Вы наверняка были в домах, в которых, как говорится, плюнуть некуда, остаётся только ходить чётко по центру, чтобы не задеть какую-нибудь диковинную штуку, привезённую из абрактабрской страны. В таких хоромах пахнет… ничем не пахнет, там всё стерильно. И отношения вычищаются до блеска, становятся музейным экспонатом с надписью «Они просто живут вместе». Но есть и другая категория жилищ, где тесно, уютно, куда хочется приходить. А ещё попадаются… Короче, все дома разные. Сегодня я расскажу о семье друзей. Катерина уже выросла и сама стала бабушкой, но всегда, когда вспоминает о своих дедулях, нет-нет да и промокнёт украдкой глаза. Дед Михаил вместе с братом своим Коленькой продали дом в деревне и переехали в город, чтобы следить за внучкой Катенькой. Коленька купил квартиру в том же подъезде, где Катя с родителями жила, но на четырнадцатом этаже — всё веселее вместе. Два проказника и егоза. Помню, как она рассказывала о первой попытке завести собаку.
***
Маленькая хитрюга бежала домой с комочком шерсти.
— А что скажет мама? — тихо сказала Катя, замерев около двери.
Она убрала за ухо выскочившую чёлку, зашла в квартиру, доски под линолеумом скрипнули.
— Катечка, скоро кушать будем, посиди в комнате, — раздался голос деда Михаила из зала. — Не ходи по дому, мама только полы помыла, в ванной убирается.
— Хорошо, дедушка.
Прокравшись на цыпочках в комнату, малышка спрятала заскулившего щенка под одеяло.
— Тише, кутёнок, тише. Я тебе сейчас колбаски принесу.
Катечка пробралась на кухню, открыла холодильник и достала батон колбасы. Уже пошла к выходу, но посмотрела на стол, а там конфеты! Любимые разноцветные фантики карамелек! Ей не хватило роста и длины рук, чтобы достать сокровища, а перевёрнутые стулья стояли на подоконнике. Но её не зря называют умной девочкой, она потянула к себе скатерть. Шуршащая накрахмаленная ткань покрылась волнами, на которых конфетница, как корабль счастья, приближалась к краю стола вместе с сахарницей и варенницей.
— Катя, что это? — из коридора раздался крик мамы.
Катя дёрнулась, и всё, что было на столе, вышло из берегов: сахарный водопад осчастливил своим посещением чисто вымытый, ещё не просохший пол, яблочный янтарь вытек на стол ближе к разноцветным карамельным брызгам.
В коридоре шум, тявканье, крики дедушки, шлепки босых ног по мокрому полу, а на кухне Катя быстро разворачивает конфету и пихает в рот — в ближайшую неделю ей их точно не дадут. Щенок ворвался на кухню, держа в пасти погрызенный Катин тапок, и уселся около сахарного озера. Чудесный хвостик разметал сладость по всем углам. На пороге показалась красная мама с тряпкой и бледный дедушка Михаил.
— Правда, он милый?
Под суровым взглядом мамы Катечка вытащила изо рта конфетку, завернула её в фантик, положила на стол и подняла щенка с пола.
— Вот мы с папой этого милого с собой на Север и заберём, — поправила волосы мама и посмотрела на дедушку. — И не смей её защищать.
Катька, Катенька, Катя, Катерина — ей нравилось, как дед Михаил играл с ней, чтобы она не грустила о маме с папой. А они, устроившись на новом месте, не торопились к дочери, через несколько лет родили долгожданного сына и постепенно перестали писать, только с праздниками поздравляли и деньги переводили. Так и выросла Катенька в любви и заботе двух дедов. Да их, судя по воспоминаниям, все в доме любили. А бабульки так вообще клеились к дед-Коле.
***
Дед Николай был похож на гуттаперчевый шарик с ножками. Он спускался в лифте со своего четырнадцатого этажа и пританцовывал, повизгивал и посвистывал. К тому моменту, когда двери открывались, он был уже красный, ароматный и мокрый.
Услышав женское щебетание на лавочке возле подъезда, он оставшиеся несколько ступенек до двери преодолевал со звуками боли, поглаживал правую ногу — входил в образ. За дверями наступила тишина, а потом раздались суетливые возгласы.
