уже «символического капитала». Для Шафигуллина-старшего крайне важно было признание его заслуг земляками. Он жил с этим чувством практически до самой смерти.
Например, в 73 года Загидулла Шафигуллин с грустью отмечал, что народ «его не понимает, и считает чуть ли не за врага, тогда как он всю свою жизнь посвятил заботам о нем». Слова о «враге» не были пустым звуком, некоторые озлобленные односельчане своими действиями выказывали истинное отношение к делам купца. Так, простые крестьяне стали растаскивать сваи, которыми Шафигуллин укрепил берег реки, не обращая внимания на то, что вода вновь стала размывать берега. Они выступили против строительства каменного моста через речку, хотя Шафигуллиным уже были подготовлены для этого камни.
Даже член Казанского губернского присутствия Н.В. Смирнов подмечал в 1913 году: «как это ни странно, но Шафигуллин не пользуется уважением местного населения и в среде его непопулярен до того, что временами чувствуется к нему некоторое озлобление. Сам Шафигуллин объясняет это ненавистью к нему мулл как к реформатору школы в данном районе, вырывающему у духовенства влияние над послушной до сих пор паствой».
Интересно, что во взаимодействии с односельчанами Загидулла-бай иногда использовал третьих лиц. Например, правой рукой Шафигуллина был акзигитовский мелкий торговец Ахметсафа Талипов. В его лавке ежедневно собирались местные крестьяне и велись разные беседы. Они считали владельца лавки человеком опытным и прислушивались к его советам. Вероятно, акзигитовцы больше доверяли мелкому торговцу Талипову, который был гораздо ближе к ним, нежели успешному богатому предпринимателю Шафигуллину. Талипов не нарушал традиционный уклад деревни, не подвергал сомнению авторитет местных имамов, а реформатор Шафигуллин хотел переустроить все по-новому.
Пока муллы были его союзниками, деревенские жители молча наблюдали за происходящим. А когда один из имамов, Шакир Халитов, стал критиковать действия Шафигуллина, остальной народ присоединился к нему. Например, во время одного из конфликтов за оскорбление Шафигуллиным старого имама деревенская толпа хотела даже побить предпринимателя, но другому мулле удалось успокоить всех.
В 1911 году Загидулла-бай решил воспользоваться авторитетом приезжего муллы Габдуллы Гиззата Адикаева из Пензенской губернии и его устами воздействовать на своих земляков. Действительно, почетный гость в своей речи затронул и заслуги Шафигуллина перед акзегитовцами и призвал всех к миру. Этот эпизод еще раз показывает некоторые сомнения в душе категоричного и резкого купца, который продолжал нуждаться в поощрении со стороны односельчан.
Между тем, предприниматель не был лишен и таких черт характера, как смирение, он умел признавать свои ошибки и с возрастом все чаще искал компромиссные решения в общественных вопросах. К концу жизни его взаимоотношения с односельчанами наладились.
Например, после получения вести о свержении царя в феврале 1917 года Загидулла хаджи собрал в мечети местных аксакалов, объяснил им суть происходящих в стране событий, а потом, собрав всех вместе, устроил небольшую демонстрацию с возгласами «Да здравствует свобода!».
Умер Загидулла Шафигуллин в возрасте 79 лет в родной деревне. Он пережил октябрьские события 1917 года, гражданскую войну в Поволжье, но не захотел уезжать из Акзигитово. Окончательно ослепший, бывший предприниматель скончался 8 мая 1919 года. Похоронен на деревенском кладбище — том самом, о котором так трепетно заботился при жизни.
Читайте также: