Александр Киселев
http://naukaverakuljtura.com/январское-восстание-1863-года-в-истории/
В истории польской общественно-политической мысли Александр Адольф Бохеньский (1904–2001) пользуется «проблемной» репутацией. С одной стороны, он происходил из состоятельной шляхетской семьи, имевшей «богатые патриотические традиции» [1]. Действительно, начиная от прадеда до отца все его предки по отцовской линии принимали участие в вооруженной борьбе против России со времен наполеоновских войн. Вместе со своим младшим братом, известным в межвоенной Польше публицистом Адольфом Бохеньским, он не без оговорок поддерживал режим санации, выступал за агрессивную антисоветскую политику, направленную на расчленение СССР. В сентябре 1939 г. Александр Бохеньский воевал в составе 22-го полка карпатских уланов, но после разгрома соединения, вернувшись в свое имение в Поникве, был арестован советскими властями. В декабре 1939 г. его выпустили из тюрьмы в Бродах благодаря заступничеству писателя и бывшего члена Компартии Западной Украины Степана Олексюка, за которого когда-то поручились братья Богеньские, что позволило писателю-коммунисту выйти на свободу из польской тюрьмы [2]. А. Бохеньский не рискнул оставаться в Советском Союзе и перебрался в Краков, где присоединился к деятельности конспиративной Конфедерации народов. Однако больше всего он сотрудничал с Главным опекунским советом – благотворительной организацией, действовавшей с согласия немецких оккупационных властей. В частности, от ее имени он принимал участие в переговорах в августе-сентябре 1944 г. с немецким командованием на предмет предоставления коридора для выхода гражданского населения из охваченной восстанием Варшавы. После освобождения Польши в апреле 1945 г. А. Бохеньский стал организатором встречи в Кракове ряда общественно-политических деятелей с высокопоставленным функционером Польской рабочей партии Ежи Борейшей (Гольдбергом) с целью создания лояльной католической оппозиции. При его прямом участии и инициативе произошло создание общественного объединения PAX во главе с Болеславом Пясецким, который до войны был лидером Национально-радикального движения Фаланга (ONR-Falanga). Сам Александр Бохеньский в знак признания его заслуг перед новыми властями не только получил в 1945 г. место руководителя национализированных пивоварен «Окочим», но стал депутатом Учредительного сейма в 1947–1952 гг. В последующем Бохеньский входил в состав главного управления объединения PAX, был членом ряда творческих объединений, занимался издательской деятельностью. Уже в преклонных летах он поддержал введение В. Ярузельским в 1981 г. режима военного положения в Польской Народной Республике и вступил в состав проправительственного Патриотического движения национального возрождения (PRON), занимая в нем некоторое время руководящие посты. Такая идейная эволюция от сторонника санации и противника СССР до идеолога сотрудничества с властями Польской Народной Республики и приверженца польско-советского политического союза не могла не вызвать обвинений в предательстве и коллаборационизме. Однако позиция Бохеньского была сложнее, что признавали и идейные противники, в том числе лично его знавший публицист и писатель Юзеф Мацкевич. Бохеньский не заслуживал бы внимания, если бы оказался банальным дельцом от политики и корыстным приспособленцем. В частности, Ю. Мацкевич считал Бохеньского «теоретиком примиренческой политики по отношению к захватчику», но «не в отношении каждого захватчика» [3, с. 142 ]. Бохеньский убеждал своих сторонников и слушателей в том, что во имя национальных интересов в условиях 1945 г. Польша должна пойти на компромисс с восточным соседом, в котором следовало видеть не Советский Союз, а по-прежнему Россию. По словам Ю. Мацкевича, Бохеньский утверждал, что «коммунизм – … это только внешний инструмент, несуществующая форма. Сущность осталась та же: Россия! Нужно именно наладить контакт с ее государственными, а не международными интересами и найти компромиссный «modus vivendi» [3, с. 143]. Находясь в розыске, на свой страх и риск Бохеньский пошел на встречу с партийным функционером Борейшой в краковскую гостиницу «Под розой», где предложил последнему «план соглашения между крайне правыми, непримиримой «контрреволюцией», католическим лагерем и новым коммунистическим режимом» [3, с. 144]. Согласно Мацкевичу «план Бохеньского был самым классическим планом соглашения между национализмом и коммунизмом». Впоследствии Бохеньский, ознакомившись в 1959 г. с версией Мацкевича, отказал ей в фактической достоверности, признавая лишь факт разговоров с Борейшей и свою убежденность в необходимости достижения соглашения с СССР в новых послевоенных условиях [4, s. 25].
