Эта ночь выдалась вполне удачной: запас мяса был пополнен на неделю вперёд. Ни одному из пойманных шум поднять не удалось. Шумиха будет этим утром, когда я уже вернусь к себе домой. Даже интересно, насколько пафосную речь произнесёт на этот раз отец Арнольдио? Эта ночь выдалась вполне удачной: запас мяса был пополнен на неделю вперёд. Ни одному из пойманных шум поднять не удалось. Шумиха будет этим утром, когда я уже вернусь к себе домой. Даже интересно, насколько пафосную речь произнесёт на этот раз отец Арнольдио. В прошлый раз, помнится, он распинался минут пятнадцать. Я аж слезу пустил. За компанию с остальными. Но пока до рассвета было ещё часа два, не меньше и я просто бегал по лесной поляне, доверху залитой лунным светом, щекочащим ноздри. Прохладная трава приятно холодила лапы, совы время от времени угукали в темноте, мыши шмыгали в траве туда— сюда. Их шорох я слышал даже прежде, чем видел их самих. Что и говорить — на слух мне жаловаться незачем. Я поднял голову. Дух Матери— волчицы в небе был этой ночью особенно ярким, что с самого начала предсказывая удачную охоту. Что и говорить — охота сегодня необычайно удалась.
Взобравшись в три прыжка на высокую сосну, я с самого её верха, подняв морду к небу и встав в полный рост, огласил округу протяжным воем, воздавая хвалу Матери. Лес на мнгновение притих, не смея обрывать молитву.
— ...отвернулся от нас! Воздадим же трепетные и страстные молитвы Господу Оберегающему! Молитесь, люди! Ибо Зверь вновь начал свою кровавую жатву. И продлится жатва, пока не насытится Зверь. И насытится он, лишь когда не останется ни куска мяса в окрестностях, которое он бы смог разорвать! Запомните — ночью каждый из вас находится на грани смерти, пока Зверь гуляет в этих окрестностях. И лишь в храме Господа нашего находитесь вы в безопасности, ибо Зверь — не смеет переступить порог дома Божьего!...
Я сидел в пятом ряду этого цирка. На моём лице выражалась та же степень ужаса и полупаники, что и у окружающих — чтобы не выделяться. Сидел и думал, какой же всё— таки идиот этот Арнольдио. У нас на этой планете два врага — «Карающий меч» и «Рассвет Пылающий». Помимо этих двух организаций, история которых уходит корнями в глубокое прошлое и местами тесно переплетается с нашей, существует ещё одна. Называется она — Тупоголовый Скот. Её корни уходят в ещё более далёкое прошлое, подозреваю, что ещё до сотворения мира. Всегда была и всегда будет. Пока есть они — есть и мы. Кушать то надо что то.
Порог «дома Божьего» я посмел «переступить» порядка получаса назад. Не прийти на проповедь — навлечь на себя ненужные подозрения. Я понимаю, что скот порой не может перемножить два и два, но вдруг найдётся умник.
И ведь надо такое придумать — «Кровавая жатва». Еду я собирал раз в неделю — две недели. И очень строго следил за тем, чтобы убитых мной за сезон было не больше, чем в это же время родившихся. Не из одной же деревни я корм беру... С моей скоростью до соседней полчаса бега, с помощью Ветра— Помошника В Пути. Да и зачем мне убивать больше ,чем я могу сьесть? Мне о стае думать не надо, чем я весьма доволен.
— ...да покайтесь. И кто не молился — да молитесь. И кто не постился усердно — поститесь усердней, ибо лишь с божьей помощью сможем одолеть Зверя!
Корм. Им был и им же останется. Пока мясо надеется на помощь свыше, их деревни были, есть и будут кормить Нас. Проще молится, чем пытаться отыскать меня. Проще истязать себя неделями добровольного голода, истощая организм, нежели этот самый организм научить держать в руке меч. Да и вообще — чем откормленней человек, тем питательней его мясо, так что я определённо против постов! Но... Тень поглоти этого Арнольдио, когда же он иссякнет?