— Это же Коленька! Шевелись, старая. Убери свои ноги, кляча! Ох, зеркальце дома забыла!
Дверь открыла одна из женщин. Коленька слегка наклонил голову в знак благодарности, выкатился на свежий воздух, как колобок из печки.
— Спасибо, соседушки. Спасибо, родненькие!
— Да ладно, милый! Что уж там! Иди аккуратненько, горемыка. Как твоя ноженька, заживает?
— Ох, опять Нюрка плохо лифт помыла, — всплеснула руками бабулечка с платочком под цвет выцветших глаз, — дай штанцы тебе отряхну и подкатаю!
И ринулась к Коленьке.
— Стоять! — заорал дед Коля.
Бабульки замерли. Та, что в платочке, так и села на асфальт.
— Господи Исусе! Шош ты так кричишь, окаянный. Чуть Богу душу не отдала!
— Не трогайте, чтоб вас!
— Чаво? — переглянулись сердобольные.
— Спасибо за помощь, говорю. Чтоб вас все блага земли посетили. А я пойду.
Прихрамывая и охая, Коленька обошёл бабулечку. Глянул в окна первого этажа, где из-за занавесок подсматривали за спектаклем дед Михаил и внучка. Катенька, не скрывая восторга от актёрской игры деда, хлопала в ладоши.
— Вот научусь играть, тогда больше не буду прятаться и врать. Вот устрою для вас концерт, — бормотал Коленька, скрывшись за ближайшими деревьями парка, — тогда не жалеть будете, а гордиться!
Коленька шёл в тайное место — он в свои семьдесят три года учился играть на поперечной флейте. А пока ничего лучше не придумал, как прятать её в штанине, изображая больную ногу. Он, как рассказывала Катерина, был ещё тот конспиратор.
***
По утрам, как довольный кот, дед Коля садился на скамейку около подъездной двери и наслаждался звуком скрипящих петель. Они — «скрип — раз, два, три, скрип — четыре, пять, шесть», а он коленочки в стороны — раз, два, три, и снова в центр — четыре, пять, шесть.
Жители подъезда уже привыкли к странностям деда. После концерта на флейте к нему стали относиться с уважением, но не без доли усмешки. Если в разговоре кто-то упоминал деда с чудинкой, все знали — речь о Коленьке.
Всеми любимый дед сидит на своём месте в самый час пик.
— Здрасьте, дядь Коль! — щебечут женщины-предпенсионницы.
— Привет, Николаич, — вторят их мужья и на ходу отключают сигнализацию на машинах.
А дед Коля сидит, кивает всем головой, не открывает глаза, улыбается и крутит стопы и колени в разные стороны.
— Дедушка, здравствуйте! — кричит малышня, пока их за руку тащат опаздывающие на работу родители.
— Привет, милки, — приоткрывает дед один глаз. — Загляните вечерком, а мамка отдохнёт пока, — он поворачивает морщинистое лицо к солнцу и зажмуривается. — Приводи, милая.
— Спасибо, дед Коль! — не оборачиваясь, кричит мамашка.
В восемь, как обычно, выскакивает внучка Катенька. На ходу застёгивает куртку, присаживается рядом с дедом, чмокает его в щёку.
— Привет, дедуля. Опять суставы разрабатываешь? Я всё не перестаю удивляться твоей смекалке.
Коленька сквозь ресницы смотрит на внучку.
— Как ты меня раскрутил, чтобы я тебе штаны-клёш купила! Я-то думала, что в память о морской службе, а ты… — Катенька кивнула на края брюк, которые полностью скрывали стопу деда, наклонилась к его уху и зашептала, — прячешься и танцуешь, чтобы никто не догадался.
Коленька шикнул, Катенька, подыгрывая деду, вскочила испуганной птичкой.
— Люблю тебя, дедуля!
— Беги, проказница. Сегодня на флейте играю, не опаздывай! Танцую… — дед потёр колени, слегка поморщившись от боли. — Если бы. Эх, молодость!
