На днях я рассказывал о том, как сложилась судьба Дайкокуя Кодаю и Исокити — первых японцев, которым удалось после десяти лет в России вернуться на родину в конце XVIII века. Однако из-за невероятной судьбы Дайкокуя Кодаю очень часто в тени остаётся история другого японца, на мой взгляд, не менее интересная.
Я говорю о Синдзо, который попал в Россию вместе с Дайкокуя Кодаю, но решил не возвращаться обратно в Японию. Почему он на это пошёл? Чем занимался в России? Не пожалел ли о своём решении позже? Но обо всём по порядку.
Вообще, на судне "Камиясу-мару" (иногда в литературе встречается альтернативное название "Синсё-мару" — те же иероглифы, прочитанные на китайский лад) под командой Дайкокуя Кодаю находилось 17 человек. Восемь из них умерли в 1783–1784 гг., вскоре после того, как судно прибило к острову Амчитка Алеутского архипелага. Ещё трое умерли на Камчатке в 1788 г. после того, как экипажу удалось перебраться туда годом ранее. Наконец, один член экипажа умер уже в Иркутске в 1791 году.
К тому моменту, когда Дайкокуя Кодаю вместе с учёным и предпринимателем Эриком Лаксманом решил отправиться в Петербург, чтобы добиться от Екатерины II разрешения на отправку экспедиции в Японию, в живых оставалось пятеро членов экипажа: капитан Дайкокуя Кодаю (41 год), заведующий грузом Коити (45 лет), матрос Исокити (28 лет), матрос Сёдзо и матрос Синдзо (33 года).
Сёдзо, ещё по пути из Охотска в Иркутск получил обморожение ноги, и её пришлось ампутировать. По этой причине он решил принять крещение, сменил имя на "Фёдор Степанович Ситников" и стал российским подданным. В Иркутске на тот момент велось преподавание японского языка при Главном народном училище, поэтому Сёдзо стал учителем.
Синдзо сначала отправился в Петербург вместе с Кодаю зимой 1791 года, но в пути заболел тифом и был вынужден вернуться в Иркутск. Болезнь прогрессировала, и он решился креститься, получив имя Николай Петрович Колотыгин. К весне он поправился, но уже окончательно решил остаться в России, женившись на девушке Марианне Михайловне, которая за ним ухаживала. Как и Сёдзо-Ситников, Синдзо-Колотыгин стал учителем японского языка.
Из всех японцев-преподавателей языка, которых в России за XVIII век было немало, Николай Колотыгин оставил после себя, пожалуй, больше всего материального наследия. В нашем институте хранится фрагмент рукописного японско-русского иероглифического словаря, который судя по всему был составлен именно им.
Словарь поступил в Азиатский музей в 1829 году в составе коллекции барона П. Л. Шиллинга, который приобрел его во Франции у лингвиста-востоковеда Юлиуса Клапрота. Клапрот жил и работал в России с 1802 по 1810 гг. и побывал в Иркутске в 1805 году, где встречался с Колотыгиным и взял у него несколько уроков японского языка — об этом он пишет в предисловии к французскому переводу японского сочинения "Общий обзор трёх стран" Хаяси Сихэя, который опубликовал в Париже в 1832 году. Вероятно, фрагмент словаря Клапрот получил от Колотыгина в Иркутске.
Ещё один похожий по форме и внешнему виду словарь хранится в отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге. На нём уже определенно стоит имя Колотыгина и дата составления — февраль 1809 года.
Тогда же, в феврале 1809 года, Колотыгин вместе с другими японцами переводил в Иркутске легенды японских карт, которые попали туда благодаря экспедиции Хвостова и Давыдова на Сахалин и Итуруп. Карты были скопированы местными геодезистами, а все подписи переведены на русский язык. Сегодня эти карты хранятся в Российском государственном архиве военно-морского флота, тоже в Петербурге.
Наконец, Николай Колотыгин выступил консультантом и, вероятно, одним из составителей книги "О Японии и японской торговле", которая была опубликована в Петербурге в 1817 году — вероятно, уже после смерти японца. По некоторым сведениям, он скончался в 1810 г.
Николай Колотыгин, работая учителем и переводчиком, дослужился до титулярного советника — чиновника 9 класса, имевшего право на личное дворянство и обращение "ваше благородие".
Меня всегда удивляет эта зеркальность судеб Дайкокуя Кодаю и Николая Колотыгина. Первый — вернулся в Японию и стал ценнейшим источником сведений о России, проведя оставшуюся жизнь в весьма стесненных условиях "неофициального чиновника" бакуфу. Второй — остался в России, стал важнейшим специалистом по Японии, сделал карьеру и довольно свободно путешествовал между Иркутском и Петербургом.
А какой путь избрали бы вы, будь на месте Кодаю и Синдзо? Поделитесь в комментариях! И не забудьте подписаться, если вы ещё этого не сделали: я пишу об истории Японии, российско-японских отношений и айнов — коренного народа Сахалина, Курил и Хоккайдо.