Вдруг, дверь справа от помостков, на которых изливался проповедью священник, открылась и вошли двое мужчин. Судя по пыльному плащу, оба только что с дороги. Один — высокий, смуглый, длинные рыжие волосы заплетены в две косы, спадающие с плеч. Второй — на полголовы ниже, на десяток лет моложе, кожа свежее. Светлые волосы собраны в короткий конский хвост. Одна прядь заплетена в косичку и по левой щеке ложится на плечо. В косичку вплетёна серебряная нить — оберег, который я чуял даже отсюда. Волосы у меня почти встали дыбом, время вокруг замедлилось. Даже речь треклятого Арнольдио показалась мне звучащей откуда то издалека. Неужели...
Вслед за двумя вбежал церковный служка и что то шепнул священнику на ухо. Священник посмотрел на служку, на двух вошедших и лицо его вдруг озарилось счастьем. Он повернулся к залу и закричал:
— Приход мой! Слава Господу! Прислал он слуг своих, дабы искоренили они Зверя кровожаждущего! Восславим же и возрадуемся!
Высокий чуть наклонился и чтото шепнул второму на ухо. Оба чуть усмехнулись. Потом подошли к священнику.
— Мы приветствуем жителей столь славной деревни. Мы — члены организации «Пылающий Рассвет». Нам доложили о вашей проблеме и мы здесь для того, чтобы её решить.
По залу пронеслась волна облегчения.
— Нам нужен свободный пустой дом, желательно на окраине. Также нужен местный летописец. Есть у вас такой? — обратился высокий к Арнольдио.
— Летописца нет, деревня наша черезчур мала. Но если вам нужны записи о событиях, то у нас есть один грамотный человек — Витяй. Витяй! Встань, покажись!
Витяй, знающий грамоту и умевший писать поднялся. Да, слышал я, что ведёт он хроники моих похождений. Почитать бы. Интересно, в каких тонах там всё описано и много ли приукрашено.
Высокий «Рассвет» кивнул.
— Так же мне необходимы ответы на некоторые вопросы. Первый — был ли вчера ночью слышен вой. Второй — когда было предпоследнее нападение. Третий — кто у вас деревне печёт хлеб.
— Хлеб? — переспросил Арнольдио.
— Да.
— Хлебник — Никотор, его нет сегодня.
— Хорошо. А что насчёт воя ночью?
Из зала поднялся мужик.
— Вой ночью ей богу был! Протяжный, долгий.
— Прекрасно. А что насчёт нападения?
— Окромя вчерашнего, вырезали мужчину и женщину месяц назад. Прямо в центре, а никто не усмотрел.
— Хорошо. На сегодня достаточно. Арнольдио, просим прводить нас в свободный дом. Это может быть и домом убитых, мы не возражаем.
Этой ночью я не охотился и не бегал. Вся деревня собралась молиться и поститься в часовню, благо здание было просторным и крепким. Оба «Рассвета» аккуратно открутились от предложения присоединиться. Священник что то проворчал и пошёл в часовню. Я сидел на крыше через улицу и слышал каждое слово «Рассветов». Голос старшего был чуть резким, глубоким. Младшего — как выяснилось, его ученика — чуть выше, речь быстрее. Старшего звали, кстати, Армед. А младшего — Скехим.
(Армед) — Они никогда не меняются. Всегда предпочитают молитву в тихом уголке — действию, и... не едят. Да сожгут меня Лучи, если я когда— нибудь понимал смысл этих действий.
(Скехим) — Нет, ну почему же. Смотри — человек не ест, становится тощим, жилистым. И оборотень есть его не будет. Итог — выживает тот, кто меньше ест, вот они и соревнуются! (оба смеются)
— Ну да ладно. Житель слышал вой. О чём это может говорить?