***
Катенька окончила школу с отличием и поступила в университет. Тогда родители приехали первый раз за все десять лет отсутствия. Поздравили её, но погостили несколько дней: там, дома, остался братик, которого она никогда не видела, а они не хотели привозить его с собой, чтобы не травмировать дочь. Что они в этом понимали! Конечно, деды не могли покрыть недостаток родительской любви, но соревнование «кто больше любит и сделает подарок круче» устраивали регулярно. Борьба за семейную реликвию, которой Катерина очень дорожит, — это особенная история отношений между братьями.
Злой Коленька вышел из квартиры. Пряча что-то за пазухой и оглядываясь на дверь квартиры, вызвал лифт. К счастью, он быстро приехал. Коленька только зашёл в тёмную пасть замкнутого пространства, как за дверью дед-Мишиной квартиры раздались крики и шарканье тапочек.
— Колька! А ну отдай! Где ты? Быстро иди сюда!
Коленька судорожно несколько раз нажал на кнопку четырнадцатого этажа.
— Ну же, быстрее, да что же это!
Двери быстро закрылись, и лифт неторопливо двинулся вверх.
— Уф, — выдохнул Коленька и опустился на пол, — как ты, мой родной? Украл тебя Миха, но я твой спаситель.
Дедок аккуратно распахнул куртку и достал красивый стеклянный светильник на резной чугунной подставке с виноградными листьями.
— Колька! Ты у меня получишь! Вот только догоню тебя!
Колька опустил голову вниз, откуда доносился голос.
— Ага! Догони, старый хрыч! Тоже мне скаковая лошадь.
Он сидел и с трепетом поглаживал каждую загогулинку.
Дед Михаил пытался быстро подниматься по лестнице, но больше слышались одышка и хрипы.
— Колька, братом не будешь. Последний шанс даю. Отдай светильник!
— Не отдам. Маменька его мне завещала! Младше меня, а память всю растерял и стыд! — дед Коля спрятал светильник, застегнул куртку и погрозил кулаком. — Угрожает ещё!
Наступила тишина, и только подъездное эхо умножало звук сигнала на телефоне.
— Петрович! Глуши лифт! Потом объясню!
Лифт дёрнулся и остановился. Шаги приближались к дверям.
— Ну что? Так и не отдашь? — раздался голос дед Михаила на той стороне дверей.
— Ты, конечно, мой брат, но светильник не отдам.
— Знаешь, Коль…— дед Михаил всхлипнул. — Вспомнил тут, как мы его купили вместо школьного обеда…
— Да уж, в животе урчало, а маменька нам трёпку устроила: думала, что мы деньги на конфеты истратили.
— А помнишь, как она плакала, когда мы ей отдали ентот светильник… да… Знаешь, я ж не просто хочу его забрать. Я Катеньке хочу оставить память о прабабушке. Она на физкультурный факультет поступила, умница, енто, подарок хотел ей такой сделать…
— Открой лифт, изверг! — зычно заорал дед Коля, нажимая на кнопки всех этажей. — Быстро!
Телефон на той стороне дверей запищал.
— Петрович, спускай лифт, иначе Колька двери выломает…
Лифт уехал в начало путешествия и открыл свой тусклый беззубый рот. Оттуда вышел разъярённый Коленька и пошёл вверх навстречу брату.
— Миха, чтоб тебя! Ты что, разговаривать не научился? Что ты орал «Отдай»? Да разве я когда-то для Катеньки хоть что-то жалел?
Дед Николай подошёл к деду Михаилу, распахнул куртку, вытащил светильник, поцеловал его и отдал хлопающему ресницами брату и пошёл дальше пешком. И всю дорогу было слышно затихающее гневное бормотание. А внизу стоял дед Михаил со светильником и улыбался.
— Коленька. Братишка. Как же я тебя люблю.
***
Так и жили они: Катенька в квартире с дед-Михаилом и на птичьем четырнадцатом этаже Коленька.
И вот уже Катенька, без полгода выпускница университета, сидит на маленькой кухне перед тетрадкой и грызёт карандаш. Казалось, что на его кончике мировой гранит науки и его надо обязательно съесть. Из коридора доносятся шаркающие звуки тапочек и скрип досок под линолеумом, в дверях появляется заспанный дед.