Однако Бохеньский не просто стал организатором соглашения с властями, но претендовал на роль идеолога определенной политики, свидетельством чего стало появление в 1947 г. книги «История глупости в Польше». Эта публицистическая работа обратила на себя внимание образованного общества. В последующем Бохеньский выпустил еще ряд книг: «Любовь и ненависть Ларошфуко», «Путешествия по истории польской промышленности», «Слово о психике польского народа», «Отступление о высшей и низшей культуре», «Размышления о польской политике» и т.д. Вместе с тем именно «История глупости в Польше» стала главной книгой в его творчестве, поскольку в последующих работах он неоднократно возвращался к высказанным в ней идеям. По словам А. Бохеньского, «История глупости в Польше» писалась во время немецкой оккупации как итог его размышлений над польской историографией, в которой как в зеркале отразились опыт польской политики и популярные в образованных кругах общества взгляды на польскую историю. Одной из центральных тем книги стала трагедия польского восстания 1863 г., остро воспринимавшаяся автором как прообраз кровавого Варшавского восстания, свидетелем катастрофы которого Бохеньский оказался в 1944 г. В этой книге Бохеньский стал продолжателем критической линии в польской общественно-политической мысли и исторической науке в отношении польского восстания 1863 года. В реакции на это событие как на лакмусовой бумаге проявляются ведущиеся до сих пор в польском обществе бескомпромиссные дискуссии о целях, идеалах и методах политической жизни.
Январское восстание 1863 г. Александр Бохеньский считал поворотным моментом в истории польско-российских отношений. По его словам, «изменения произошли исключительно в направлении политики царей и, что еще важнее, отношения психики русского народа к польскому вопросу» [5, s. 18]. В течение ста лет «от вступления на трон Станислава Августа до Январского восстания, русское правительство предприняло ряд попыток, правда неуклюжих, совместного сосуществования с зависимой, потом завоеванной Польши» [5, s. 18]. Начиная с вассальной зависимости Станислава Понятовского от Екатерины II, династической унии Александра I, Органического статута Николая I до широкой автономии при Александре II все правители империи «шли по линии династической абсорбции, не государственной, и уж тем более национальной» [5, s. 19]. Эта политика несколько раз прерывалась, причем, как правило, по вине польской стороны. В каждом случае причины различались, но они всегда сопровождались «трудолюбиво культивируемой и раздуваемой до максимальных пределов иррациональной ненавистью к Москве» [5, s. 19]. После восстания 1863 г. российские правители больше не искали путей совместного существования и договоренностей с поляками, в том числе во многом из-за «нашей заграничной пропаганды», которая «претенциозно и неоднократно лживо представляла пресловутые русские жестокости в Польше и тем самым внушала отвращение к России во всем культурном мире».
В свою очередь именно после «кровавой бани» 1863 г. в польском обществе в течение 60–70-х гг. XIX в. начинается постепенное избавление от веры в то, что они «являются коллективным Христом, что мученичество является целью польской политики, что восстания не были и не являются безумием, что Польша не пала вследствие собственных ошибок» [5, s. 19]. Бохеньский решительно выступал против поддерживаемого санационными властями убеждения о том, что восстание 1863 г. проложило дорогу к восстановлению польской независимости в 1918 году. Напротив, он подчеркивал отсутствие преемственности между повстанческой традицией и обретением суверенитета в 1918 г.– вековой мечты всех польских патриотов. По его словам, «только после 1863 года польская политика, сперва в Галиции, потом в Королевстве, встала на путь польских национальных интересов и с этого момента народные силы, вместо упадка вследствие безумных эксцессов, непрерывно возрастали до 1914 и 1918 гг., и позволили восстановить государство» [5, s. 91]. Однако в межвоенной Польше сторонниками санации сознательно культивировалась повстанческая мифология как основная причина восстановления независимости.