— Вой — молитва. Говорит о том, что оборотень из рода Певчих, язычников.
— Молодец, знаешь.
— К тому же, если вой протяжный и долгий, как сказал житель — то скорее всего из Лунных певчих. У прочих вой складывается в...
— Не распинайся, не эказамен. Далее — последнее нападение было совершено месяц назад. Значит, еду он загатавливает впрок. Продолжишь?
— Значит, у него есть место, где он хранит еду. Мясо быстро портится, значит, место должно быть прохладное... Какие реки поблизости?
— Правильно мыслишь. Реки две, я узнавал. Но вой был со стороны севера, и логово его именно там, молитву оборотни воздают, не уходя далеко от своего жилища. На севере река Оснянка. Я сомневаюсь, что у нашего лохматого есть лопата, чтобы вырыть себе природный охладитель, а магией они брезгуют. Стало быть, у реки есть водопад, а в нём — за стеной воды — пещера. И именно в ней он прячет еду. Осталось лишь завтра туда наведаться, удостовериться. Если всё так, как я думаю, то уже дня через два мы отсюда отбудем. Лунные певчие особым интеллектом никогда не отличались. Найдём его жилище — найдём и его, по меткам, по знакам. Язычники... они ведь не могут без них. Луну считают духом некой Матери— Волчицы, недоумки.
Недоумки?!!! Более я терпеть не смог. Но и нападать на «Рассвет» сейчас было бы крайне не разумно. Всё, что мне нужно сейчас — это добежать до логова, перенести еду в безопасное место и смыть следы моего пребывания там. А там... Я вам покажу недоумков. Быть на шаг впереди — всегда было залогом успеха во все времена, и в данный момент мне это удаётся. Вот уже и слышен шум моего водопада...
— Ты уверен, что он слышал?
— Ха— ха, мой друг! Столь же хорошо, как мы слышали друг— друга! К тому же, взгляни на медальон.
Медальон, лежащий на столе и чуть мерцающий алым последние полчаса постепенно угасал.
— Судя по нему, он сейчас во всю прыть мчится куда то отсюда, и я догадываюсь, куда именно.
— Кстати, он вроде был и на проповеди?
— Да, был. Медальон сиял, как глаза феникса. Вся беда оборотней в том, что, охотясь на людей, подобных живущим в этой деревне, у них постепенно раздувается самомнение. Оно и понятно: быть этаким «неуловимым убийцей в ночи», быть в самом центре сеемой тобой же паники, оставаясь при этом неуловимым — волей неволей станешь чувствовать себя неуязвимым. И именно на их самомнении нужно играть. Вступать в открытый бой нужно лишь при крайней необходимости.
Кольцо с большим изумрудом, лежащее на столе с медальоном вдруг ярко засветилось.
— Готов, голубчик! Вот твой урок на этот раз, Скехим. Всегда будь впереди врага своего. И если ты знаешь, что он стремится к тому же — играй на этом. Строй ловушки и провоцируй противника бежать в них, сломив голову. Думать противник должен лишь эмоциями, играй на них. И говоря о ловушках, я имею в виду не только буквальную — вроде нынешней в пещере. Кстати, наложена она было превосходно. Я бы не сделал лучше.
— Спасибо, учитель!
— Осталось принести останки в деревню и возвращаться в Орден. А практику можешь считать зачтённой, я пошлю магистру письмо с голубем на днях. И всегда помни — что враг может избрать ту же тактику. На любого умника найдётся ещё более умный. А потому — голова должна быть холодной.
— Да, учитель.
— На сегодня всё, ложимся спать.
— Быть может, оповестить народ в церкви?
— Зачем? Пусть себе голодают и молятся дальше. Да и священник устанет, а значит, его речь завтра днём будет менее длинной и пламенной. А то мы можем отсюда и не выбраться до следующего Солнцестояния!