— И чаво? Опять тебя, Катька, никто не кормит! Ты, енто, бросай, — дед Михаил убрал мобильный телефон в карман. — С такой скоростью всю нашу деревозаборную промышленность разоришь.
— Дерево-об-ра-ба-ты-ва-ю-щу-ю, дедушка! Деревообрабатывающую!
— Мне пред народом не говорить.
— А кто знает? Я заканчиваю университет с отличием, вдруг тебя вызовут для торжественной речи? Что делать будешь?
Катя встала, закрутила волосы и ловко закрепила их карандашом на макушке.
— Енто, как там, ну, давича… — Катенька согнулась и спародировала скрипящий голос деда, — взростил я внучку свою любимую. Усё ей дал, как отец и мать был для неё, карандашов для неё не жалел, лишь бы сытая и довольная была…
Михаил хлопнул ладонями по коленям и зашёлся в смехе.
— Ох, не зря тебя Колька проказницей кличет! Ну насмешила!
— Енто ещё чаво! Я вот давича с братом своим Колькой на кружок по танцам ходил, ему невесту хотел подобрать, так оказия приключилась, — продолжала внучка, — не к нему, а ко мне…
— Ты, енто, перестань, — заголосил покрасневший дед, — мала ещё деда о таком зубоскалить!
— Ой, простите, что же енто я натворила! Осерчал на меня дед любимый! — Катенька схватила тетрадь, стукнула ею себя по лбу, пала в ноги деду и проползла мимо него в коридор. — Деда, прости, но… — Катенька встала, поправила спортивные штаны, положила тетрадь в сумку, — но проказник — это ты! А я так, учусь!
— Учись, девочка, учись, только завтракать не забывай. Достала бы сырнички из холодильника, раз я заснул, и на сковороду бросила, специально для тебя утречком слепил.
— Прости дед, у меня выбор: или гранит науки, или плита. Диплом — енто тебе не лясим-трясим, а препод — да шут с ним: с такой поддержкой, как вы, мои дедулечки, я справлюсь.
Катенька поцеловала деда в щетинистую щёку.
— Я побежала к деду за спортинвентарём, у меня тренировка скоро. Не ругайся на меня, у него быстренько сырники съем. Ты же с брательником своим наверняка поделился. — Катя застегнула деду верхнюю пуговицу и поправила воротник. — А ты речь репетируй и… побрейся. А то скажут мне: «Что енто за лесовик тутыча пришёл?» Распугаешь мне всех друзей и преподавателей.
— Агась! Ради такого год бриться не буду! И к твоему дипломнику приду, настращаю его: нечего мою внучку обижать.
— Не дипломнику, а… А, не важно. Репетируй, дедуля. — Катенька открыла дверь и выбежала в коридор. — Мама позвонит — привет ей передавай! Может, приедут, а то с выпускного не виделись? Хотя, не говори ей ничего. Мне с вами хорошо.
Дед Михаил улыбнулся и закрыл за внучкой дверь, достал кнопочный телефон из кармана и нажал двойку.
— Колька, разогрел? Пигалица уже в пути. Не отпускай, пока сырники не съест, а то опять в обморок на тренировке своей грохнется. Пока. Заходи вечером, вместе торт съедим, пока Катьки не будет. Я маленький испеку, у неё диета. Всё, звонок слышу, иди открывай.
Дед вернул телефон в карман и достал оттуда сложенный лист бумаги с затёртыми краями.
— Не боись, Катенька, не будет тебе стыдно за деда. Я справлюсь, освою я енти буквы, чтоб их… — Он встал перед окном, облокотился на подоконник одной рукой, а вторую, с текстом, вытянул перед собой. — Меня звать Михал Николаич. Я, енто… тьфу ты! Не надо говорить «енто». Я…
Катерина закончила университет с отличием. Деды были вместе с ней в торжественный день вручения диплома. Но дед Михаил так волновался, что мог только плакать и повторять: «Меня звать Михал Николаич, енто, это моя внучка!» Но разве это важно? Главное, чтобы в доме было тепло от воспоминаний и можно было написать: «Они живут вместе» — и проказничать. А это у них получалось на все сто.
Автор: Марина Еремина
Больше рассказов в группе БОЛЬШОЙ ПРОИГРЫВАТЕЛЬ