Безоглядная апология восстания 1863 г. основывалась на политической традиции, складывавшейся со времен Четырехлетнего Сейма до 1863 года. Этой традиции были присущи следующие черты: неспособность к предвидению последствий своих устремлений и неприязнь к поэтапной деятельности; крайняя наивность и отсутствие понимания реакции отдельных держав; игнорирование соотношения сил своих и противника; характерная вера в «верность» Франции и происходящее отсюда пренебрежение к подготовке собственных сил; фатальный выбор момента для столкновения. Наконец, восхваление геройства своего лагеря в прошлом при полном отрицании каких-либо, даже наиболее очевидных, последствий от постоянного повтора тех же самых ошибок [5, s. 174]. Больше всего Александра Бохеньского возмущала практика политических идеологов и организаторов восстаний по прикрытию своих политических просчетов героическими жертвами рядовых участников событий, сознательно превращая их убийственное самопожертвование в оправдание своей политики в глазах народа. Очевидно, что здесь на позицию Бохеньского сильно повлияла не столько история восстания 1863 г., сколько недавнее Варшавское восстание.
По мнению А. Бохеньского, в польском обществе накануне разделов Речи Посполитой как реакция на его кризисное состояние сложились две противоречащие политические традиции. Первая политическая система называлась им системой «рациональной политики», которая стремилась ценой ограниченной «суверенности сохранить целостность границ, развить посредством просвещения национальное самосознание и чувство единства, и одновременно умножить материальные силы народа». Напротив, «повстанческая» система заключалась в том, чтобы «не обращая внимание на соотношение собственных сил к чужим, невзирая на текущую ситуацию и реалистичность обещанной помощи мнимых союзников – сражаться с оружием в руках до возвращения полной независимости» [6, s. 9].
В течение всего XIX в. в польской истории действовали эти конфликтующие друг с другом политические системы. В частности, рациональная система на пути широкой автономии Польского королевства, полученной благодаря соглашению с Россией, дала возможность развитию промышленности и образования и «тем самым массовому осознанию трудящихся классов и ощущению национального единства». Это развитие в первый раз было оборвано «эмоциональным и плохо продуманным восстанием 1830 г.». Во второй раз восстанавливаемая Велёпольским «рациональная» политическая традиция была уничтожена «бесцельным и бессмысленным порывом 1863 года» [6, s. 9]. Напротив, компромисс с Австрией, достигнутый польским аристократом графом А. Голуховским – министром внутренних дел империи и наместником Галиции, польской консервативной партией «Станьчиков», позволил «широко развивать просвещение и культуру, а также чувство единства». Все это позволило заложить основы восстановления польской независимости в 1918 г. Намекая на политическую программу и деятельность польских национал-демократов под идейным руководством Р. Дмовского, Бохеньский писал о том, что рациональный курс в польской политике позволил устранить угрозу новых польских восстаний, а значит устранял почву для союза между державами-участниками разделов Речи Посполитой в конце XVIII в.
В современной Польше Александр Бохеньский не входит в число массово востребованных читающей публикой интеллектуалов, но при этом его наследие сохранилось на периферии истории польской политической мысли. По крайней мере, его книги по-прежнему издаются в Польше, в том числе «История глупости в Польше» переиздавалась, как минимум, дважды: в 1996 г. и 2020 г. Однако его критика «повстанческой» политической идеологии и Январского восстания 1863 г. по-прежнему сохраняет свою актуальность на фоне современной апологетики восстания польской исторической политикой, реанимирующей негативную мифологию образа России и разрушающую рациональное и непредвзятое мышление о политике.
- Aleksander Bocheński // Wikipedia [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://pl.wikipedia.org/wiki/Aleksander_Boche%C5%84ski. – Дата доступа: 31.0.2023.
- Orzełek A. Spod szubienicy NKWD do rozmów z Borejszą. Aleksander Bocheński w latach II wojny światowej // Templum Novum [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://templumnovum.pl/historia/ariel-orzelek-spod-szubienicy-nkwd-do-rozmow-z-borejsza-al-eksander-bochenski-w-latach-ii-wojny-swiatowej/ – Дата доступа: 31.0.2023.
- Мацкевич Ю. Победа провокации. – Лондон: Издательство Заря, 1983. – 235 с.
- Zakrzewski M. Z dziejów realizmu politycznego Aleksander Bocheński i jego Memoriał o polityce polskiej z kwietnia 1945 r. // Politeja. – 2018. – Vol. 15 – №. 4(55). – S. 21-42.
- Bocheński A. Dzieje głupoty w Polsce. Pamflety dziejopisarskie. – Warszawa, 1996. – 371 s. – 235 s.
